Они хотят поставить знак равенства между пятью и четырнадцатью…
— Четырьмя и четырнадцатью, — коротко поправил Хикок, — здесь всего четыре убийцы и один напрасно осужденный. Я не убийца, черт бы вас побрал. Я никогда не уронил даже волоса с чьей-нибудь головы.
Хикок продолжал писать письма, протестуя против осуждения, и одно из них наконец дало плоды. Получатель, Эверетт Стирман, председатель комитета правовой поддержки Канзасской ассоциации юристов, был встревожен заявлением отправителя, который упорно утверждал, что его и его сообщника судили не по справедливости. По словам Хикока, «атмосфера враждебности» в Гарден-Сити привела к тому, что присяжные не могли не быть предубеждены, и поэтому суд должен быть проведен повторно в другом месте. Что касается присяжных заседателей, которых выбрали в жюри, то по крайней мере двое из них ясно указали, что считают нас виновными, еще во время предварительной проверки (когда одного из них спрашивали, каково его мнение о высшей мере наказания, он сказал, что обычно он против смертной казни, однако не в данном случае); к сожалению, протокола предварительной проверки допустимости присяжных не существует, потому что закон штата Канзас не требует этого, если не было сделано особого запроса. Многие из присяжных заседателей, кроме того, были «хорошо знакомы с убитыми. Как и сам судья. Судья Тэйт был близким другом мистера Клаттера».
Но самым яростным нападкам Хикок подверг двух защитников, Артура Флеминга и Гаррисона Смита, чьи «некомпетентность и непрофессионализм» явились главной причиной того тяжелого положения, в котором оказались обвиняемые, поскольку они не предлагали и не разработали никакой настоящей защиты, и подразумевалось, что такая нерадивость была преднамеренной — сговор между защитой и обвинением.
Это были серьезные обвинения, бросающие тень на честь двух уважаемых адвокатов и выдающегося окружного судьи, но если даже это было верно лишь отчасти, все равно конституционные права ответчиков были нарушены. По инициативе мистера Стирмана Канзасская ассоциация юристов предприняла шаги, беспрецедентные для юридической истории Канзаса: она поручила молодому адвокату из Уичито, Расселу Шульцу, разобрать эти жалобы и, если их обоснованность подтвердится, оспорить законность осуждения, приведя заключенных на слушание дела в Верховном суде Канзаса, который недавно поддержал приговор.
Казалось бы, расследование Шульца было довольно одностороннее, так как состояло оно в основном из бесед со Смитом и Хикоком, после которых адвокат сказал прессе: «Вопрос поставлен так — имеют ли явно виновные, но не имеющие средств ответчики право на нормальную защиту? Я не думаю, что Канзас будет сильно или надолго поражен смертью этих апеллянтов. Но я не думаю также, что Канзас когда-нибудь оправится после смерти судебного процесса, проведенного с соблюдением всех требований законности».
Шульц зарегистрировал ходатайство habeas corpus, и Верховный суд Канзаса уполномочил одного из своих собственных юристов, достопочтенного Уолтера Г. Тила, провести новое слушание в полном масштабе. Так и получилось, что спустя почти два года после суда все действующие лица вновь собрались в зале суда в Гарден-Сити. Единственные, кого не хватало из старых участников, — это сами ответчики; на их месте стояли судья Тэйт, старый мистер Флеминг и Гаррисон Смит, чья карьера была под угрозой — не из-за самих жалоб, а из-за того, что Ассоциация юристов могла им поверить. Слушание, которое по одному пункту было перенесено в Лансинг, где судья Тил выслушал показания Смита и Хикока, заняло шесть дней; в конечном итоге все пункты были закрыты. Восемь присяжных заседателей поклялись, что они никогда не знали никого из членов семьи Клаттеров; четверо признались, что были поверхностно знакомы с мистером Клаттером, но все, включая Н.Л.Дуннана, авиадиспетчера, который во время предварительной проверки дал спорный ответ, заявили, что были беспристрастны в момент, когда приступили к своим обязанностям. Шульц бросил Дуннану вызов: «Как вы считаете, сэр, хотели бы вы, чтобы вас судили присяжные с таким настроем, какой был в тот момент у вас?» Дуннан ответил: «Да»; тогда Шульц задал вопрос:
— Помните ли вы, как вас спросили, как вы относитесь к смертной казни?
Свидетель, кивнув, ответил:
— Я сказал, что при нормальных условиях я был бы против. Но учитывая размеры преступления, я мог проголосовать и «за».
Подловить Тэйта было куда труднее: Шульц по когтям понял, что перед ним лев. Отвечая на вопросы о его предполагаемой дружбе с мистером Клаттером, судья сказал:
— Он [Клаттер] однажды был истцом в этом суде, по делу, которое я разбирал, о причинении ущерба самолетом, упавшим на его территорию; он предъявлял иск о возмещении убытков — насколько я помню, речь шла о плодовых деревьях. Кроме этого случая, я ни разу не пересекался с ним. Никаким образом. Я видел его, может быть, раз или два за год…
Шульц, теряя почву под ногами, сменил тему.
— Известно ли вам, — спросил он, — каким было настроение общественности после задержания этих людей?
— Думаю, да, — ответил ему судья с уничтожающей уверенностью. — По-моему, отношение к ним было такое же, как ко всякому преступнику, — люди считали, что их следует судить в соответствии с законом; что, если они виновны, им должен быть вынесен приговор; что с ними следует обращаться так же справедливо, как с любым другим человеком. Не было никакого предубеждения против них из-за того, что они обвинялись в преступлении.
— Вы хотите сказать, — хитро прищурился Шульц, — что вы не видели никаких причин перенести заседания суда в другой город?
Губы Тэйта искривились, глаза засверкали.
— Мистер Шульц, — сказал он так, словно издал протяжное шипение, — суд не может по собственной инициативе перенести место заседаний. Это противоречит закону штата Канзас. Я не мог изменить его самовольно, если не было соответствующего требования.
Но почему этого требования не выдвинул никто из защитников? Шульц задал этот вопрос им самим, поскольку, по мнению адвоката из Уичито, главной целью слушания было дискредитировать их и доказать, что они не обеспечили своим клиентам даже минимальной защиты. Флеминг и Смит противостояли нападению в хорошем стиле, особенно Флеминг, который, в вызывающем красном галстуке и с твердой улыбкой на лице, осадил Шульца сугубо по-джентльменски. Объясняя, почему он не просил об изменении места судебных заседаний, он сказал:
— Я посчитал, что раз преподобный Коуэн, священник методистской церкви и всеми почитаемый человек, занимающий в нашем обществе высокое положение, так же как и многие другие местные священники, высказался против высшей меры наказания, то заседания по крайней мере будут проходить в городе, где наибольшее по сравнению с другими областями количество людей склонялось к мысли о том, что в вопросе наказания нужно проявить снисхождение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
— Четырьмя и четырнадцатью, — коротко поправил Хикок, — здесь всего четыре убийцы и один напрасно осужденный. Я не убийца, черт бы вас побрал. Я никогда не уронил даже волоса с чьей-нибудь головы.
Хикок продолжал писать письма, протестуя против осуждения, и одно из них наконец дало плоды. Получатель, Эверетт Стирман, председатель комитета правовой поддержки Канзасской ассоциации юристов, был встревожен заявлением отправителя, который упорно утверждал, что его и его сообщника судили не по справедливости. По словам Хикока, «атмосфера враждебности» в Гарден-Сити привела к тому, что присяжные не могли не быть предубеждены, и поэтому суд должен быть проведен повторно в другом месте. Что касается присяжных заседателей, которых выбрали в жюри, то по крайней мере двое из них ясно указали, что считают нас виновными, еще во время предварительной проверки (когда одного из них спрашивали, каково его мнение о высшей мере наказания, он сказал, что обычно он против смертной казни, однако не в данном случае); к сожалению, протокола предварительной проверки допустимости присяжных не существует, потому что закон штата Канзас не требует этого, если не было сделано особого запроса. Многие из присяжных заседателей, кроме того, были «хорошо знакомы с убитыми. Как и сам судья. Судья Тэйт был близким другом мистера Клаттера».
Но самым яростным нападкам Хикок подверг двух защитников, Артура Флеминга и Гаррисона Смита, чьи «некомпетентность и непрофессионализм» явились главной причиной того тяжелого положения, в котором оказались обвиняемые, поскольку они не предлагали и не разработали никакой настоящей защиты, и подразумевалось, что такая нерадивость была преднамеренной — сговор между защитой и обвинением.
Это были серьезные обвинения, бросающие тень на честь двух уважаемых адвокатов и выдающегося окружного судьи, но если даже это было верно лишь отчасти, все равно конституционные права ответчиков были нарушены. По инициативе мистера Стирмана Канзасская ассоциация юристов предприняла шаги, беспрецедентные для юридической истории Канзаса: она поручила молодому адвокату из Уичито, Расселу Шульцу, разобрать эти жалобы и, если их обоснованность подтвердится, оспорить законность осуждения, приведя заключенных на слушание дела в Верховном суде Канзаса, который недавно поддержал приговор.
Казалось бы, расследование Шульца было довольно одностороннее, так как состояло оно в основном из бесед со Смитом и Хикоком, после которых адвокат сказал прессе: «Вопрос поставлен так — имеют ли явно виновные, но не имеющие средств ответчики право на нормальную защиту? Я не думаю, что Канзас будет сильно или надолго поражен смертью этих апеллянтов. Но я не думаю также, что Канзас когда-нибудь оправится после смерти судебного процесса, проведенного с соблюдением всех требований законности».
Шульц зарегистрировал ходатайство habeas corpus, и Верховный суд Канзаса уполномочил одного из своих собственных юристов, достопочтенного Уолтера Г. Тила, провести новое слушание в полном масштабе. Так и получилось, что спустя почти два года после суда все действующие лица вновь собрались в зале суда в Гарден-Сити. Единственные, кого не хватало из старых участников, — это сами ответчики; на их месте стояли судья Тэйт, старый мистер Флеминг и Гаррисон Смит, чья карьера была под угрозой — не из-за самих жалоб, а из-за того, что Ассоциация юристов могла им поверить. Слушание, которое по одному пункту было перенесено в Лансинг, где судья Тил выслушал показания Смита и Хикока, заняло шесть дней; в конечном итоге все пункты были закрыты. Восемь присяжных заседателей поклялись, что они никогда не знали никого из членов семьи Клаттеров; четверо признались, что были поверхностно знакомы с мистером Клаттером, но все, включая Н.Л.Дуннана, авиадиспетчера, который во время предварительной проверки дал спорный ответ, заявили, что были беспристрастны в момент, когда приступили к своим обязанностям. Шульц бросил Дуннану вызов: «Как вы считаете, сэр, хотели бы вы, чтобы вас судили присяжные с таким настроем, какой был в тот момент у вас?» Дуннан ответил: «Да»; тогда Шульц задал вопрос:
— Помните ли вы, как вас спросили, как вы относитесь к смертной казни?
Свидетель, кивнув, ответил:
— Я сказал, что при нормальных условиях я был бы против. Но учитывая размеры преступления, я мог проголосовать и «за».
Подловить Тэйта было куда труднее: Шульц по когтям понял, что перед ним лев. Отвечая на вопросы о его предполагаемой дружбе с мистером Клаттером, судья сказал:
— Он [Клаттер] однажды был истцом в этом суде, по делу, которое я разбирал, о причинении ущерба самолетом, упавшим на его территорию; он предъявлял иск о возмещении убытков — насколько я помню, речь шла о плодовых деревьях. Кроме этого случая, я ни разу не пересекался с ним. Никаким образом. Я видел его, может быть, раз или два за год…
Шульц, теряя почву под ногами, сменил тему.
— Известно ли вам, — спросил он, — каким было настроение общественности после задержания этих людей?
— Думаю, да, — ответил ему судья с уничтожающей уверенностью. — По-моему, отношение к ним было такое же, как ко всякому преступнику, — люди считали, что их следует судить в соответствии с законом; что, если они виновны, им должен быть вынесен приговор; что с ними следует обращаться так же справедливо, как с любым другим человеком. Не было никакого предубеждения против них из-за того, что они обвинялись в преступлении.
— Вы хотите сказать, — хитро прищурился Шульц, — что вы не видели никаких причин перенести заседания суда в другой город?
Губы Тэйта искривились, глаза засверкали.
— Мистер Шульц, — сказал он так, словно издал протяжное шипение, — суд не может по собственной инициативе перенести место заседаний. Это противоречит закону штата Канзас. Я не мог изменить его самовольно, если не было соответствующего требования.
Но почему этого требования не выдвинул никто из защитников? Шульц задал этот вопрос им самим, поскольку, по мнению адвоката из Уичито, главной целью слушания было дискредитировать их и доказать, что они не обеспечили своим клиентам даже минимальной защиты. Флеминг и Смит противостояли нападению в хорошем стиле, особенно Флеминг, который, в вызывающем красном галстуке и с твердой улыбкой на лице, осадил Шульца сугубо по-джентльменски. Объясняя, почему он не просил об изменении места судебных заседаний, он сказал:
— Я посчитал, что раз преподобный Коуэн, священник методистской церкви и всеми почитаемый человек, занимающий в нашем обществе высокое положение, так же как и многие другие местные священники, высказался против высшей меры наказания, то заседания по крайней мере будут проходить в городе, где наибольшее по сравнению с другими областями количество людей склонялось к мысли о том, что в вопросе наказания нужно проявить снисхождение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109