Под влиянием этих нашёптываний он дошёл до такого смешного поступка, как личное стояние на карауле у двери спальни больной рожающей жены…
Немудрено, что его окружение постоянно отмечало особенно яркую черту личности царя: он не верил никому и когда, был страшно подозрителен ко всем окружающим…
- Я никому не верю! – твердил Николай. – Все готовы обмануть меня… Хотят только урвать себе побольше… Вокруг меня – лжецы и лукавцы.
И тем страннее видеть, как легко он поддавался влиянию сильных духом, умных или пронырливых людей, во главе которых стояла его жена Алиса Гессенская вместе «простым сибирским мужичком» Григорием Распутиным.
Когда последний взял уже слишком большую силу при дворе, ему на помощь являлись многие добровольцы, спириты и медиумы вроде сенатора Добровольского, ставшего министром юстиции, и просто прохвосты вроде министров Маклакова, Сухомлинова, Протопопова и других.
Вот что передаёт очевидец о «сеансе» во дворце, где медиумом служил Добровольский:
«Вместе с царицей и старшими дочерьми сенатор Добровольский, А. Вырубова и ещё два-три лица уселись вокруг столика. Столик завертелся, застучал, и начались загадочные явления… В комнате не было ни одной фиолетовой лампочки, а между тем в темноте вдруг стали вспыхивать фиолетовые огоньки… Ширмы прыгали, даже летали по воздуху. Медиум Добровольский бился в экстазе и вещал, что Распутин один может спасти Россию…»
Этот же медиум-сенатор, потом министр, не стеснялся публично целовать грязную руку «старца-усладителя» царицы, который ввёл проныру во дворец и сделал министром…
Вся картина, описанная выше, напоминает сцену из «Плодов просвещения» или то место бессмертной комедии Островского, где «старица» Манефа пророчит о появлении прохвоста Глумова… Иная обстановка, но люди – везде одни и те же.
Иные карьеристы, вроде Трепова, Хвостова, отчасти из брезгливости, отчасти из зависти, либо играя на руку другим членам романовской фамилии, старались свалить «старца»… Но за это доброе дело брались они грязными руками, и потому «царь лжи и грязи», «святой» романовской династии старец Григорий оставался неколебим на своём посту хранителя и дарителя сил и благ всему царскому дому.
А что именно таким «носителем и раздатчиком милостей и благ земных и небесных» считали Распутина Николай и его Алиса – в этом сомнения быть не может.
С этого дело началось… Распутин пророчил о появлении сына-наследника… И сын родился…
Только после переворота мы узнали, что ещё во дни открытия мощей Серафима Саровского царственная чета не сочла для себя унизительным явиться к местной «прозорливице», юродивой старухе Пашке Саровской, чтобы «погадать» о своей царственной судьбе.
Вот как описывает журналист-очевидец И. Владимиров это знаменательное посещение:
«В половине июля 1903 года бывший царь со всей семьёй и многочисленной свитой собрался ехать в Саровский монастырь на прославление мощей преподобного Серафима Саровского.
Царь пожелал придать этой поездке широконародный характер, и поэтому всем издававшимся тогда газетам было не только разрешено, но даже предложено послать в Саров своих корреспондентов и художников.
После самых тщательных проверок и опросов дворцовой охраной, устранившей добрую половину корреспондентов, оставшиеся газетные деятели и 2 художника получили, наконец, особые «разрешения-карточки», припечатанные печатями «охранки», и поехали в Саров.
Но там их встретил новый сюрприз: пронёсшийся слух, что будто бы «студенты-толстовцы и евреи» готовятся «оскорбить мощи преподобного Серафима», поднял на ноги всех тёмных представителей «охранки», весело гулявших в монастыре со своими «родственницами».
С помощью жандармерии несколько раз учинялись ночные повальные обыски и допросы корреспондентов и всей приезжей интеллигентной молодёжи.
Десятки ни в чём не повинных лиц были арестованы и экстренно высланы под конвоем в Нижний Новгород.
Наконец расходившаяся охранка и жандармерия, проявив демонстративно всю свою «охранную» деятельность, угомонились, а уцелевшие представители газет и художники получили полную свободу и беспрепятственный доступ ко всем царским выходам.
В Сарове Паша-юродивая пользовалась в то время особенной популярностью.
Монашествующая братия, богомольцы и окрестное крестьянство видели в ней прозорливую праведницу, обладающую даром ясновидения.
Паша была типичная великорусская крестьянская баба, лет за 50, крепкая, загорелая, с глубоко сидящими проницательными глазами на широком, скуластом лице, обрамлённом пышными, красиво вьющимися, бело-серебристыми волосами, выбивающимися из-под ярко-красного платка. По целым дням она сидела на крыльце своей покосившейся хаты, на окраине монастыря, свёртывала и сшивала из цветных и белых тряпок незатейливые куколки, которыми обыкновенно играют крестьянские дети.
Паломники, странники и богомолки, посещавшие Саров считали своим долгом заглянуть к прозорливой Паше-юродивой, послушать, что она скажет той куколке, которую потом даст посетительнице.
Бывший царь, узнав от игумена о славе Паши-юродивой, решил побывать у «пророчицы» со своей семьёй.
…После посещения святого источника Серафима Саровского государь с обеими государынями и дочерьми в исходе шестого часа вечера проследовал к хате Паши-юродивой.
Мария Фёдоровна и дочери остались с лицами свиты на дворе, а государь с Александрой Фёдоровной в сопровождении Н. А. Оприца и жандармского офицера вошёл в хату Паши Саровской.
Мы (я и два корреспондента) встали у одного из открытых окон хаты и не только слышали каждое слово, но даже видели всю сцену.
Паша встретила бывших царя и царицу просто: без излишних поклонов и почитаний.
– Спасибо, царь, спасибо, что меня, старуху, навестил, – ответила она на приветствие царя.
– Расскажи-ка нам, Паша, что-нибудь про будущее… Погадай нам, что случится у нас? – обратился к ней государь.
– Скаши, скаши нам правду, – повторила ломаным русским языком царица.
– Помилуйте, батюшка царь и матушка царица, я не смею вам ничего говорить… Я вот куколке скажу всё, что мне хочется сказать… – С этими словами Паша взяла синюю куколку вершка в два величиной и, обращаясь к ней, проговорила: – Цари-то живут без нужды, да счастья не видят, а вот царица сама себе счастье… Да надо Богу молиться… Ведь грехи-то кругом… Кругом грехи!
С этими словами она подала царице синюю куколку. Та взяла её с брезгливостью и сейчас же передала жандармскому офицеру.
Паша, взяв красную кумачовую куколку и обращаясь к ней, проговорила:
– Ах ты, моя алая, кровавая куколка… Что маков цвет… Бойся ты весенней воды, она ведь затопляет и хату мужика, и царские хоромы… Затопит тебя, вымочит тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Немудрено, что его окружение постоянно отмечало особенно яркую черту личности царя: он не верил никому и когда, был страшно подозрителен ко всем окружающим…
- Я никому не верю! – твердил Николай. – Все готовы обмануть меня… Хотят только урвать себе побольше… Вокруг меня – лжецы и лукавцы.
И тем страннее видеть, как легко он поддавался влиянию сильных духом, умных или пронырливых людей, во главе которых стояла его жена Алиса Гессенская вместе «простым сибирским мужичком» Григорием Распутиным.
Когда последний взял уже слишком большую силу при дворе, ему на помощь являлись многие добровольцы, спириты и медиумы вроде сенатора Добровольского, ставшего министром юстиции, и просто прохвосты вроде министров Маклакова, Сухомлинова, Протопопова и других.
Вот что передаёт очевидец о «сеансе» во дворце, где медиумом служил Добровольский:
«Вместе с царицей и старшими дочерьми сенатор Добровольский, А. Вырубова и ещё два-три лица уселись вокруг столика. Столик завертелся, застучал, и начались загадочные явления… В комнате не было ни одной фиолетовой лампочки, а между тем в темноте вдруг стали вспыхивать фиолетовые огоньки… Ширмы прыгали, даже летали по воздуху. Медиум Добровольский бился в экстазе и вещал, что Распутин один может спасти Россию…»
Этот же медиум-сенатор, потом министр, не стеснялся публично целовать грязную руку «старца-усладителя» царицы, который ввёл проныру во дворец и сделал министром…
Вся картина, описанная выше, напоминает сцену из «Плодов просвещения» или то место бессмертной комедии Островского, где «старица» Манефа пророчит о появлении прохвоста Глумова… Иная обстановка, но люди – везде одни и те же.
Иные карьеристы, вроде Трепова, Хвостова, отчасти из брезгливости, отчасти из зависти, либо играя на руку другим членам романовской фамилии, старались свалить «старца»… Но за это доброе дело брались они грязными руками, и потому «царь лжи и грязи», «святой» романовской династии старец Григорий оставался неколебим на своём посту хранителя и дарителя сил и благ всему царскому дому.
А что именно таким «носителем и раздатчиком милостей и благ земных и небесных» считали Распутина Николай и его Алиса – в этом сомнения быть не может.
С этого дело началось… Распутин пророчил о появлении сына-наследника… И сын родился…
Только после переворота мы узнали, что ещё во дни открытия мощей Серафима Саровского царственная чета не сочла для себя унизительным явиться к местной «прозорливице», юродивой старухе Пашке Саровской, чтобы «погадать» о своей царственной судьбе.
Вот как описывает журналист-очевидец И. Владимиров это знаменательное посещение:
«В половине июля 1903 года бывший царь со всей семьёй и многочисленной свитой собрался ехать в Саровский монастырь на прославление мощей преподобного Серафима Саровского.
Царь пожелал придать этой поездке широконародный характер, и поэтому всем издававшимся тогда газетам было не только разрешено, но даже предложено послать в Саров своих корреспондентов и художников.
После самых тщательных проверок и опросов дворцовой охраной, устранившей добрую половину корреспондентов, оставшиеся газетные деятели и 2 художника получили, наконец, особые «разрешения-карточки», припечатанные печатями «охранки», и поехали в Саров.
Но там их встретил новый сюрприз: пронёсшийся слух, что будто бы «студенты-толстовцы и евреи» готовятся «оскорбить мощи преподобного Серафима», поднял на ноги всех тёмных представителей «охранки», весело гулявших в монастыре со своими «родственницами».
С помощью жандармерии несколько раз учинялись ночные повальные обыски и допросы корреспондентов и всей приезжей интеллигентной молодёжи.
Десятки ни в чём не повинных лиц были арестованы и экстренно высланы под конвоем в Нижний Новгород.
Наконец расходившаяся охранка и жандармерия, проявив демонстративно всю свою «охранную» деятельность, угомонились, а уцелевшие представители газет и художники получили полную свободу и беспрепятственный доступ ко всем царским выходам.
В Сарове Паша-юродивая пользовалась в то время особенной популярностью.
Монашествующая братия, богомольцы и окрестное крестьянство видели в ней прозорливую праведницу, обладающую даром ясновидения.
Паша была типичная великорусская крестьянская баба, лет за 50, крепкая, загорелая, с глубоко сидящими проницательными глазами на широком, скуластом лице, обрамлённом пышными, красиво вьющимися, бело-серебристыми волосами, выбивающимися из-под ярко-красного платка. По целым дням она сидела на крыльце своей покосившейся хаты, на окраине монастыря, свёртывала и сшивала из цветных и белых тряпок незатейливые куколки, которыми обыкновенно играют крестьянские дети.
Паломники, странники и богомолки, посещавшие Саров считали своим долгом заглянуть к прозорливой Паше-юродивой, послушать, что она скажет той куколке, которую потом даст посетительнице.
Бывший царь, узнав от игумена о славе Паши-юродивой, решил побывать у «пророчицы» со своей семьёй.
…После посещения святого источника Серафима Саровского государь с обеими государынями и дочерьми в исходе шестого часа вечера проследовал к хате Паши-юродивой.
Мария Фёдоровна и дочери остались с лицами свиты на дворе, а государь с Александрой Фёдоровной в сопровождении Н. А. Оприца и жандармского офицера вошёл в хату Паши Саровской.
Мы (я и два корреспондента) встали у одного из открытых окон хаты и не только слышали каждое слово, но даже видели всю сцену.
Паша встретила бывших царя и царицу просто: без излишних поклонов и почитаний.
– Спасибо, царь, спасибо, что меня, старуху, навестил, – ответила она на приветствие царя.
– Расскажи-ка нам, Паша, что-нибудь про будущее… Погадай нам, что случится у нас? – обратился к ней государь.
– Скаши, скаши нам правду, – повторила ломаным русским языком царица.
– Помилуйте, батюшка царь и матушка царица, я не смею вам ничего говорить… Я вот куколке скажу всё, что мне хочется сказать… – С этими словами Паша взяла синюю куколку вершка в два величиной и, обращаясь к ней, проговорила: – Цари-то живут без нужды, да счастья не видят, а вот царица сама себе счастье… Да надо Богу молиться… Ведь грехи-то кругом… Кругом грехи!
С этими словами она подала царице синюю куколку. Та взяла её с брезгливостью и сейчас же передала жандармскому офицеру.
Паша, взяв красную кумачовую куколку и обращаясь к ней, проговорила:
– Ах ты, моя алая, кровавая куколка… Что маков цвет… Бойся ты весенней воды, она ведь затопляет и хату мужика, и царские хоромы… Затопит тебя, вымочит тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131