И зачем? Чтобы в один прекрасный день, спасаясь от преследующих тебя всадников, добраться до этого дерева, мгновенно вскарабкаться по ветвям, взлететь наверх и ножом вырезать из-под коры меч, который ты сам некогда туда воткнул. А ведь длинноногий Хёнир так и поступил однажды.
Ториан помолчал.
– Нет, он поступил так по крайней мере однажды. А может, и не однажды. Единственное, в чем я уверен, так это в том, чего Сын не хочет. А не хочет он, чтобы ты оставался здесь, чтобы поступил так, как решили вы с Йеном: закончил учебу, а потом отправился искать самоцветы Брисингамена. Потому что в таком случае Сын ничего не добьется. И именно это ты, Ториан дель Ториан Младший, и сделаешь, чтобы отомстить за меня. Ты…
Ториан умолк: официантка принесла огромный поднос, сплошь заставленный блюдами, которые выглядели замечательно, а пахли еще лучше.
Первую тарелку официантка поставила перед Торианом. Там лежали полдюжины ломтиков мяса молодого барашка, сверху обгоревших до угольков. Однако когда Ториан потыкал в них ножом, выяснилось, что внутри они красные, недожаренные и с кровью.
В баранине ощущался чеснок и тот неожиданный лимонный привкус, который понравился Ториану, – точно так же, как и смесь других специй, ему незнакомых. Не спеша он отправил в рот первый кусок. Надо еще о многом поговорить, а времени мало, но не стоит комкать свою последнюю трапезу.
Будь у Ториана выбор, он никогда бы не очутился в этом ресторанчике – хотя бы потому, что раньше никогда о нем не слышал. Он бы предпочел, чтобы его последней трапезой стал праздничный обед в День Благодарения, потому что это была его любимая трапеза дома – то есть в Хардвуде.
Нет, снова нет, сначала он был прав: дома. Его любимая трапеза дома.
– Ты, юный Ториан, будешь все делать так, как решил раньше, держа глаза и разум открытыми, не забывая, кто ты и что ты. Ты – Ториан дель Ториан, сын Ториана дель Ториана и Карин Релке Торсен, и должен вести себя соответственно.
Юный Ториан склонил голову. Это уже был не поклон-укор, а поклон, означающий вынужденное согласие. Вынужденное, но тем не менее согласие.
– А теперь, друзья мои, – сказал Ториан дель Ториан, поворачиваясь сначала к Билли Ольсону, затем к Джеффу Бьерке и напоследок поглядев с любовью на своего свертброра, своего собрата по оружию, на Мэгги дель Альберт, – давайте насладимся обедом.
Все четверо уныло ковырялись в тарелках. Впрочем, у Торри, как видел его отец, точно была на то причина: хватило бы одного вида лепешки из измельченной говядины, покрытой бледным и ужасного вида зеленым сыром, чтобы лишиться аппетита – даже перевари он ее отвратительное название.
Ториан дель Ториан еще раз откусил кусок баранины.
Чудесно.
Глава 22
Харбардова Переправа
Птица, должно быть, заметила их накануне, но Йен увидел ее лишь утром, когда они снялись с лагеря и вышли из соснового бора на тропу.
Сначала он принял птицу за орла – выше в горах водилось немало орлов, вивших гнезда под самыми облаками. Но… И голова не как у орла, и крылья не орлиные. Йен почти сразу понял: это либо Хугин, либо Мунин.
Хорошо бы возвращение воронов на Харбардову Переправу не означало появления поблизости Харбарда, или Одина, или как он там себя сейчас называет. Йен был высокого мнения о своих дарованиях, но его с «Покорителем великанов» Одину хватит на один зуб, даже если Один будет без своего копья, Гунгнира, а Гунгниром он способен, самое малое, уничтожать целые армии.
Впрочем, совершенно бессмысленно изводиться по этому поводу – точно так же, как в детстве не стоило гадать, что делать, если русские – то есть Советы: в те времена еще существовал Советский Союз – таки запустят свои ракеты.
Почему-то эта мысль не оказала того успокаивающего воздействия, на которое уповал Йен.
– Могу ли я что-нибудь для тебя сделать, Йен Серебряный Камень? – спросил ехавший на пони Валин.
Это униженное подобострастие, все более усугублявшееся, уже успело навязнуть в зубах, однако Йен тут был бессилен. Стоит найти Валину какое-нибудь занятие, как тот с радостью за него хватается – к примеру, он на удивление быстро сплел спальный коврик из сосновых иголок, – а потом просит еще работы. Если Йен отвечал «нет», Валин через минуту или две приходил к выводу, что теперь-то Йену Серебряному Камню наверняка что-то требуется, просто Йен Серебряный Камень по каким-то причинам забыл об этом упомянуть.
Йена это не бесило только потому, что он запретил себе беситься.
Птица, кружившая высоко в небе, спустилась пониже.
Да, Хугин или Мунин, это опять я, подумал Йен.
Ворон сделал еще два круга, а затем улетел на юг.
До избушки добрались сильно за полдень; Йен пошел вперед пешком, велев Валину вести лошадей вверх по склону и притом не спеша. Неплохой компромисс: лошадям надо отдохнуть, а у Валина появилась работа, хотя кобыла Йена, обычно смирная, протестующе ржала, недовольная тем, что ее ведет в поводу вестри. Чем Йен остался доволен. Пусть Валин сам с ней управляется. Они прекрасно поладят: цверг будет все время спрашивать, не может ли он что-нибудь для нее сделать, а она будет ржать, требуя, чтобы он отпустил поводья.
Может, угомонятся, поженятся и даже заведут забавного вида детишек…
Йен ускорил шаг.
Он узнал Арни Сельмо издали только потому, что ожидал его увидеть.
Тот изменился, но не так сильно, как рассчитывал Йен. Арни по-прежнему был кожа да кости, хотя Йену показалось, что старик слегка поправился. И понятно: Арни в самом деле слишком стар, чтобы наращивать мускулы.
Однако лысина исчезла, а седые волосы, некогда коротко стриженные, отросли: теперь при ходьбе у Арни за плечами металась из стороны в сторону туго заплетенная косичка. Цвет лица у него всегда был мучнистый – после многих лет, проведенных при свете шипящих флуоресцентных ламп в аптеке, – но лицо и шея сильно загорели, а поднимаясь со стула, стоявшего на переднем крыльце дома, и спускаясь по тропинке, он держался прямо.
В походке Арни ощущалась пружинистость, которой Йен не помнил, но легкая улыбка осталась прежней.
– Йен Сильверстоун! Мне говорили, но я не поверил.
– Что тебе говорили?
– Что ты вернулся в Тир-На-Ног, однако не отправился первым делом ко мне. – Улыбка увяла. – Все в порядке?
– Боюсь, что нет. – Йен покачал головой. – Даже боюсь, что все ровно наоборот: у нас кое-какие проблемы.
– Мы можем чем-нибудь помочь?
Мы, вот как? Йен ощутил необъяснимую болезненную ревность.
Впрочем, чему тут удивляться? Фрейя в конце концов богиня плодородия и в юности была известна своими, гм-м, похождениями. Поговаривали даже, что она переспала с семью вестри, чтобы получить от них ожерелье Брисингамена – еще до того, как ожерелье было сломано, а разрозненные камни спрятаны в разных местах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Ториан помолчал.
– Нет, он поступил так по крайней мере однажды. А может, и не однажды. Единственное, в чем я уверен, так это в том, чего Сын не хочет. А не хочет он, чтобы ты оставался здесь, чтобы поступил так, как решили вы с Йеном: закончил учебу, а потом отправился искать самоцветы Брисингамена. Потому что в таком случае Сын ничего не добьется. И именно это ты, Ториан дель Ториан Младший, и сделаешь, чтобы отомстить за меня. Ты…
Ториан умолк: официантка принесла огромный поднос, сплошь заставленный блюдами, которые выглядели замечательно, а пахли еще лучше.
Первую тарелку официантка поставила перед Торианом. Там лежали полдюжины ломтиков мяса молодого барашка, сверху обгоревших до угольков. Однако когда Ториан потыкал в них ножом, выяснилось, что внутри они красные, недожаренные и с кровью.
В баранине ощущался чеснок и тот неожиданный лимонный привкус, который понравился Ториану, – точно так же, как и смесь других специй, ему незнакомых. Не спеша он отправил в рот первый кусок. Надо еще о многом поговорить, а времени мало, но не стоит комкать свою последнюю трапезу.
Будь у Ториана выбор, он никогда бы не очутился в этом ресторанчике – хотя бы потому, что раньше никогда о нем не слышал. Он бы предпочел, чтобы его последней трапезой стал праздничный обед в День Благодарения, потому что это была его любимая трапеза дома – то есть в Хардвуде.
Нет, снова нет, сначала он был прав: дома. Его любимая трапеза дома.
– Ты, юный Ториан, будешь все делать так, как решил раньше, держа глаза и разум открытыми, не забывая, кто ты и что ты. Ты – Ториан дель Ториан, сын Ториана дель Ториана и Карин Релке Торсен, и должен вести себя соответственно.
Юный Ториан склонил голову. Это уже был не поклон-укор, а поклон, означающий вынужденное согласие. Вынужденное, но тем не менее согласие.
– А теперь, друзья мои, – сказал Ториан дель Ториан, поворачиваясь сначала к Билли Ольсону, затем к Джеффу Бьерке и напоследок поглядев с любовью на своего свертброра, своего собрата по оружию, на Мэгги дель Альберт, – давайте насладимся обедом.
Все четверо уныло ковырялись в тарелках. Впрочем, у Торри, как видел его отец, точно была на то причина: хватило бы одного вида лепешки из измельченной говядины, покрытой бледным и ужасного вида зеленым сыром, чтобы лишиться аппетита – даже перевари он ее отвратительное название.
Ториан дель Ториан еще раз откусил кусок баранины.
Чудесно.
Глава 22
Харбардова Переправа
Птица, должно быть, заметила их накануне, но Йен увидел ее лишь утром, когда они снялись с лагеря и вышли из соснового бора на тропу.
Сначала он принял птицу за орла – выше в горах водилось немало орлов, вивших гнезда под самыми облаками. Но… И голова не как у орла, и крылья не орлиные. Йен почти сразу понял: это либо Хугин, либо Мунин.
Хорошо бы возвращение воронов на Харбардову Переправу не означало появления поблизости Харбарда, или Одина, или как он там себя сейчас называет. Йен был высокого мнения о своих дарованиях, но его с «Покорителем великанов» Одину хватит на один зуб, даже если Один будет без своего копья, Гунгнира, а Гунгниром он способен, самое малое, уничтожать целые армии.
Впрочем, совершенно бессмысленно изводиться по этому поводу – точно так же, как в детстве не стоило гадать, что делать, если русские – то есть Советы: в те времена еще существовал Советский Союз – таки запустят свои ракеты.
Почему-то эта мысль не оказала того успокаивающего воздействия, на которое уповал Йен.
– Могу ли я что-нибудь для тебя сделать, Йен Серебряный Камень? – спросил ехавший на пони Валин.
Это униженное подобострастие, все более усугублявшееся, уже успело навязнуть в зубах, однако Йен тут был бессилен. Стоит найти Валину какое-нибудь занятие, как тот с радостью за него хватается – к примеру, он на удивление быстро сплел спальный коврик из сосновых иголок, – а потом просит еще работы. Если Йен отвечал «нет», Валин через минуту или две приходил к выводу, что теперь-то Йену Серебряному Камню наверняка что-то требуется, просто Йен Серебряный Камень по каким-то причинам забыл об этом упомянуть.
Йена это не бесило только потому, что он запретил себе беситься.
Птица, кружившая высоко в небе, спустилась пониже.
Да, Хугин или Мунин, это опять я, подумал Йен.
Ворон сделал еще два круга, а затем улетел на юг.
До избушки добрались сильно за полдень; Йен пошел вперед пешком, велев Валину вести лошадей вверх по склону и притом не спеша. Неплохой компромисс: лошадям надо отдохнуть, а у Валина появилась работа, хотя кобыла Йена, обычно смирная, протестующе ржала, недовольная тем, что ее ведет в поводу вестри. Чем Йен остался доволен. Пусть Валин сам с ней управляется. Они прекрасно поладят: цверг будет все время спрашивать, не может ли он что-нибудь для нее сделать, а она будет ржать, требуя, чтобы он отпустил поводья.
Может, угомонятся, поженятся и даже заведут забавного вида детишек…
Йен ускорил шаг.
Он узнал Арни Сельмо издали только потому, что ожидал его увидеть.
Тот изменился, но не так сильно, как рассчитывал Йен. Арни по-прежнему был кожа да кости, хотя Йену показалось, что старик слегка поправился. И понятно: Арни в самом деле слишком стар, чтобы наращивать мускулы.
Однако лысина исчезла, а седые волосы, некогда коротко стриженные, отросли: теперь при ходьбе у Арни за плечами металась из стороны в сторону туго заплетенная косичка. Цвет лица у него всегда был мучнистый – после многих лет, проведенных при свете шипящих флуоресцентных ламп в аптеке, – но лицо и шея сильно загорели, а поднимаясь со стула, стоявшего на переднем крыльце дома, и спускаясь по тропинке, он держался прямо.
В походке Арни ощущалась пружинистость, которой Йен не помнил, но легкая улыбка осталась прежней.
– Йен Сильверстоун! Мне говорили, но я не поверил.
– Что тебе говорили?
– Что ты вернулся в Тир-На-Ног, однако не отправился первым делом ко мне. – Улыбка увяла. – Все в порядке?
– Боюсь, что нет. – Йен покачал головой. – Даже боюсь, что все ровно наоборот: у нас кое-какие проблемы.
– Мы можем чем-нибудь помочь?
Мы, вот как? Йен ощутил необъяснимую болезненную ревность.
Впрочем, чему тут удивляться? Фрейя в конце концов богиня плодородия и в юности была известна своими, гм-м, похождениями. Поговаривали даже, что она переспала с семью вестри, чтобы получить от них ожерелье Брисингамена – еще до того, как ожерелье было сломано, а разрозненные камни спрятаны в разных местах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76