– Джиллиам забрал его у меня. И ничего не говорит. По крайней мере нам. Не знаю, что он с ним делает.
Мерси охватила ярость.
– Теперь я должна просить о помощи в деле тридцатидвухлетней давности?
– Я выясню, что смогу.
– Если понадобится, я потребую, чтобы Брайтон забрал у него конверт.
– Если Брайтон не приказал ему забрать конверт и ничего с ним не делать.
– Зачем? – удивилась Мерси.
– Откуда мне знать?
– Джиллиам достаточно тверд, чтобы руководить своей лабораторией без пригляда шерифа.
– Согласен. Но если дело не в том, чтобы помочь Джиллиаму избавиться от всех вас, далеких от науки, носящих пистолеты ковбоев, шныряющих по нашей священной криминалистической лаборатории, то в чем же?
– В Бейли. В ее деле все неладно. Нераскрытое убийство. Расследование, давшее меньше, чем должно было дать. А теперь, через тридцать лет, какой-то таинственный сукин сын выводит меня к вещам, которые должны были найти Раймерс и Торнтон. И Брайтон не знает, как ему быть.
– Не думаю, что здесь дело в Бейли или в уликах. По-моему, Брайтон хочет сделать все возможное, чтобы лаборатория оставалась у него под пятой.
– Она никогда не была под его пятой.
– Джиллиам не согласится, – сказал Эван.
– Он не всегда видит целиком всю картину.
– С этим, пожалуй, не соглашусь я.
– Дело в Бейли, – повторила Мерси.
Эван пожал плечами:
– Тридцать два года – большой срок. Я слышал, о ней тогда никто не беспокоился, так чего ради беспокоиться о ней сейчас?
– Так все говорят. Поехали к могиле твоего отца. Может быть, он расскажет мне то, что помнит.
О'Брайен улыбнулся, в его лице появилось что-то проказливое.
– Да. Не сомневайся, он поможет тебе всем, что в его силах.
* * *
Могилы Джеймса и Маргарет О'Брайен находились под большим платаном в северной части кладбища. Дерево было голым, но несколько бурых листьев величиной с обеденную тарелку лежали на траве. Эван нагнулся и смахнул с надгробия прилипший лист.
– Я выбрал черный гранит, он долго не выгорает на солнце.
Мерси прочла надпись на камне.
ДЖЕЙМС И МАРГАРЕТ О'БРАЙЕН СМЕРТЬ НЕ РАЗЛУЧИТ ЛЮБЯЩИЕ СЕРДЦА
– Хорошая эпитафия, – промолвила Мерси.
– Я сам придумал ее.
– Отлично. Эван, как оно было тогда? Когда ты жил в пустыне?
– Мне нравилась пустыня. У нас был бассейн для плавания, где летом собирались скорпионы, а зимой щитники. Много земли, где можно побродить. Хватало места, чтобы и бегать, и думать.
– А родители? Очень были довольны?
– О Господи, что ты! Они постоянно дрались. Мать нападала. Отец защищался. Видела когда-нибудь, как дерутся двое пьяных?
– Нет.
– И не надо.
– Из-за чего они дрались?
О'Брайен искоса посмотрел на Мерси и объяснил:
– Обычно из-за пустыни. Мать считала, будто они оказались там по вине отца. Она вечно орала, что отец лишился престижной работы в хорошем месте и притащил ее в пустыню, которую она ненавидит. Кончалось тем, что отец трус, раз ушел с прежней работы. Чего он боялся, я не знаю. Ела она его поедом, потому что скучала по пляжу? Не знаю. Мать считала, что если бы отец мог постоять за себя, был настоящим мужчиной, то она не прозябала бы в том пыльном городке. И в семьдесят шестом году допилась до смерти. Отец сделал то, что сделал пять лет назад. Старый дом теперь мой. Отец оговорил это в завещании. Я собирался продать его, но передумал. Он напоминает мне о них. Как продать дом, где твои родители убивали себя?
Мерси вспомнила о разговорах с Кларком и Торнтоном.
– Я думала, Джим получил хорошую работу – с повышением, прибавкой к жалованью.
– Да. Он сразу же стал полным сержантом. Ей было мало этого.
Мерси услышала в его голосе презрение. Эван снова коснулся надгробия.
– В большинстве случаев я принимал сторону отца. Мысленно. Скажи я что-нибудь, мать врезала бы мне так же сильно, как отцу, поэтому я помалкивал. Помню свой первый приступ эпилепсии. Мне было пять или шесть лет. Они дрались, а я зажал уши руками и вопил. Мысленно, чтобы никто не услышал. Мать с отцом продолжали возле бассейна свой жалкий спор о возвращении к настоящей жизни. Потом я оказался на полу, кровь заливала мне глаза, а они стояли на коленях, склонясь надо мной. Я подумал, что кто-то из них ударил меня. Оказалось, я упал и ударился о журнальный столик.
– Это большая нагрузка для ребенка.
Эван пожал плечами:
– Да, но они любили меня. Они были какими-то сумасбродными, видимо, совершенно неправыми в отношении друг к другу, но меня любили, и я это знал. Были не такими уж скверными родителями. Я не отрицаю этого и не жалуюсь. Когда возникала необходимость, они стояли за меня.
– Я слышала, у Джима была репутация бабника, – неуверенно произнесла Мерси.
Глаза Эвана сузились, он помрачнел.
– Когда мать умирала, отец сидел у кровати, держал жену за руку. Я за другую. Он пережил ее почти на двадцать лет, и у него никогда не было любовницы. Я не знал ни об одной, хотя видел его часто. Мы были близки. Общались. Кто сказал тебе такое о нем?
Мерси уже в который раз пожалела, что не держала язык за зубами. Сдуру ляпнуть такое, притом у могилы человека! Подумала, что в аду есть особое место для людей, повторяющих одни и те же ошибки. Видимо, она сможет руководить управлением к пятидесяти восьми годам.
– Эван, не важно.
– Для меня важно. Передай своему осведомителю, пусть сядет на раскаленную кочергу или придет ко мне. Я ему вправлю мозги.
– Хорошо, скажу.
Эван вздохнул:
– За мертвых никто не заступается. Мы должны делать для них хотя бы это.
– Да.
Мерси прислушалась к шуму ветра в ветвях. Закодированные тайны, подумала она. Если разгадать код, весь мир можно было бы загнать в ящик.
Нужно положить все это в ящик и выбросить его.
Нужно ли?
– Твой отец рассказывал когда-нибудь о деле Бейли? – спросила Мерси.
О'Брайен чуть удивленно посмотрел на нее:
– Немного. Отец не говорил о служебных делах. До самой смерти.
– Патти Бейли была одной из причин тех драк?
– Да, какая-то Бейли упоминалась.
– Он знал ее?
– Не помню, Мерси. Те воспоминания уже стали смутными. Мне приходилось о многом думать после того, как отец покончил с собой. Это произошло почти пять лет назад. Я думал о нем, о матери. И ни на секунду не вспоминал о Патти Бейли. Понимаешь меня?
– Эван, почему он это сделал?
– Его что-то терзало. Многое в нем было сокрыто от меня. Думаю, и от всех.
Это совпадало с тем, что поняла Мерси о человеческой природе через таких людей, как Вырыватель Кошельков: невозможно полностью знать человека. О нем можно узнать многое. Но не все.
– Отец снится мне, – продолжил О'Брайен. – Постоянно. В сновидениях он жив, здоров, и мы вместе занимаемся то одним, то другим: рыбачим, запускаем модель самолета, играем в мяч. Я не люблю эти развлечения, но вижу себя проводящим за ними время с отцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84