Проходили минута за минутой, час за часом; всё нетерпеливее колотилось сердце молодого человека, всё горячее приливала кровь к его вискам, но он решился во что бы то ни стало пробыть до конца на своём посту и добиться разрешения загадки, которая выступала пред ним в виде этой неподвижно стоявшей кареты…
Орлов оставил карету, которая затем возбудила столь сильное удивление и подозрение в Бломштедте, на порядочно удалённом от ворот парка месте и, делая огромный крюк и старательно обходя сады, направился к узкому берегу канала, пролегавшего под окнами павильона, в котором жила императрица.
Так как солдаты его полка занимали здесь караулы и всякий раз сообщали заговорщикам свой пароль, то Орлов без труда миновал караульные посты и достиг конца канала; он подал известный знак, но прошло ещё немало времени, прежде чем раскрылось окно, так как сегодня его не ждали. Наконец, после того как он со всё возрастающим нетерпением несколько раз повторил свой знак, который к тому же нельзя было подавать слишком громко, окно растворилось, соскользнула верёвочная лестница, и поручик с быстротой молнии взобрался наверх.
Императрица в ночном туалете вышла из спальни. Камеристка хотела уйти, но Орлов приказал ей остаться и глухим голосом, весь дрожа от волнения, проговорил:
– Наступил решительный момент; в продолжение этой ночи мы должны победить или погибнуть. Ваше императорское величество, вы должны немедленно отправиться со мной в Петербург; войска подготовлены, внизу у парка стоит экипаж, и прежде чем Петербург пробудится от сна, вы должны стать императрицею… Живее одевайте её императорское величество! – приказал он испуганной камеристке. – Нам нельзя терять ни минуты, от этого зависит наша жизнь.
Екатерина Алексеевна, бледная как полотно неподвижно стояла на пороге.
– Что случилось? – спросила она. – Почему явилось столь внезапное решение? Разве не может повредить всему эта безумная смелость?
Почти не переводя дыхание, Орлов коротко рассказал обо всём, что случилось.
– Если Пётр Фёдорович завтра ещё будет на престоле, – прибавил он, – то все мы будем уничтожены.
– Это – правда, – сказала императрица, серьёзно и спокойно выслушав Орлова, – конец колебаниям и проволочкам, и я счастлива, что это так; в этом тупом неведении ослабли бы мои силы.
Она кивнула своей камеристке и вернулась к себе в спальню, между тем как Орлов, покрякивая от волнения и нетерпения, стал ходить взад и вперёд по комнате; он то и дело подходил к окну и вглядывался в бледное сумеречное небо, на котором вскоре должен был появиться свет восходящего солнца.
Спустя четверть часа, показавшиеся ему целой вечностью, снова вошла Екатерина Алексеевна. На ней было простое русское платье из тёмного шёлка, и на её груди красовались красная лента и звезда ордена Святой Екатерины.
– Я готова, – произнесла она, между тем как Орлов стал пробовать, крепко ли держится на оконном переплёте верёвочная лестница.
Он вылез наружу и, держась одной рукой за перекладину лестницы, другую протянул, чтобы поддержать императрицу.
Екатерина Алексеевна на минуту приостановилась; её глаза заискрились дивным блеском; она окинула взглядом комнату и затем перевела его на чуть брезживший на небе рассвет.
– Здесь – унижение, бессилие, смерть, – произнесла она, – там – свобода, могущество, власть… Я стою в сумраке настоящего; взойдёт ли над моей жизнью светлое солнце будущего, как оно восходит над наступающим днём, который несёт с собою мою участь, как и участь мильона людей? С какою молитвой, – сказала она, складывая руки, – обращусь я к Тебе, Господи, повелевающему в надзвёздном мире? Ты здесь! Невидимыми нитями Ты управляешь всем, жизнью людей и судьбами народов… Помоги мне и распростри над нами Свою охраняющую руку!.. Я посвящаю свою жизнь русскому народу, за короной которого я смело протягиваю сегодня свою руку, и клянусь не знать ни покоя, ни отдыха, приумножая на этой короне драгоценные жемчужины могущества и почестей!..
Императрица простёрла к небу руки, словно призывая мерцающие звёзды в свидетели своей клятвы.
– Скорее, ваше императорское величество, ради Бога, скорее! Наступает день, и всё уже ждёт вас в Петербурге! – воскликнул Орлов.
Императрица поднялась на подоконник. Орлов обхватил её, поддерживая своею рукой, и вскоре они спустились вниз. Камеристка тотчас же, шепча тихую молитву, дрожащими руками втащила лестницу обратно.
Екатерина Алексеевна накинула на себя плащ и покрыла голову кружевным платком.
Часовой у выхода только хитро улыбнулся, когда Орлов с изящной женской фигурой об руку прошёл мимо него; он поспешно увлёк за собой императрицу. Им предстояло снова сделать большой круг по парку, чтобы не попасться навстречу какому-либо другому караульному посту, чтобы не быть никем замеченными.
Наконец они достигли дороги. Горизонт уже начал окрашиваться рассветом. Быстрыми шагами они направились к карете.
Орлов посадил в неё императрицу и сам вскочил затем на козлы к почтальону.
– Давай мне вожжи! – сказал он. – Теперь пойдёт езда на жизнь и на смерть.
Он взмахнул бичом, и лошади понеслись полным ходом, поднимая на дороге облако пыли.
Но в тот же самый миг Бломштедт выскочил из-за тенистых деревьев парка и вскачь понёсся прямо по полю за экипажем.
Хотя он и не узнал обеих фигур, но внутренний голос подсказывал ему, что этот таинственный отъезд должен находиться в связи с заговором, о котором сообщала Мариетта; он почти не сомневался, что это была императрица, поспешно уезжавшая отсюда; во всяком случае, он решил удостовериться в этом и, достигнув дороги, пустил по ней лошадь полным карьером.
Орлов слышал лошадиный топот; он быстро оглянулся на мчавшегося всадника и погнал уже и так дико нёсшихся лошадей. Но благородный скакун из императорских конюшен далеко превосходил в скорости почтовых лошадей, которые к тому же совершили далёкий путь из столицы.
Спустя несколько минут Бломштедт догнал карету и, поравнявшись с нею, крикнул:
– Стой! Именем императора говорю: стой!
Екатерина Алексеевна испуганно выглянула из кареты, затем быстро снова откинулась в глубину её; но одной этой секунды для нёсшегося мимо Бломштедта было достаточно, чтобы узнать черты её лица, и тем громче и повелительнее повторил он своё приказание остановиться.
– Ступайте к чёрту! – крикнул Орлов с козел. – И не вмешивайтесь в дела, которые вас вовсе не касаются!.. Ах, это вы, сударь? – иронически произнёс он, узнав молодого человека. – По-видимому, вы специально предназначены для того, чтобы становиться мне поперёк дороги… Но предупреждаю вас, это опасно! Будьте осторожны! Следующий раз клинок моей шпаги сумеет ближе познакомиться с вами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229
Орлов оставил карету, которая затем возбудила столь сильное удивление и подозрение в Бломштедте, на порядочно удалённом от ворот парка месте и, делая огромный крюк и старательно обходя сады, направился к узкому берегу канала, пролегавшего под окнами павильона, в котором жила императрица.
Так как солдаты его полка занимали здесь караулы и всякий раз сообщали заговорщикам свой пароль, то Орлов без труда миновал караульные посты и достиг конца канала; он подал известный знак, но прошло ещё немало времени, прежде чем раскрылось окно, так как сегодня его не ждали. Наконец, после того как он со всё возрастающим нетерпением несколько раз повторил свой знак, который к тому же нельзя было подавать слишком громко, окно растворилось, соскользнула верёвочная лестница, и поручик с быстротой молнии взобрался наверх.
Императрица в ночном туалете вышла из спальни. Камеристка хотела уйти, но Орлов приказал ей остаться и глухим голосом, весь дрожа от волнения, проговорил:
– Наступил решительный момент; в продолжение этой ночи мы должны победить или погибнуть. Ваше императорское величество, вы должны немедленно отправиться со мной в Петербург; войска подготовлены, внизу у парка стоит экипаж, и прежде чем Петербург пробудится от сна, вы должны стать императрицею… Живее одевайте её императорское величество! – приказал он испуганной камеристке. – Нам нельзя терять ни минуты, от этого зависит наша жизнь.
Екатерина Алексеевна, бледная как полотно неподвижно стояла на пороге.
– Что случилось? – спросила она. – Почему явилось столь внезапное решение? Разве не может повредить всему эта безумная смелость?
Почти не переводя дыхание, Орлов коротко рассказал обо всём, что случилось.
– Если Пётр Фёдорович завтра ещё будет на престоле, – прибавил он, – то все мы будем уничтожены.
– Это – правда, – сказала императрица, серьёзно и спокойно выслушав Орлова, – конец колебаниям и проволочкам, и я счастлива, что это так; в этом тупом неведении ослабли бы мои силы.
Она кивнула своей камеристке и вернулась к себе в спальню, между тем как Орлов, покрякивая от волнения и нетерпения, стал ходить взад и вперёд по комнате; он то и дело подходил к окну и вглядывался в бледное сумеречное небо, на котором вскоре должен был появиться свет восходящего солнца.
Спустя четверть часа, показавшиеся ему целой вечностью, снова вошла Екатерина Алексеевна. На ней было простое русское платье из тёмного шёлка, и на её груди красовались красная лента и звезда ордена Святой Екатерины.
– Я готова, – произнесла она, между тем как Орлов стал пробовать, крепко ли держится на оконном переплёте верёвочная лестница.
Он вылез наружу и, держась одной рукой за перекладину лестницы, другую протянул, чтобы поддержать императрицу.
Екатерина Алексеевна на минуту приостановилась; её глаза заискрились дивным блеском; она окинула взглядом комнату и затем перевела его на чуть брезживший на небе рассвет.
– Здесь – унижение, бессилие, смерть, – произнесла она, – там – свобода, могущество, власть… Я стою в сумраке настоящего; взойдёт ли над моей жизнью светлое солнце будущего, как оно восходит над наступающим днём, который несёт с собою мою участь, как и участь мильона людей? С какою молитвой, – сказала она, складывая руки, – обращусь я к Тебе, Господи, повелевающему в надзвёздном мире? Ты здесь! Невидимыми нитями Ты управляешь всем, жизнью людей и судьбами народов… Помоги мне и распростри над нами Свою охраняющую руку!.. Я посвящаю свою жизнь русскому народу, за короной которого я смело протягиваю сегодня свою руку, и клянусь не знать ни покоя, ни отдыха, приумножая на этой короне драгоценные жемчужины могущества и почестей!..
Императрица простёрла к небу руки, словно призывая мерцающие звёзды в свидетели своей клятвы.
– Скорее, ваше императорское величество, ради Бога, скорее! Наступает день, и всё уже ждёт вас в Петербурге! – воскликнул Орлов.
Императрица поднялась на подоконник. Орлов обхватил её, поддерживая своею рукой, и вскоре они спустились вниз. Камеристка тотчас же, шепча тихую молитву, дрожащими руками втащила лестницу обратно.
Екатерина Алексеевна накинула на себя плащ и покрыла голову кружевным платком.
Часовой у выхода только хитро улыбнулся, когда Орлов с изящной женской фигурой об руку прошёл мимо него; он поспешно увлёк за собой императрицу. Им предстояло снова сделать большой круг по парку, чтобы не попасться навстречу какому-либо другому караульному посту, чтобы не быть никем замеченными.
Наконец они достигли дороги. Горизонт уже начал окрашиваться рассветом. Быстрыми шагами они направились к карете.
Орлов посадил в неё императрицу и сам вскочил затем на козлы к почтальону.
– Давай мне вожжи! – сказал он. – Теперь пойдёт езда на жизнь и на смерть.
Он взмахнул бичом, и лошади понеслись полным ходом, поднимая на дороге облако пыли.
Но в тот же самый миг Бломштедт выскочил из-за тенистых деревьев парка и вскачь понёсся прямо по полю за экипажем.
Хотя он и не узнал обеих фигур, но внутренний голос подсказывал ему, что этот таинственный отъезд должен находиться в связи с заговором, о котором сообщала Мариетта; он почти не сомневался, что это была императрица, поспешно уезжавшая отсюда; во всяком случае, он решил удостовериться в этом и, достигнув дороги, пустил по ней лошадь полным карьером.
Орлов слышал лошадиный топот; он быстро оглянулся на мчавшегося всадника и погнал уже и так дико нёсшихся лошадей. Но благородный скакун из императорских конюшен далеко превосходил в скорости почтовых лошадей, которые к тому же совершили далёкий путь из столицы.
Спустя несколько минут Бломштедт догнал карету и, поравнявшись с нею, крикнул:
– Стой! Именем императора говорю: стой!
Екатерина Алексеевна испуганно выглянула из кареты, затем быстро снова откинулась в глубину её; но одной этой секунды для нёсшегося мимо Бломштедта было достаточно, чтобы узнать черты её лица, и тем громче и повелительнее повторил он своё приказание остановиться.
– Ступайте к чёрту! – крикнул Орлов с козел. – И не вмешивайтесь в дела, которые вас вовсе не касаются!.. Ах, это вы, сударь? – иронически произнёс он, узнав молодого человека. – По-видимому, вы специально предназначены для того, чтобы становиться мне поперёк дороги… Но предупреждаю вас, это опасно! Будьте осторожны! Следующий раз клинок моей шпаги сумеет ближе познакомиться с вами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229