Лица моего, вероятно, было почти не видно, да если бы и было, я так устал, так извелся за время до и после запоя, что наверняка мне в любом случае пришлось бы назваться.
Остальное ясно без слов, не так ли? Слезы были пролиты, рассказы были рассказаны, а мы все говорили и говорили, и проговорили до ночи. Все было как в добрые старые времена на этой Коронадо-эвенью, и не сомневаюсь, счастливее встречи не было ни у нее, ни у меня за всю жизнь. Сначала я рассказывал, что было со мной, потом она, и то, что случалось с ней, было не менее странно, не менее неожиданно, чем то, что случалось со мной. Она отнюдь не умножила свои миллионы во время техасского бума, скважины оказались без нефти, и она разорилась. Разведка в то время велась в основном наудачу, а миссис Виттерспун не повезло. К 1938 году она потеряла девять десятых своего капитала. Разумеется, она все равно оставалась не нищей, но из лиги Пятой Авеню пришлось уйти, а потом она еще несколько раз прогорела и в конце концов собрала вещички и вернулась в Вичиту. Она думала, ненадолго — соберется с деньгами и мыслями и поедет дальше. Однако все повернулось иначе, и война ее застала все еще в Канзасе. Перед этим бесчеловечным ликом миссис Виттерспун прониклась духом патриотизма, добровольно пошла в медсестры и четыре года проработала в военном госпитале Вичиты. Я с трудом представил себе ее в роли Флоренс Найтингейл, но миссис Ви была женщина неожиданная, и хотя, конечно, любила деньги, но это ни в коем случае не означает, будто она ничего больше не ценила" После войны она опять открыла новое дело, на этот раз в Вичите, и постепенно ее предприятие стало приносить хороший доход. Прачечные-автоматы. После всех крупных операций с ценными бумагами, нефтью звучит чуть ли не смешно, но… почему бы и нет? Она одной из первых угадала коммерческие перспективы стиральных машин и, освоив практически незанятый рынок, здорово оторвалась от конкурентов.
Когда мы встретились в 1974 году, у нее было двадцать прачечных в разных районах Вичиты и еще двенадцать в соседних городках. Называлась ее сеть «Чистый дом», и в сумме все эти пятачки и четвертачки складывались в неплохой капитал.
А мужчины? — спросил я. Сколько хочешь, ответила она, больше, чем ты себе можешь представить. А Орвилл Кокс? — спросил я. Умер, его давно нет, сказала она. А Билли Байглоу? Жив. Между прочим, живет здесь, за углом. После войны она взяла его к себе на работу, и он был ее менеджером, ее правой рукой до самого последнего времени, до тех пор, пока полгода назад не ушел на пенсию. Малыш Билли уже успел разменять седьмой десяток, а после второго инфаркта доктор посоветовал ему поберечь мотор. Жена у него умерла семь лет назад, дочери выросли и уехали, нет их здесь, так что, конечно, они часто видятся. Лучше друга у нее не было за всю жизнь, сказала она, и по тому, как у нее потеплел голос, я догадался, что их отношения не исчерпываются беседами о сушилках и барабанах. Ага, сказал я, значит, терпение вознаграждено, крошка Билли получил то, чего добивался? Подмигнула она озорно, как раньше. Время от времени получает. Смотря в каком я настроении.
Ей не пришлось меня связывать, вынуждая остаться. Работа дворника была бы только временной мерой, чтобы заполнить пустоту, так что я, найдя кое-что получше, не раздумывая тут же переменил планы. Разумеется, дело было не в деньгах. Я вернулся к себе домой, и когда миссис Виттерспун предложила мне занять место Билли, я сказал, что готов начать хоть на следующий же день. Мне было все равно, что делать. Предложи она мне остаться посудомойкой и драить кастрюли, я сказал бы да.
Спать я стал наверху, в своей бывшей спальне, вскоре освоился с бизнесом и делал для нее все, как положено. Следил за исправностью оборудования, подсчитывал прибыль, уговорил миссис Виттерспун расширить дело в нескольких направлениях: выстроить павильоны с пиццей, боулингом и пинболом. Каждую осень в город приезжают толпы студентов, которым нужно еще и быстро поесть и дешево отдохнуть, а я как раз тот человек, кто может им это устроить. Не один час я сидел над расчетами столько, что отсидел все на свете, но мне нравилось опять быть у руля, и большинство из моих тогдашних проектов принесли неплохую прибыль. В следующие года три-четыре дела наши неслись резвым галопом, миссис Виттерспун даже назвала меня ковбоем, что из ее уст прозвучало как комплимент. Потом, совершенно неожиданно, умер Билли. У него случился новый инфаркт, причем случился за городом в гольфклубе «Чероки Экрз», и когда врачи добрались до него, было уже поздно. Миссис Ви после этого впала в ступор. Перестала ходить со мной по утрам в контору, предоставила мне принимать решения и вообще, казалось, утратила интерес к делу. Я после смерти Молли прошел через то же самое, однако у миссис Ви не было утешения, что время все лечит. У нее было все, кроме времени. Билли боготворил ее пятьдесят с лишним лет, а теперь он умер, и его никто не мог заменить.
Как-то ночью, в разгар ее горя, я лежал с книжкой в постели и вдруг услышал, как она внизу плачет. Я спустился, вошел к ней в комнату, мы поболтали, потом я ее обнял и баюкал, пока она не уснула. Я и сам не заметил, как тоже уснул и утром проснулся под одеялом в ее большой двуспальной постели. Эта была та самая постель, которую она когда-то делила с мастером, и теперь, значит, наступила моя очередь спать с ней рядом и стать тем человеком, без которого нельзя жить. Главным образом это было ради удобства и ради компании, было приятнее спать не в двух, а в одной кровати, однако не стану уверять, что в нашей постели не вспыхивал огонь. Когда человек стареет, это отнюдь не означает, будто ему чужды страсти, а совесть если и мучила меня поначалу, то потом быстро угомонилась. Следующие одиннадцать лет мы жили как муж и жена. Не думаю, что должен стыдиться этого. Да, много лет назад она годилась мне в матери, но тогда я был уже старше многих из ваших дедушек, а когда доживаешь до этого возраста, то не обязан играть по правилам. Тогда идешь просто, куда тебе нужно, и делаешь то, что дает тебе жить. Почти все время, что мы прожили вместе, она оставалась в добром здравии. В восемьдесят пять лет она все еще выпивала до ужина два своих виски, время от времени выкуривала сигарету и, как правило, была достаточно бодрой, чтобы самой привести себя в порядок и прокатиться в огромном синем «кадиллаке». Она прожила то ли девяносто, то ли девяносто один год (я никогда не знал точно, в каком веке она родилась) и все время была на ногах и слегла только в последние восемнадцать месяцев или около этого. Под конец она почти потеряла зрение, слух, почти не вставала с постели, но, несмотря даже на все это, все равно оставалась собой, и я мог бы нанять сиделку или отправить ее в дом престарелых, но не сделал ни того, ни другого, а продал бизнес и сам стал выполнять всю черную работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Остальное ясно без слов, не так ли? Слезы были пролиты, рассказы были рассказаны, а мы все говорили и говорили, и проговорили до ночи. Все было как в добрые старые времена на этой Коронадо-эвенью, и не сомневаюсь, счастливее встречи не было ни у нее, ни у меня за всю жизнь. Сначала я рассказывал, что было со мной, потом она, и то, что случалось с ней, было не менее странно, не менее неожиданно, чем то, что случалось со мной. Она отнюдь не умножила свои миллионы во время техасского бума, скважины оказались без нефти, и она разорилась. Разведка в то время велась в основном наудачу, а миссис Виттерспун не повезло. К 1938 году она потеряла девять десятых своего капитала. Разумеется, она все равно оставалась не нищей, но из лиги Пятой Авеню пришлось уйти, а потом она еще несколько раз прогорела и в конце концов собрала вещички и вернулась в Вичиту. Она думала, ненадолго — соберется с деньгами и мыслями и поедет дальше. Однако все повернулось иначе, и война ее застала все еще в Канзасе. Перед этим бесчеловечным ликом миссис Виттерспун прониклась духом патриотизма, добровольно пошла в медсестры и четыре года проработала в военном госпитале Вичиты. Я с трудом представил себе ее в роли Флоренс Найтингейл, но миссис Ви была женщина неожиданная, и хотя, конечно, любила деньги, но это ни в коем случае не означает, будто она ничего больше не ценила" После войны она опять открыла новое дело, на этот раз в Вичите, и постепенно ее предприятие стало приносить хороший доход. Прачечные-автоматы. После всех крупных операций с ценными бумагами, нефтью звучит чуть ли не смешно, но… почему бы и нет? Она одной из первых угадала коммерческие перспективы стиральных машин и, освоив практически незанятый рынок, здорово оторвалась от конкурентов.
Когда мы встретились в 1974 году, у нее было двадцать прачечных в разных районах Вичиты и еще двенадцать в соседних городках. Называлась ее сеть «Чистый дом», и в сумме все эти пятачки и четвертачки складывались в неплохой капитал.
А мужчины? — спросил я. Сколько хочешь, ответила она, больше, чем ты себе можешь представить. А Орвилл Кокс? — спросил я. Умер, его давно нет, сказала она. А Билли Байглоу? Жив. Между прочим, живет здесь, за углом. После войны она взяла его к себе на работу, и он был ее менеджером, ее правой рукой до самого последнего времени, до тех пор, пока полгода назад не ушел на пенсию. Малыш Билли уже успел разменять седьмой десяток, а после второго инфаркта доктор посоветовал ему поберечь мотор. Жена у него умерла семь лет назад, дочери выросли и уехали, нет их здесь, так что, конечно, они часто видятся. Лучше друга у нее не было за всю жизнь, сказала она, и по тому, как у нее потеплел голос, я догадался, что их отношения не исчерпываются беседами о сушилках и барабанах. Ага, сказал я, значит, терпение вознаграждено, крошка Билли получил то, чего добивался? Подмигнула она озорно, как раньше. Время от времени получает. Смотря в каком я настроении.
Ей не пришлось меня связывать, вынуждая остаться. Работа дворника была бы только временной мерой, чтобы заполнить пустоту, так что я, найдя кое-что получше, не раздумывая тут же переменил планы. Разумеется, дело было не в деньгах. Я вернулся к себе домой, и когда миссис Виттерспун предложила мне занять место Билли, я сказал, что готов начать хоть на следующий же день. Мне было все равно, что делать. Предложи она мне остаться посудомойкой и драить кастрюли, я сказал бы да.
Спать я стал наверху, в своей бывшей спальне, вскоре освоился с бизнесом и делал для нее все, как положено. Следил за исправностью оборудования, подсчитывал прибыль, уговорил миссис Виттерспун расширить дело в нескольких направлениях: выстроить павильоны с пиццей, боулингом и пинболом. Каждую осень в город приезжают толпы студентов, которым нужно еще и быстро поесть и дешево отдохнуть, а я как раз тот человек, кто может им это устроить. Не один час я сидел над расчетами столько, что отсидел все на свете, но мне нравилось опять быть у руля, и большинство из моих тогдашних проектов принесли неплохую прибыль. В следующие года три-четыре дела наши неслись резвым галопом, миссис Виттерспун даже назвала меня ковбоем, что из ее уст прозвучало как комплимент. Потом, совершенно неожиданно, умер Билли. У него случился новый инфаркт, причем случился за городом в гольфклубе «Чероки Экрз», и когда врачи добрались до него, было уже поздно. Миссис Ви после этого впала в ступор. Перестала ходить со мной по утрам в контору, предоставила мне принимать решения и вообще, казалось, утратила интерес к делу. Я после смерти Молли прошел через то же самое, однако у миссис Ви не было утешения, что время все лечит. У нее было все, кроме времени. Билли боготворил ее пятьдесят с лишним лет, а теперь он умер, и его никто не мог заменить.
Как-то ночью, в разгар ее горя, я лежал с книжкой в постели и вдруг услышал, как она внизу плачет. Я спустился, вошел к ней в комнату, мы поболтали, потом я ее обнял и баюкал, пока она не уснула. Я и сам не заметил, как тоже уснул и утром проснулся под одеялом в ее большой двуспальной постели. Эта была та самая постель, которую она когда-то делила с мастером, и теперь, значит, наступила моя очередь спать с ней рядом и стать тем человеком, без которого нельзя жить. Главным образом это было ради удобства и ради компании, было приятнее спать не в двух, а в одной кровати, однако не стану уверять, что в нашей постели не вспыхивал огонь. Когда человек стареет, это отнюдь не означает, будто ему чужды страсти, а совесть если и мучила меня поначалу, то потом быстро угомонилась. Следующие одиннадцать лет мы жили как муж и жена. Не думаю, что должен стыдиться этого. Да, много лет назад она годилась мне в матери, но тогда я был уже старше многих из ваших дедушек, а когда доживаешь до этого возраста, то не обязан играть по правилам. Тогда идешь просто, куда тебе нужно, и делаешь то, что дает тебе жить. Почти все время, что мы прожили вместе, она оставалась в добром здравии. В восемьдесят пять лет она все еще выпивала до ужина два своих виски, время от времени выкуривала сигарету и, как правило, была достаточно бодрой, чтобы самой привести себя в порядок и прокатиться в огромном синем «кадиллаке». Она прожила то ли девяносто, то ли девяносто один год (я никогда не знал точно, в каком веке она родилась) и все время была на ногах и слегла только в последние восемнадцать месяцев или около этого. Под конец она почти потеряла зрение, слух, почти не вставала с постели, но, несмотря даже на все это, все равно оставалась собой, и я мог бы нанять сиделку или отправить ее в дом престарелых, но не сделал ни того, ни другого, а продал бизнес и сам стал выполнять всю черную работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71