Рукава с буфами и губную помаду. Электрические миксеры и вспышки для фотоаппаратов. Ключи, чтобы пересчитывать, и шкафчики, чтобы отпирать-запирать. Вот они - изголодавшиеся по маниоке и рыбной похлебке с рисом. Вот они - истосковавшиеся по родне, которая вся здесь, испытывающие к ней любовь, чуть подкрашенную стыдом из-за того, что она такая… ну… неотесанная, что ли. Ну разве можно так одеваться? Наверняка у них есть дома что-нибудь поприличней. И почему у всех малаяли такие скверные зубы?
А сам аэропорт! Больше смахивает на заштатную автобусную станцию. Эти птичьи какашки на стенах! Эти плевки на кенгуру!
Ох-ох-ох. И куда же она, Индия наша, катится?
И когда поездки в долгих тряских автобусах и ночевки в аэропорту сталкивались с любовью, чуть подкрашенной стыдом, возникали маленькие трещинки, которые будут расти и расти, пока наконец незаметно для себя Заграничные Возвращенцы с их перекроенными мечтами не окажутся за дверью Исторического Дома.
И вот, среди не требующих утюжки костюмов и новеньких чемоданов, Софи-моль.
Которая будет из наперстка пить.
Которая будет в гробу крутиться.
Она шла от самолета с запахом Лондона в волосах. Желтые раструбы брючек клеш трепались вокруг ее лодыжек. Длинные волосы лились из-под соломенной шляпки. Одна рука в руке у матери. Другой она размахивала, как солдат в строю: лев-прав-лев-прав…
Бойкая
Девчонка я,
Стройная
И тонкая,
Голосочек,
Как у пташки,
А на голове Кудряшки (лев-прав).
Бойкая…
Маргарет-кочамма велела ей Прекратить Это. Она рекратила Это.
- Видишь ее, Рахель? - спросила Амму.
Она обернулась и увидела, что ее обряженная в новенькие панталончики дочь поглощена беседой с цементными сумчатыми. Тогда она пошла и привела ее, ругая. Чакко сказал, что он не может посадить Рахель на плечи, потому что он уже кое-что держит в руке. Две розы красные.
По-толстячьи.
Благоговейно.
Когда Софи-моль вошла в Зал Прибытия, Рахель, не в силах справиться с волнением и неприязнью к двоюродной сестре, крепко ущипнула Эсту. Защемила его кожу между ногтями двух пальцев. В ответ Эста сделал ей Китайский Браслетик, взявшись обеими руками за ее запястье и крутанув в разные стороны. Запястье стало гореть, на нем выступила полоса. Лизнув руку, Рахель почувствовала соль. От слюны запястью стало прохладней и лучше.
Амму ничего не заметила.
Из-за железного ограждения, которое отделяло Встречающих от Встречаемых, Душинечающих от Душинечаемых, Чакко, весь переполненный, сияя сквозь тесный костюм и отвалившийся набок галстук, поклонился новообретенной дочери и бывшей жене.
- Поклон, - произнес Эста в уме.
- Приветствую вас, милые дамы, - сказал Чакко своим Читающим Вслух голосом (тем самым, каким он ночью проговорил: Любовь. Безумие. Надежда. Бесконечная Радость. ) - Как перенесли путешествие?
В воздухе теснилось множество Мыслей и Невысказанных Слов. Но в такие минуты вслух произносятся только Мелочи. Крупное таится внутри молчком.
- Скажи: здравствуйте, рада познакомиться, - велела дочери Маргарет-кочамма.
- Здравствуйте, рада познакомиться, - сказала Софи-моль сквозь железное ограждение, обращаясь ко всем одновременно.
- Одна - тебе, одна - тебе, - сказал Чакко красными розами.
- А спасибо? - напомнила дочери Маргарет-кочамма.
- А спасибо? - сказала Софи-моль, глядя на Чакко и передразнивая материнский вопросительный знак.
Маргарет-кочамма легонько тряхнула ее, наказывая за невежливость.
- Не за что, - сказал Чакко. - Теперь давайте я всех со всеми познакомлю. - И дальше, скорей ради посторонних глаз и ушей, потому что Маргарет-кочамму представлять, в общем-то, нужды не было: - Моя жена Маргарет.
Маргарет-кочамма улыбнулась и махнула на него розой. Бывшая жена, Чакко! Эти слова она произнесла одними губами, без голоса.
Все видели, что Чакко горд и счастлив из-за того, что у него была такая жена. Белая. В цветастом ситцевом платье, с гладкими ногами под ним. С коричневыми спинными веснушками. И с ручными веснушками.
Но воздух вокруг нее был какой-то печальный. Сквозь улыбку в ее глазах свежей, яркой синевой просвечивало Горе. Из-за ужасной автомобильной аварии. Из-за дыры в мироздании, имеющей форму Джо.
- Здравствуйте все, - сказала она. - Мне кажется, я уже много лет вас знаю.
А я вас нет.
- Моя дочь Софи, - сказал Чакко и засмеялся коротким нервным смешком, вдруг испугавшись, что Маргарет-кочамма скажет: «Бывшая дочь». Но она не ска зала. Его смешок легко было понять. Не то что смех Апельсиново-Лимонного Газировщика.
- Драст, - сказала Софи-моль.
Она была выше Эсты. И вообще крупнее. Глаза у нее были голубо-серо-голубые. Ее бледная кожа цветом напоминала пляжный песок. Но волосы под шляпкой были красивые, насыщенного каштанового цвета. И бесспорно (да, бесспорно!) внутри ее носа ждал своего часа нос Паппачи. Скрытый нос Королевского Энтомолога. Нос исследователя бабочек. При ней была ее любимая стильная сумочка, сделанная в Англии.
- Амму, моя сестра, - сказал Чакко.
Амму сказала взрослое «здравствуйте» Маргарет-кочамме и детское «здравствуй-здравствуй» Софи-моль. Рахель смотрела во все глаза, пытаясь измерить величину любви Амму к Софи-моль, - но безуспешно.
Как внезапный ветер, через Зал Прибытия покатился смех. Этим же рейсом прилетел Адур Баси - любимейший, популярнейший комический актер малаяльского кино. Отягощенный большим количеством мелких неудобных пакетов и бестактным восхищением окружающих, он счел своим долгом немножко им подыграть. Роняя то один пакет, то другой, он приговаривал: Энде Деивомай! Ии садханангал! О Господи! Труды мои праведные!
Эста громко, восторженно засмеялся.
- Амму, гляди! Адур Баси все роняет! - сказал он. - Он вещи свои не может донести!
- Он делает это нарочно, - сказала Крошка-кочамма со странным новым британским акцентом. - Не смотри на него.
- Он играет в кино, - объяснила она Маргарет-кочамме и Софи-моль, и про звучало это так, будто Кино - игрушка, в которую Адур Баси сейчас играет. - Просто пытается привлечь внимание, - сказала Крошка-кочамма и отвернулась, решительно отказывая ему во всяком внимании.
Но Крошка-кочамма ошиблась. Адур Баси не пытался привлечь внимание. Он всего-навсего пытался заслужить внимание, которое уже привлек.
- Крошка, моя тетушка, - сказал Чакко.
Софи-моль была озадачена. Она посмотрела на Крошку-кочамму удивленно округлившимися глазами. Если крошкой называют теленка или щенка - это еще понятно. Ну, медвежонка. (Вскоре она покажет Рахели крошечного летучего мышонка.) Но крошка-тетушка - это уж извините.
Крошка-кочамма сказала: «Здравствуйте, Маргарет» и «Здравствуй, Софи-моль». Софи-моль, сказала она, такая красивая, что напоминает ей эльфа. Ариэля.
- Знаешь, кто такой Ариэль?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
А сам аэропорт! Больше смахивает на заштатную автобусную станцию. Эти птичьи какашки на стенах! Эти плевки на кенгуру!
Ох-ох-ох. И куда же она, Индия наша, катится?
И когда поездки в долгих тряских автобусах и ночевки в аэропорту сталкивались с любовью, чуть подкрашенной стыдом, возникали маленькие трещинки, которые будут расти и расти, пока наконец незаметно для себя Заграничные Возвращенцы с их перекроенными мечтами не окажутся за дверью Исторического Дома.
И вот, среди не требующих утюжки костюмов и новеньких чемоданов, Софи-моль.
Которая будет из наперстка пить.
Которая будет в гробу крутиться.
Она шла от самолета с запахом Лондона в волосах. Желтые раструбы брючек клеш трепались вокруг ее лодыжек. Длинные волосы лились из-под соломенной шляпки. Одна рука в руке у матери. Другой она размахивала, как солдат в строю: лев-прав-лев-прав…
Бойкая
Девчонка я,
Стройная
И тонкая,
Голосочек,
Как у пташки,
А на голове Кудряшки (лев-прав).
Бойкая…
Маргарет-кочамма велела ей Прекратить Это. Она рекратила Это.
- Видишь ее, Рахель? - спросила Амму.
Она обернулась и увидела, что ее обряженная в новенькие панталончики дочь поглощена беседой с цементными сумчатыми. Тогда она пошла и привела ее, ругая. Чакко сказал, что он не может посадить Рахель на плечи, потому что он уже кое-что держит в руке. Две розы красные.
По-толстячьи.
Благоговейно.
Когда Софи-моль вошла в Зал Прибытия, Рахель, не в силах справиться с волнением и неприязнью к двоюродной сестре, крепко ущипнула Эсту. Защемила его кожу между ногтями двух пальцев. В ответ Эста сделал ей Китайский Браслетик, взявшись обеими руками за ее запястье и крутанув в разные стороны. Запястье стало гореть, на нем выступила полоса. Лизнув руку, Рахель почувствовала соль. От слюны запястью стало прохладней и лучше.
Амму ничего не заметила.
Из-за железного ограждения, которое отделяло Встречающих от Встречаемых, Душинечающих от Душинечаемых, Чакко, весь переполненный, сияя сквозь тесный костюм и отвалившийся набок галстук, поклонился новообретенной дочери и бывшей жене.
- Поклон, - произнес Эста в уме.
- Приветствую вас, милые дамы, - сказал Чакко своим Читающим Вслух голосом (тем самым, каким он ночью проговорил: Любовь. Безумие. Надежда. Бесконечная Радость. ) - Как перенесли путешествие?
В воздухе теснилось множество Мыслей и Невысказанных Слов. Но в такие минуты вслух произносятся только Мелочи. Крупное таится внутри молчком.
- Скажи: здравствуйте, рада познакомиться, - велела дочери Маргарет-кочамма.
- Здравствуйте, рада познакомиться, - сказала Софи-моль сквозь железное ограждение, обращаясь ко всем одновременно.
- Одна - тебе, одна - тебе, - сказал Чакко красными розами.
- А спасибо? - напомнила дочери Маргарет-кочамма.
- А спасибо? - сказала Софи-моль, глядя на Чакко и передразнивая материнский вопросительный знак.
Маргарет-кочамма легонько тряхнула ее, наказывая за невежливость.
- Не за что, - сказал Чакко. - Теперь давайте я всех со всеми познакомлю. - И дальше, скорей ради посторонних глаз и ушей, потому что Маргарет-кочамму представлять, в общем-то, нужды не было: - Моя жена Маргарет.
Маргарет-кочамма улыбнулась и махнула на него розой. Бывшая жена, Чакко! Эти слова она произнесла одними губами, без голоса.
Все видели, что Чакко горд и счастлив из-за того, что у него была такая жена. Белая. В цветастом ситцевом платье, с гладкими ногами под ним. С коричневыми спинными веснушками. И с ручными веснушками.
Но воздух вокруг нее был какой-то печальный. Сквозь улыбку в ее глазах свежей, яркой синевой просвечивало Горе. Из-за ужасной автомобильной аварии. Из-за дыры в мироздании, имеющей форму Джо.
- Здравствуйте все, - сказала она. - Мне кажется, я уже много лет вас знаю.
А я вас нет.
- Моя дочь Софи, - сказал Чакко и засмеялся коротким нервным смешком, вдруг испугавшись, что Маргарет-кочамма скажет: «Бывшая дочь». Но она не ска зала. Его смешок легко было понять. Не то что смех Апельсиново-Лимонного Газировщика.
- Драст, - сказала Софи-моль.
Она была выше Эсты. И вообще крупнее. Глаза у нее были голубо-серо-голубые. Ее бледная кожа цветом напоминала пляжный песок. Но волосы под шляпкой были красивые, насыщенного каштанового цвета. И бесспорно (да, бесспорно!) внутри ее носа ждал своего часа нос Паппачи. Скрытый нос Королевского Энтомолога. Нос исследователя бабочек. При ней была ее любимая стильная сумочка, сделанная в Англии.
- Амму, моя сестра, - сказал Чакко.
Амму сказала взрослое «здравствуйте» Маргарет-кочамме и детское «здравствуй-здравствуй» Софи-моль. Рахель смотрела во все глаза, пытаясь измерить величину любви Амму к Софи-моль, - но безуспешно.
Как внезапный ветер, через Зал Прибытия покатился смех. Этим же рейсом прилетел Адур Баси - любимейший, популярнейший комический актер малаяльского кино. Отягощенный большим количеством мелких неудобных пакетов и бестактным восхищением окружающих, он счел своим долгом немножко им подыграть. Роняя то один пакет, то другой, он приговаривал: Энде Деивомай! Ии садханангал! О Господи! Труды мои праведные!
Эста громко, восторженно засмеялся.
- Амму, гляди! Адур Баси все роняет! - сказал он. - Он вещи свои не может донести!
- Он делает это нарочно, - сказала Крошка-кочамма со странным новым британским акцентом. - Не смотри на него.
- Он играет в кино, - объяснила она Маргарет-кочамме и Софи-моль, и про звучало это так, будто Кино - игрушка, в которую Адур Баси сейчас играет. - Просто пытается привлечь внимание, - сказала Крошка-кочамма и отвернулась, решительно отказывая ему во всяком внимании.
Но Крошка-кочамма ошиблась. Адур Баси не пытался привлечь внимание. Он всего-навсего пытался заслужить внимание, которое уже привлек.
- Крошка, моя тетушка, - сказал Чакко.
Софи-моль была озадачена. Она посмотрела на Крошку-кочамму удивленно округлившимися глазами. Если крошкой называют теленка или щенка - это еще понятно. Ну, медвежонка. (Вскоре она покажет Рахели крошечного летучего мышонка.) Но крошка-тетушка - это уж извините.
Крошка-кочамма сказала: «Здравствуйте, Маргарет» и «Здравствуй, Софи-моль». Софи-моль, сказала она, такая красивая, что напоминает ей эльфа. Ариэля.
- Знаешь, кто такой Ариэль?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86