В каждой комнате, кроме вентилятора, металлического стола и складных металлических стульев, были еще замаскированные микрофоны, скрытые диктофоны и вставленные в двери тонированные стекла. В субботу, во второй день 1960 года, обе комнаты были зарезервированы на два часа дня — это время четверо детективов из Канзаса выбрали для первого разговора с Хикоком и Смитом.
За несколько минут до начала Гарольд Най, Рой Черч, Элвин Дьюи и Кларенс Дунц собрались в коридоре. У Ная была повышенная температура.
— Был немного простужен, но, как и все, рвался в бой, — говорил он впоследствии журналистам. — К тому времени я был в Лас-Вегасе уже два дня: я вылетел из Топики первым же рейсом, как только получил известие об аресте. Остальные: Эл, Рой и Кларенс — приехали на машинах. Отвратительная поездка и отвратительная погода; Новый год они встретили в занесенном снегом мотеле в Альбукерке. Когда ребята добрались наконец до Лас-Вегаса, им были просто необходимы добрая порция виски и добрые вести. У меня наготове было и то и другое. Наши молодые люди подписали отказ от права выдачи их другому штату. Более того: у нас были сапоги, обе пары, и рисунок подошв полностью совпадал со снимком в натуральную величину следов, обнаруженных в доме Клаттеров. Сапоги оказались в коробке, которую эти парни забрали на почте непосредственно перед тем, как занавес опустился. Я так и сказал Элу: «Похоже, мы расколем их на пять минут раньше, чем думали!»
Конечно, наше положение все равно оставалось довольно шатким: нечего было предъявить суду. Но я помню, что пока мы ждали в коридоре, я, конечно, чертовски нервничал, но не сомневался . Как и все остальные: мы чувствовали, что правда вот-вот откроется. Моя задача, вернее наша с Черчем, состояла в том, чтобы нажать на Хикока. Смит оставался на растерзание Элу и Старику Дунцу. До сих пор я не встречался с подозреваемыми — только осмотрел их вещи и оформил отказ от права выдачи. Я ни разу не видел Хикока до того, как его ввели в комнату для допросов. Я представлял его себе более крупным. Загорелым. Мускулистым. Но никак не тощим мальчишкой. Ему было двадцать восемь, но выглядел он как ребенок. Худющий — кожа да кости. На нем были голубая рубашка, солнечные очки, белые носки и черные туфли. Мы обменялись рукопожатием; его ладонь была суше моей. Чистый вежливый голос, хорошая дикция, весьма располагающий к себе парень с обезоруживающей улыбкой — а поначалу он улыбался много.
Я сказал: «Мистер Хикок, меня зовут Гарольд Най, а это мой товарищ, мистер Рой Черч. Мы специальные агенты Канзасского бюро расследований и приехали сюда, чтобы обсудить нарушение вами условий освобождения. Разумеется, вы имеете право не отвечать на вопросы, и я обязан предупредить, что все сказанное вами может быть использовано против вас. Вы имеете право на адвоката. Мы не собираемся применять силу, угрожать вам и не даем никаких обещаний».
Он был спокоен, как мы и хотели.
— Я знаю правила, — сказал Дик. — Меня уже раньше допрашивали.
— Итак, мистер Хикок…
— Дик.
— Итак, Дик, мы хотим поговорить с тобой о том, чем ты занимался после условного освобождения. По нашим сведениям, ты провернул по крайней мере два крупных мошенничества с чеками в окрестностях Канзас-Сити.
— Угу. Пришлось поработать.
— Не мог бы ты составить нам список?
Заключенный, явно гордясь своим природным даром — блестящей памятью, — перечислил названия и адреса двадцати магазинов, кафе и гаражей Канзас-Сити, а также все «приобретения», сделанные в каждом из них, и сумму, на которую был выписан чек.
— Мне интересно, Дик, почему эти люди брали у тебя чеки? В чем секрет?
— Секрет один: люди тупы.
Рой Черч сказал:
— Отлично, Дик. Очень смешно. Но давай на короткое время забудем о чеках.
Хотя голос у Черча жесткий, как свиная щетина, а руки такие мощные, что он может пробить кулаком каменную стену (на самом деле это его излюбленный трюк), люди почему-то принимают его за любезного маленького человечка, лысого и розовощекого «доброго дядюшку».
— Дик, — попросил он, — не расскажешь ли ты нам о своей семье?
Заключенный с охотой ударился в воспоминания. Однажды, когда ему было девять или десять лет, его отец заболел — «у него началась кроличья лихорадка», — и болезнь его продолжалась несколько месяцев, в течение которых семья жила только за счет помощи церкви и милосердия соседей, — «если бы не они, мы бы умерли с голоду». За исключением этого эпизода, детство Дика протекало нормально. «У нас никогда не было много денег, но мы и не нищенствовали, — говорил он. — У нас всегда была чистая одежда и еда на столе. Папаша у меня строгий и заставлял меня работать по дому. Без этого он себе жизни не представлял. Но мы с ним нормально ладили — никаких серьезных разногласий. Мои родители никогда не ссорились. Не помню ни одного случая, чтобы они поругались. Матушка у меня просто чудесная. И отец тоже славный малый. Я бы сказал, что они сделали для меня все что могли». Школа? Ну, Дик считал, что мог бы учиться лучше, если бы больше времени уделял книгам и не «разбазаривал» его на спорт. «Бейсбол. Футбол. Я играл во всех командах. После школы я мог поступить в колледж на футбольную стипендию. Я хотел стать инженером, но даже если бы была стипендия, все равно на учебу нужно много денег. Не знаю, мне показалось, что проще устроиться на работу».
До того как ему исполнился двадцать один год, Хикок успел поработать и носильщиком, и водителем «скорой помощи», и в мастерской по покраске автомобилей, и механиком в гараже; кроме того, он уже был женат на шестнадцатилетней девушке.
— Кэрол. Ее папаша был священником. Меня на дух не переносил. Говорил, что я полное ничтожество. Вечно мне палки в колеса вставлял. Но я был без ума от Кэрол. Она настоящая принцесса. Только, понимаете, у нас было двое детей. Мальчики. А мы были слишком молоды, чтобы растить двоих детей. Может быть, если бы мы не залезли в долги, если бы я мог зарабатывать больше… Я пытался.
Он пытался играть на деньги, начал подделывать чеки и экспериментировал с другими видами мошенничества и воровства. В 1958-м он был осужден за кражу со взломом, и суд округа Джонсон приговорил его к пяти годам заключения. Но к тому времени Кэрол уже от него ушла, и он нашел себе другую шестнадцатилетнюю невесту.
— Злая, как сто чертей. И вся ее семейка была не лучше. Пока я сидел, она со мной развелась. Но я не жалуюсь. Прошлым августом, выйдя на волю, я решил, что еще не поздно начать новую жизнь. Нашел работу в Олате, поселился у родителей и ночевал только дома. Был паинькой, одним словом.
— До двадцатого ноября, — сказал Най, но Хикок, казалось, его не понял. — В этот день ты перестал быть паинькой и начал раздавать «паленые» чеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
За несколько минут до начала Гарольд Най, Рой Черч, Элвин Дьюи и Кларенс Дунц собрались в коридоре. У Ная была повышенная температура.
— Был немного простужен, но, как и все, рвался в бой, — говорил он впоследствии журналистам. — К тому времени я был в Лас-Вегасе уже два дня: я вылетел из Топики первым же рейсом, как только получил известие об аресте. Остальные: Эл, Рой и Кларенс — приехали на машинах. Отвратительная поездка и отвратительная погода; Новый год они встретили в занесенном снегом мотеле в Альбукерке. Когда ребята добрались наконец до Лас-Вегаса, им были просто необходимы добрая порция виски и добрые вести. У меня наготове было и то и другое. Наши молодые люди подписали отказ от права выдачи их другому штату. Более того: у нас были сапоги, обе пары, и рисунок подошв полностью совпадал со снимком в натуральную величину следов, обнаруженных в доме Клаттеров. Сапоги оказались в коробке, которую эти парни забрали на почте непосредственно перед тем, как занавес опустился. Я так и сказал Элу: «Похоже, мы расколем их на пять минут раньше, чем думали!»
Конечно, наше положение все равно оставалось довольно шатким: нечего было предъявить суду. Но я помню, что пока мы ждали в коридоре, я, конечно, чертовски нервничал, но не сомневался . Как и все остальные: мы чувствовали, что правда вот-вот откроется. Моя задача, вернее наша с Черчем, состояла в том, чтобы нажать на Хикока. Смит оставался на растерзание Элу и Старику Дунцу. До сих пор я не встречался с подозреваемыми — только осмотрел их вещи и оформил отказ от права выдачи. Я ни разу не видел Хикока до того, как его ввели в комнату для допросов. Я представлял его себе более крупным. Загорелым. Мускулистым. Но никак не тощим мальчишкой. Ему было двадцать восемь, но выглядел он как ребенок. Худющий — кожа да кости. На нем были голубая рубашка, солнечные очки, белые носки и черные туфли. Мы обменялись рукопожатием; его ладонь была суше моей. Чистый вежливый голос, хорошая дикция, весьма располагающий к себе парень с обезоруживающей улыбкой — а поначалу он улыбался много.
Я сказал: «Мистер Хикок, меня зовут Гарольд Най, а это мой товарищ, мистер Рой Черч. Мы специальные агенты Канзасского бюро расследований и приехали сюда, чтобы обсудить нарушение вами условий освобождения. Разумеется, вы имеете право не отвечать на вопросы, и я обязан предупредить, что все сказанное вами может быть использовано против вас. Вы имеете право на адвоката. Мы не собираемся применять силу, угрожать вам и не даем никаких обещаний».
Он был спокоен, как мы и хотели.
— Я знаю правила, — сказал Дик. — Меня уже раньше допрашивали.
— Итак, мистер Хикок…
— Дик.
— Итак, Дик, мы хотим поговорить с тобой о том, чем ты занимался после условного освобождения. По нашим сведениям, ты провернул по крайней мере два крупных мошенничества с чеками в окрестностях Канзас-Сити.
— Угу. Пришлось поработать.
— Не мог бы ты составить нам список?
Заключенный, явно гордясь своим природным даром — блестящей памятью, — перечислил названия и адреса двадцати магазинов, кафе и гаражей Канзас-Сити, а также все «приобретения», сделанные в каждом из них, и сумму, на которую был выписан чек.
— Мне интересно, Дик, почему эти люди брали у тебя чеки? В чем секрет?
— Секрет один: люди тупы.
Рой Черч сказал:
— Отлично, Дик. Очень смешно. Но давай на короткое время забудем о чеках.
Хотя голос у Черча жесткий, как свиная щетина, а руки такие мощные, что он может пробить кулаком каменную стену (на самом деле это его излюбленный трюк), люди почему-то принимают его за любезного маленького человечка, лысого и розовощекого «доброго дядюшку».
— Дик, — попросил он, — не расскажешь ли ты нам о своей семье?
Заключенный с охотой ударился в воспоминания. Однажды, когда ему было девять или десять лет, его отец заболел — «у него началась кроличья лихорадка», — и болезнь его продолжалась несколько месяцев, в течение которых семья жила только за счет помощи церкви и милосердия соседей, — «если бы не они, мы бы умерли с голоду». За исключением этого эпизода, детство Дика протекало нормально. «У нас никогда не было много денег, но мы и не нищенствовали, — говорил он. — У нас всегда была чистая одежда и еда на столе. Папаша у меня строгий и заставлял меня работать по дому. Без этого он себе жизни не представлял. Но мы с ним нормально ладили — никаких серьезных разногласий. Мои родители никогда не ссорились. Не помню ни одного случая, чтобы они поругались. Матушка у меня просто чудесная. И отец тоже славный малый. Я бы сказал, что они сделали для меня все что могли». Школа? Ну, Дик считал, что мог бы учиться лучше, если бы больше времени уделял книгам и не «разбазаривал» его на спорт. «Бейсбол. Футбол. Я играл во всех командах. После школы я мог поступить в колледж на футбольную стипендию. Я хотел стать инженером, но даже если бы была стипендия, все равно на учебу нужно много денег. Не знаю, мне показалось, что проще устроиться на работу».
До того как ему исполнился двадцать один год, Хикок успел поработать и носильщиком, и водителем «скорой помощи», и в мастерской по покраске автомобилей, и механиком в гараже; кроме того, он уже был женат на шестнадцатилетней девушке.
— Кэрол. Ее папаша был священником. Меня на дух не переносил. Говорил, что я полное ничтожество. Вечно мне палки в колеса вставлял. Но я был без ума от Кэрол. Она настоящая принцесса. Только, понимаете, у нас было двое детей. Мальчики. А мы были слишком молоды, чтобы растить двоих детей. Может быть, если бы мы не залезли в долги, если бы я мог зарабатывать больше… Я пытался.
Он пытался играть на деньги, начал подделывать чеки и экспериментировал с другими видами мошенничества и воровства. В 1958-м он был осужден за кражу со взломом, и суд округа Джонсон приговорил его к пяти годам заключения. Но к тому времени Кэрол уже от него ушла, и он нашел себе другую шестнадцатилетнюю невесту.
— Злая, как сто чертей. И вся ее семейка была не лучше. Пока я сидел, она со мной развелась. Но я не жалуюсь. Прошлым августом, выйдя на волю, я решил, что еще не поздно начать новую жизнь. Нашел работу в Олате, поселился у родителей и ночевал только дома. Был паинькой, одним словом.
— До двадцатого ноября, — сказал Най, но Хикок, казалось, его не понял. — В этот день ты перестал быть паинькой и начал раздавать «паленые» чеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109