ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


IX
Между тем как Пётр Фёдорович ехал верхом по городским улицам, Панин при первом известии о смерти императрицы тотчас же разослал своих гонцов по всем сенаторам и сломя голову сам помчался в маленьких санях к важнейшим и влиятельнейшим из них, чтобы созвать всех их во дворец и ещё раз удостовериться в их твёрдой поддержке его плана, согласно которому император должен был принять свою корону из рук этих верховных сановников и вместе с тем пред собравшимся Сенатом дать обещание впредь управлять Российской империей под контролем и при содействии Сената. После того как он с лихорадочною деятельностью, мало походившей на его обычное, склонное к ленивой беспечности спокойствие, выполнил это, он возвратился в своё помещение во дворце, оделся в богатейший придворный костюм и украсил себе грудь лентою и звездою ордена Александра Невского. Затем он приказал одеть юного великого князя Павла Петровича в роскошный русский костюм и, дав ещё раз слегка напудрить свой парик, торжественным, полным достоинства шагом, весь так и проникнутый сознанием своего всемогущего влияния, в котором теперь он был уже убеждён, направился к покоям нового императора.
К своему величайшему удивлению, Панин нашёл комнату Петра Фёдоровича пустой. Камердинер сказал ему, что государь проследовал к своей супруге. Тогда Панин поспешил к великой княгине, но и здесь не нашёл никого, кроме камеристки, сообщившей ему, что её августейшие господа ушли и что Екатерина Алексеевна намеревалась пройти в комнату скончавшейся императрицы. Панин поспешил и туда, всё ещё ведя с собой великого князя Павла Петровича. Он нашёл Екатерину Алексеевну окружённою многочисленными камергерами и статс-дамами. Лакеи и камеристки переносили тело императрицы в соседнюю комнату для бальзамирования и облачения к парадному выставлению.
– Где великий князь? – затаив дыхание спросил Панин.
– Император исполняет свой долг, – ответила Екатерина Алексеевна, – как и я исполняю свой.
– Прошу прощения, ваше императорское величество, – совершенно смешавшись, пробормотал Панин, – но разве великий князь, разве император не просил вас, ваше императорское величество, сопровождать его?
– Мой первый и мой священнейший долг, – с холодным высокомерием возразила Екатерина Алексеевна, – звал меня к смертному ложу нашей отошедшей в вечность повелительницы, первым же долгом императора было принять бразды правления.
– А-а! – облегчённо вздохнув, произнёс Панин, – он уже пошёл в тронный зал?
Сказав это, Никита Иванович быстро повернулся, намереваясь снова оставить комнату причём всё ещё не выпускал руки великого князя Павла Петровича.
– Стойте! – воскликнула Екатерина Алексеевна. – Место моего сына в эту торжественную минуту рядом со мной… Оставьте здесь великого князя!
При этих словах, высказанных твёрдо повелевающим, по видимому, исключавшим всякую возможность противоречия тоном, Панин, совершенно смешавшись, взглянул на неё, но к нему уже подошла одна из статс-дам и повела юного великого князя, удивлённо и смущённо смотревшего на многочисленное общество, к его матери.
Панин, ни за что не желавший отсутствовать при торжественном акте, которому предстояло произойти пред лицом собравшегося Сената, поспешил вон, даже не откланявшись императрице, и, почти не дыша, направился к огромному тронному залу. Сенаторы уже собрались в полном составе и расположились в позолоченных креслах, расставленных вдоль зала. Они встретили Панина изумлёнными нетерпеливыми вопросами относительно государя.
Панин скрыл своё собственное беспокойство и сказал, что Пётр Фёдорович должен сейчас же появиться, но в глубине его души начали всплывать сильнейшие опасения, и он стал с трепетом думать о том возможном случае, что вследствие какого-либо заговора Пётр Фёдорович схвачен и заключён в темницу, чтобы этим дать время его врагам захватить в свои руки бразды правления. Однако, собрав всё самообладание, на которое он был способен, Панин удержал на своём лице улыбку, полную спокойствия, и начал разговаривать со своими друзьями-сенаторами, вполголоса обсуждая с ними распределение управлений и особенно влиятельных административных постов.
Спустя несколько минут появился Гудович, который, как приказал ему Пётр Фёдорович, искал повсюду Панина, чтобы позвать его к императору. И он также с удивлением выслушал, что Петра Фёдоровича нигде не найти; всё же то, что Гудович был послан за ним, встревожило честолюбивого дипломата, так как из этого он заключил, что Пётр Фёдорович твёрдо стоял на своём условии. Он попросил Гудовича приняться за самые поспешные поиски императора по всему дворцу, между тем как сам остался в тронном зале, чтобы успокоить всё возраставшее удивление сенаторов.
Генерал Гудович вскоре узнал, что Пётр Фёдорович уехал верхом в сопровождении военной свиты. Тотчас же он сам вскочил на коня и бешеным галопом помчался вслед за императором, путь последнего узнать было нетрудно – он обозначался многочисленными толпами народа на улицах.
Гудович нашёл Петра Фёдоровича на площади пред Преображенскими казармами. Солдаты были выстроены побатальонно. Густые народные массы с громкими ликующими кликами окружали императора. Его свита значительно возросла; все генералы и сановники, встретившие на своём пути во дворец своего нового государя, присоединились к ней. Пётр Фёдорович отдал приказ, чтобы принесли мешки с золотыми и серебряными монетами, и уже начал рассыпать их полными пригоршнями на своём пути, благодаря чему воодушевлённое народное ликование ещё более увеличилось.
– Наша возлюбленная государыня императрица, – воскликнул Пётр Фёдорович, обращаясь к своей гвардии, построение которой только что закончилось, – отошли к Господу Богу… Она была матерью вам, и вы все разделите моё горе… Но её любовь к вам перешла и ко мне; я буду заботиться о вас, как делала это и она, если вы будете верны и послушны мне, какими вы были по отношению ней.
Солдаты стояли молча. Мрачная, печальная серьёзность была на их лицах. Это было естественно при известии смерти императрицы, которая действительно всегда великодушно и щедро заботилась о них. Но подозрительным казалось то, что в своём глухом молчании они медлили ответом на обращение императора. От одного момента могла зависеть судьба Петра Фёдоровича и государства.
Тогда граф Разумовский, державшийся позади императора, выехал вперёд и крикнул громким голосом:
– Никто чистосердечнее и искреннее меня не разделяет вашего горя, никто также не может с большим доверием и с большей преданностью поднять среди вас восторженный клик: да здравствует наш могущественнейший и всемилостивейший император Пётр Фёдорович, который будет для вас и для русского государства славным повелителем и любящим отцом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229