– Но если ты останешься здесь, то умрешь от голода и жажды.
– Я умру в любом случае. Я еще не старая женщина – по меркам дроу, вообще ребенок! – а похожа на древнюю колдунью. Просто я не хочу погибнуть от рук этих ничтожеств. Я правила здесь пятнадцать лет, и если умру своей смертью, значит, я победила. Понимаете?
– Ну, тогда, моя госпожа, – сказал Фарон, – такое желание предполагает сделку. Окажи нам услугу, и мы не впустим сюда бугберов.
Она пренебрежительно хмыкнула:
– Впускайте их, если хотите. Я не переношу этих животных, но вас, темных эльфов, я ненавижу еще больше. Это вы сделали меня такой, какой я стала. Я добывала вам сведения и кое-что получала за это. Но теперь, когда болезнь убивает меня, вы все можете отправляться в Абисс, где живет ваша любимая богиня, и горите вы все в огне!
Фарон мог бы возразить, что она сама решила свою судьбу в тот день, когда решила спуститься в Подземье, но к чему говорить то, что все равно им не поможет.
– Я тебя не осуждаю, – сказал он с сочувственным видом. Ни одного дроу это не обмануло бы, но в ней, несмотря на то, что она прожила среди его народа не одно десятилетие, вероятно, еще сохранились человеческие инстинкты. – Иногда я сам ненавижу других темных эльфов. И конечно, презирал бы их, если бы со мной обошлись таким образом.
Она смотрела на него с иронией и сомнением:
– А ты отличаешься от прочих?
– Сомневаюсь. Я – дитя богини и следую ее путем. Но мне приходилось посещать Королевства, Которые Видят Солнце, и знаю, что другие расы и живут по-другому. Согласно нравственным принципам твоего народа, мы обошлись с тобой отвратительно.
Она мгновение смотрела на него, с трудом вспоминая те давние времена, когда кто-то испытывал к ней сострадание, а потом ответила:
– Ты думаешь, что несколько вежливых слов изменят мое решение?
– Конечно нет. Я только не хочу, чтобы обида застилала тебе глаза и ты отвернулась от собственного спасения.
– Что ты сказал?
– Я могу избавить тебя от болезни.
– Лжешь. Как ты можешь сделать то, чего не смогли жрицы?
– Смогу, потому что я – маг и волшебник. – Фарон щелкнул пальцами, маска орка исчезла. – Меня зовут Фарон Миззрим. Ты, наверное, слышала обо мне. Если нет, то наверняка слышала о Мастере Магики.
Она была потрясена, хотя старалась не подать виду.
– Но все же не целитель, – возразила она.
– Это правда, однако, я могу превратить тебя в дроу или в кого-то другого, кого ты предпочтешь. Что бы мы ни выбрали, превращение очистит твое новое тело от болезни.
– Если это так, то почему твой народ так боится болезней?
– Потому что такое средство нам не подходит. Для дроу, избранника богини, немыслимо иметь облик представителя низшей расы – только в виде наказания. Кроме того, большинство магов недостаточно искусны, чтобы во время превращения изгнать болезнь. Но я могу это сделать.
Она хмыкнула:
– И ты станешь стараться ради меня?
– Ну, скорее чтобы помочь себе.
В конце концов, после недолгой паузы Смилла сказала:
– А что мне терять?
– Вот именно.
– Но сначала ты изменишь меня.
– Нет, прежде мы должны убедиться, что ты действительно знаешь то, что необходимо мне и моему другу. Мы ищем беглецов из разных Домов.
– Немало дроу скрывается в Браэрине. Некоторые из них больны, как и я. Другие стали изгоями из-за каких-то прегрешений. Найдется даже парочка устроивших себе длительные каникулы подальше от женщин. Могу сказать, где найти большинство из них.
– Я в этом не сомневаюсь, – ответил Фарон, – но мне кажется, что эти живут здесь уже продолжительное время, не так ли? Мы же ищем беглецов последних нескольких десятидневий.
Смилла нахмурилась, и маг понял, что она размышляет, стоит сейчас лгать или нет.
– Да, в последнее время здесь появилось больше мужчин-дроу, – заговорила она, – потакающих своим самым грязным желаниям, но, насколько я знаю, они здесь не остались.
Рилд вздохнул. Фарон догадывался, что он чувствует. По правде говоря, маг всегда получал удовольствие от решения трудных задач, но в этот раз дело двигалось так медленно, что даже у него вызывало раздражение.
Оказавшись в абсолютном тупике, он решил, что нужно прислушаться к голосу интуиции. Все еще играя роль сочувствующего, он подошел к кровати и похлопал Смиллу по костлявому плечу. Она чуть не задохнулась. Вероятно, уже давно никто не прикасался к ней.
– Не теряй надежды, – сказал Фарон. – Возможно, мы еще поторгуемся. Нас с другом интересуют и другие вопросы. Происходило ли в последнее время в Браэрине что-нибудь особенное, необычное?
Женщина засмеялась болезненным, скрипучим голосом.
– Вы имеете в виду что произошло за последние десять дней, после того как эти животные восстали против меня?
– А это тоже интересно. Много лет ты властвовала над гоблинами. Что изменилось теперь кроме того, что твои магические таланты стали угасать? Откуда вдруг в этих существах взялась смелость восстать против тебя?
– Ну-у, – начала Смилла, – возможно, они увидели, насколько я физически ослабла… – Ее потрескавшиеся губы растянулись в усмешке. – Ты хороший, Мастер Миззрим. Ты подарил мне улыбку, дружескую беседу, сочувствие, и вот уже мой язык развязался. Это все от одиночества. Но прежде, чем я еще что-нибудь скажу, ты должен исполнить свою часть договора!
– Вполне разумно. – Фарон извлек из кармана пустой кокон. – В кого ты хочешь превратиться?
– В одну из вас, – вкрадчиво и настороженно сказала она. – Когда-то я слышала, один философ сказал:
«Каждый, в конце концов, превращается в то, что больше всего ненавидит».
– Жизнерадостным был этот твой философ. Теперь соберись с силами. Это займет немного времени, но может быть больно.
Проявляя большую осторожность, он начал читать заклинание. При этом он плавно водил по воздуху руками, выписывая какой-то символ.
Комната наполнилась грохотом, звоном, стало очень холодно. На мгновение все вокруг заструилось, замерцало, а потом все искажения стекли в ее дряхлое больное тело. На шее Смиллы вздулись вены, она закричала.
За дверью завопил один из бугберов:
– Мы тоже хотим получить кусок! Мы же договорились!
И вдруг раны стали исчезать, изможденная фигура постепенно приобретала стройность, пепельно-серая кожа потемнела, стала черной и блестящей, глаза покраснели, уши заострились. Черты лица приобрели тонкость, изящество и нежность, еще более подчеркнутые снежно-белыми волнистыми волосами.
– Боль прошла, – выдохнула она. – Я чувствую себя сильнее.
– Разумеется, – тихо произнес Фарон.
Она осмотрела свои руки, потом встала с кровати и попробовала сделать шаг. Сначала она двигалась очень робко, но мало-помалу осмелела и через несколько секунд уже прыгала и кружилась, словно жизнерадостная маленькая девочка, а ее грязная ночная сорочка болталась на ней и путалась в ногах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97