В тот момент, правда, это всем показалось очередной мелкой неприятностью. Мяч угодил Дину по башмаку, дал свечку, отскочил к Билли Герману, и Билли вывел в аут первого противника. Когда Дин, прихрамывая, покидал поле, об этом все уже успели забыть, в том числе и сам Дин.
Так случился знаменитый перелом левого пальца. Дай Дин пальцу спокойно срастись, возможно, все обошлось бы. Но «Кардиналы» теряли очко за очком, Дин нужен был на горе, и этот чертов тупой, безмозглый кретин сказал: все в порядке, он может играть. Он ходил с костылем, палец раздулся, Дин был не в состоянии даже обуться и все-таки напялил форму и вышел. Дин, как все великие люди, считал, будто он бессмертен, и пусть палец болел так, что на ногу было не наступить, Дин продержался девять иннингов. Ему пришлось переменить обычную манеру броска, и рука в результате была перегружена. Она разболелась за первую же игру, а он — видимо, чтобы довершить неприятности — играл так потом еще месяц. После шести или семи выходов ему до того поплохело, что на следующий раз он сделал только три броска и ушел. Мазал он теперь тоже. почем зря, так что в самый раз было повесить форму на гвоздик и отдохнуть до конца сезона.
Но и тогда в голову никому не пришло, что это конец. Думали, за зиму Дин отдохнет, а в апреле выйдет как новенький и опять не будет знать поражений. Закончились весенние тренировки, а потом произошло одно из самых громких событий в истории спорта: «Щенки» купили Дина, заплатив Сент-Луису 185 тысяч долларов и отдав в придачу парочку игроков. Я знал, что особой любви между Дином и главным тренером «Кардиналов» Бранчем Рикки нет, но знал также, что, будь все в порядке, ни за что бы Рикки с ним не расстался. Конечно, я радовался его переезду в Чикаго, однако в то же время понимал, чем это пахнет. Стало быть, мои опасения подтверждались, и еще немного, и лучший питчер всех времен и народов, двадцати семи или восьми лет от роду, превратится в «бывшего». Тем не менее тот первый год Дина в «Щенках» есть чем вспомнить. Когда начался бейсбольный сезон, «Мистеру Вертиго» было только четыре месяца, но раза три или даже четыре мне все-таки удалось удрать, и я видел, как этот придурок, даже искалеченный, выиграл несколько иннингов. Я хорошо запомнил игру с «Кардиналами», которая состоялась одной из первых, где были все полагавшиеся, классические свары и попреки между бывшими сотоварищами, когда Дин, правдами и неправдами, обыграл их по полной программе. В конце сезона, когда «Щенки» уже вышли в финал и тренер чикагской команды Гэбби Хартнетт, удивив всех, выбрал для решающей схватки с «Пиратами» Дина, Дин стоял насмерть. Игра шла жесткая, Дину доставалось больше других, но победу своим обеспечил именно он. Ему удалось почти повторить те невероятные чудеса, которые он совершил во время второй игры на мировом чемпионате, но в восьмом иннинге его блокировали, а потом блокировали в девятом, и тогда Гарнетт решил его заменить, а когда Дин пошел с поля, то шел он под такие овации, каких я в жизни не слышал. Весь стадион поднялся, все зрители аплодировали, орали, свистели, чтобы выразить свое восхищение этому крепкому парню, и это была такая буря и она гремела так долго, что потом многие вытирали слезы.
Так он и должен был бы сойти со сцены. Доблестный воин, отвесив последний поклон, тихо сматывается восвояси. Лично я оценил бы такой уход, только Дин оказался чересчур безмозглым и не услышал в буре оваций похоронных раскатов. Я злился на него: этот сукин сын не знал, когда нужно останавливаться. Наплевав на гордость, он продолжал играть, и если сезон тридцать восьмого года был еще ничего и несколько раз Дин сыграл с прежним блеском, то в тридцать девятом это уже был сплошной непроглядный мрак. Рука часто болела так, что Дин вообще был не в состоянии бросить мяч. Все чаще и чаще он оказывался на скамье запасных, а когда становился на гору, получалось черт знает что. Ползал и ползал, как бродяга по свалке, и даже близко не был похож на прежнего Дина. Я страдал за него, жалел его, но считал последним придурком.
Примерно таким образом выглядели наши дела, когда в сентябре 1939 года Дин появился у меня в клубе. Это был вечер пятницы, когда всегда было полно народу, к тому же бейсбольный сезон подходил к концу, «Щенки» вылетели из финала, так что на Дина с парочкой приятелей и подружками почти никто не обратил внимания. Разумеется, для душевного разговора о будущем момент был неподходящий, однако я улучил минуту и подошел познакомиться.
— Рад тебя видеть, Дин, — сказал я, протягивая ему руку. — Я из Сент-Луиса и болел за тебя с первого дня, когда ты появился на поле. Защитник твой номер один, так сказать.
— Приятно слышать, приятель, — сказал Дин, горячо встряхнув мою руку, которая совершенно утонула в его огромной ладони. Он было улыбнулся мне своей ослепительной, мгновенной, как вспышка, улыбкой, но тут же на лице его возникло озадаченное выражение. Он нахмурился, роясь в памяти, а потом заглянул мне в глаза, будто в них хотел найти то, что потерял у себя. — Мы ведь знакомы, а? — сказал он. — То есть вроде как виделись. Только не помню, где и когда. Когда-то давно, наверно?
— Думаю, незнакомы. Возможно, Дин, ты меня заметил как-нибудь на трибунах, но разговаривать мы с тобой никогда не разговаривали.
— Черт. Вот ей-богу, будто я тебя знаю. Идиотское чувство. Да ладно. — Он пожал плечами и широко улыбнулся. — Какая разница, правда? У тебя тут, парень, отличное местечко.
— Спасибо, приятель. Первый круг за мой счет. Надеюсь, вы с друзьями неплохо проведете здесь время.
— За тем и пришли, малыш.
— Ну, смотрите шоу. Если что понадобится, я рядом.
Я разыграл эту сцену как по нотам и спокойненько удалился. Я не заискивал, но и в то же время не обидел намеком на то, что он сошел с круга. Я был «Мистер Вертиго», известный в городе франт, элегантный, с хорошо подвешенным язычком, и я не хотел показать раньше времени, как много он для меня значит. Более того, явление во плоти моего кумира несколько разрушило романтический образ, и, возможно, со временем я выбросил бы его из головы как еще одного неудачника. В конце концов, какое мне было до него дело? Знаменитый Летучий Дин летел под гору кувырком, и наверняка я вскоре о нем и не вспомнил бы. Тем не менее все произошло иначе. Дин сам не дал мне о себе забыть, и пусть мы не стали друзьями — преувеличивать не хочу, — но он прочно вошел в мою жизнь. Исчезни Дин с горизонта, как и положено случайному гостю, события бы не приняли столь драматический оборот.
Второй раз он зашел ко мне только в начале следующего сезона. Был апрель 1940 года, в Европе шла полным ходом война, а Дин вернулся в Чикаго еще раз попытать счастья. Когда я поднял газету и прочел про его новый контракт со «Щенками», я едва не поперхнулся бутербродом с салями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71