Не ожидавший такой милости князь упал в ноги правительнице. Она приказала ему подняться, поцеловала в губы и трижды перекрестила.
– А обернёшься с победою на Москву – памятуй: Авдотью твою на послух, тебя ж – в церковь венцом брачным венчаться со мной!
На Москву прискакали гонцы от гетмана Самойловича с тревожною вестью о коннице Селим-Гирея, топчущей Украину.
Улицы закипели возбуждёнными толпами. Попы, высоко поднимая крест, полные обиды и гнева, рассказывали «пасомым» об ужасах, чинимых басурманами «над меньшой православной дщерью государей – Малою Русью».
– Нивы сожжены. Храмы разрушены. Кровью христианской насквозь пропиталась земля.
Сняв шапки, слушали убогие людишки безрадостные вести, верили им и глубоко страдали.
Правду знали лишь немногие. Ещё когда царевна только надумала воевать, Иван Михайлович отправил цедулу гетману:
«Ты верой служишь государям, а посему и слово государей к первому тебе. Поеже народу неведомы государственные хитросплетения, гоже, чтобы оный народ на брань шёл охочей, прислать на Москву гонцов, кои государей бы известили, что крымские-де татары вторглись в Малую Русь и чинят великое жестокосердие…»
Самойлович точно выполнил по цедуле и, не задерживаясь, отправил на Москву верных людей.
За Петром приехал в Измайлово Василий Васильевич.
– Великий государь! – отвесил он земной поклон. – Старшой твой брат, а наш великий государь тож кличет тебя.
Он также почтительно поклонился и Наталье Кирилловне.
– И тебя, царица. – И обратился к ближним: – И вас, бояре.
Наталья Кирилловна, едва сдерживая злорадство, покорно сложила на груди руки.
– Поелику глаголы идут о чести Русии, несть места распрям серед нас. Прибудем в Кремль.
С того дня, как неизбежность войны стала очевидной, Наталья Кирилловна преобразилась.
– Конец! Вот когда конец подходит бесчинствам Софьи!
– А ты, государыня, не гомони, – запросто похлопывал Стрешнев царицу по бёдрам. – Чать, знаешь, что подслухов у нас, как клопов в постелях.
Пётр очень огорчился предстоящей поездкой в Кремль, у него было столько неотложных дел, что не только об отлучках, но и о сне не всегда можно было подумать.
Пока в хороминах шли суетливые приготовления в дорогу, царь отправился с Тиммерманом и Измайловской челядью на Льняной двор.
– Что сие? – спросил он, указывая на погнувшийся от времени амбар.
Хромой старик-дворовый коснулся рукою земли.
– Пустое дело, государь. То от добра князя Никиты Ивановича Романова, – упокой, Господи, душу царских кровей, хлам всякий застался.
Царь любопытно заглянул в дверь. На него пахнуло запахом гниющего дерева и прелью. Пётр шагнул в глубину и вдруг остановился с открытым ртом перед невиданной им никогда до того диковиной.
– Может, биль лодка, может, биль барка, – туманно объяснил Тиммерман: Однако, подумав, вспомнил: – А имя носиль: английска бот.
Затаив дыханье и так осторожно переступая на носках, как будто боялся, что может развеять видение, государь обошёл вокруг бота.
– Эка штучка чудесная! И ходит? Так-таки ходит, как наши челны?
Тиммерман пожал плечами.
– Бог его знайт. Не понимай я, гозудар, по корабельный дела. Вот из Немецкий слобод голландец Карштен Брант, тот всё знай. Он при батюшка твой, при cap Алекзей Михайлович, бил строил корабль «Орёл».
– Корабль?
– Корабль, мой cap. Атаманом Степан Разин делал его пожар этот корабль.
Пётр приказал немедленно доставить Бранта в Измайлово, но едва вышел из сарая, как его перехватили Борис Алексеевич и Стрешнев.
– Матушка дожидается: молебен служить и в дорогу.
Одна за другой из царской усадьбы выехали кареты и колымаги.
Царскую семью и ближних провожали далеко за околицу конные роты преображенцев и семёновцев.
Прощаясь с государем, потешные трижды выпалили из пистолей и, прокричав «ура», помчались назад.
На пути Пётр выпрыгнул вдруг из кареты и, расставив широко руки, побежал навстречу какому-то немцу.
– Фридрих! – дружески облобызался он со знакомым жителем Немецкой слободы. – Не ко мне ли путь держишь с какой диковинкой?
Бояре, чтобы не видеть, как государь «поганится богопротивным духом», отвернулись. Раздражённая царица резко окликнула сына.
Печальная, с красными от слез глазами, встретила Софья гостей.
– Вот и испытание послал нам Господь! – болезненно покривилась она и, по монастырскому чину, метнула поклон брату и мачехе.
Салтыков сочувственно поглядел на царевну. Ему пришлось по мысли, что Софья в минуту, когда стране угрожает напасть, позабыла о сварах и встретила врагов с «Христовым смирением».
Наталья Кирилловна выругалась про себя: «Лиса! Вздумала ласкою обойти, покель в бранях будет Русь пребывать. Страшишься, распутная, чтоб не сковтнули тебя Нарышкины! Ан не обманешь, лукавая!» И низко поклонилась:
– По здорову ль, царевнушка?
– По здорову, царица. На добром слове спаси тебя Бог.
В палате, на сидении Милославский передал Емельяну Украинцеву для прочтения ответ Селим-Гирея.
– Читай!
Дьяк перекрестился, загнусавил быстро, так что никто почти ничего не понял, и лишь под конец, как на ектений, оглушил всех раскатистым басом:
«Воля ваша, от нас задоров вам не было; мир нарушили вы; а мы к дружбе и недружбе готовы».
Бояре с омерзением сплюнули и засучили рукава.
– Бесчестье! Некрещёный татарин отписывать государям дерзает, что к недружбе готов! Неужто смолчим мы?!
Стрешнев и Салтыков пали на колени перед царями.
– Не попустите! Повелите ратью идти на дерзновенных!
Иоанн потёр глаза и распустил лицо в добродушнейшую улыбку.
– Ратью идти… да на конечках скакать… Всяко можно некрещёных карать. – Он приподнялся и ткнул пальцем перед собой. – Тук – тук – тук! Копытцами – тук!
Пётр трусливо отодвинулся от брата и воззрился на коленопреклонённых бояр.
– А воевать так воевать, – просто, как будто решая вопрос о прогулке, объявил он. – Так ли я сказываю, матушка?
– Так, сын мой и государь!
– Так! – хором повторила палата.
Глава 41
«ЭХ, КАБЫ НА ЦАРСТВО ВЕНЧАТЬСЯ!»
Когда исправленный ботик Никиты Романова был спущен на Яузу, Пётр недоверчиво покачал головой.
– Не может того быть, чтобы диковина сия и по ветру и противу ветру пошла.
Брант поднял паруса и поплыл вниз по реке. На повороте он резко повернул против ветра и, лавируя, пошёл к потешной крепости.
Государь очумело забегал по берегу.
– На меня! – скомандовал он неожиданно и, как был в одежде и сапогах, бросился в воду.
– Зело любо! Отменно, Брант! – Так обнял он голландца, что у того помутилось в глазах. – Таково чудесно да любо, что и сказать не можно!..
Пётр не успокоился до тех пор, пока не научился сам править рулём и парусом. Ни одна потеха не могла сравниться с речными его прогулками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249