Давай я налью тебе еще кофе.
– Спасибо! – ошеломленно поблагодарил сэр Мармадьюк. – Никогда не подозревал, что я тяжеловесен.
– Ты вообще плохо знаешь себя. Ты столь же тяжеловесен, как огромный замок со всеми его стенами и башнями, такой же надменный, величественный и неприступный. Вот твой кофе.
Сэр Мармадьюк молчал, тупо помешивая ароматную жидкость. Ева-Энн бросала на него косые взгляды.
– Похоже, – наконец сказал он, – я только сейчас начинаю узнавать тебя.
– Потому что я женщина!
– Однако за одну неделю в тебе произошли поразительные перемены.
– Две недели и три дня! – провозгласила Ева-Энн.
– Я-то полагал, что ты простая деревенская девушка, очень юная, очень безыскусная, очень застенчивая…
– Потому что ты всего лишь мужчина!
– А оказывается, я ошибался самым ужасным образом, если, конечно же, ты не разыгрывала передо мной роль.
– Роль? – она сверкнула на него глазами. – Разыгрывала роль? Сэр, я такая, какой меня сотворил Господь!
– Великолепное творение! – сэр Мармадьюк почтительно поклонился.
– О! – в ярости воскликнула Ева-Энн. – Я не привыкла выслушивать льстивые похвалы, я не знатная леди, а всего лишь Ева-Энн, которой давно уже пора приниматься за стирку.
Сэр Мармадьюк величаво выпятил грудь.
– Мадам… – начала он, но девушка резким жестом остановила его.
– Нет, только не это! – вскричала она в непритворном ужасе, – ты снова собираешься, раздувшись от гордости, сказать тяжеловесный комплимент. Возьми-ка лучше топор и наруби дров.
Какое-то мгновение джентльмен стоял неподвижно, надменно хмуря брови и презрительно кривя губы, но вскоре весело рассмеялся и, прихватив топор, отправился рубить дрова.
К заготовке топлива наш герой подошел с привычной для себя скрупулезностью, тщательно следя за тем, чтобы все ветки были одного размера, укладывая хворост в идеальные по форме вязанки. От этого всепоглощающего занятия его отвлек испуганный возглас Евы-Энн.
– Джон, посмотри на Горация!
Оставив топор, джентльмен спустился к ручью. Ева с испугом смотрела на блаженно жующего Горация.
– Джон, с ним все в порядке?
– Он выглядит очень довольным. – Сэр Мармадьюк потрепал Горация, недовольно мотнувшего головой. – Посмотри, какая у него шелковистая шерсть.
– Я ежедневно чищу его. Но посмотри же, как тяжело он водит глазами!
– Ну и что?
– Но он только что съел самую большую тряпку, которой я мою посуду.
– Ничего удивительного в том нет. А теперь он просто высматривает другие не менее аппетитные вещи, щетку или мыло. У нашего Горация широкие вкусы. А теперь, если ты составишь список того, что нам необходимо, я…
– Ты собираешься в Годалминг, Джон? Это очень опасно! Лучше пойду я.
– Нет, – он успокоительно улыбнулся. – Идти нужно мне, а там будь что будет… – в этот момент Гораций, подкравшись поближе, ткнулся бархатистым носом в руку Евы-Энн. Сэр Мармадьюк возмутился, – Можешь наслаждаться моей шляпой, моим пальто, палаткой, но Еву-Энн ты уж оставь мне.
– Но зачем подвергать себя такому риску? – спросила девушка, делая вид, что не замечает, как рука джентльмена легла на ее руку. – Разве тебя не страшит будущее?
– Ничуть, если не считать одинокой старости.
– А разве она обязательно должна быть одинокой, Джон?
– Старость – это всегда одиночество.
– Конечно же нет, если есть любовь.
– Ева-Энн, ты по-прежнему считаешь меня дурным человеком?
Какое-то мгновение девушка молчала, отвернувшись и глядя в сторону, затем ответила все так же не глядя на него.
– Ты ведь попросил меня забыть. Ты назвал случившееся безрассудством! В тот момент я ненавидела тебя.
– А сейчас, Ева-Энн?
– А сейчас, Джон, только Господь Бог может ответить, каков ты на самом деле. Ты больно ранил меня, поколебал мою веру в тебя, и все же тебе достаточно сказать мне хоть слово, и я последую за тобой хоть на край света, Джон.
Он выпустил ее руку и поспешно отвернулся, издав какой-то странный приглушенный звук, в котором слились страсть, боль и нечеловеческие усилия, которыми он сдерживал себя.
Вскоре, укрепив на спине у Горация вьючное седло и корзины, он помахал на прощание Еве-Энн и направился в сторону городка. Сэр Мармадьюк и не подозревал, что идиллическое путешествие вдвоем закончилось.
Глава XXIV,
полная тревоги и волнений
Утро выдалось великолепное. Свежий ветерок весело трепал листву, ветви деревьев, слегка поскрипывая, легкими тенями мельтешили на светлой тропинке. Природа в этот день, казалось, решила превзойти самое себя. Но сэр Мармадьюк, не замечая очарования чудесного утра, уныло брел по пыльной дороге, волоча ноги и повесив голову, одолеваемый тяжелыми думами. Он послушно следовал за трусившим впереди Горацием, который в конце концов завел его в заросли чертополоха.
– Жизнь, дружище, становится слишком сложной штукой! – поведал он своему четвероногому товарищу, обратив на него тоскливый взор, – до сих пор я считал себя человеком вполне благородным.
Гораций, обнаружив, что не достает до нежной верхушки чертополоха, бросил на своего хозяина злобный взгляд, его толстые губы искривились в презрительной усмешке.
– Жизнь, друг мой Гораций, – это жестокая драма, это взлеты и падения, она непредсказуема и полна всяческих неожиданностей. За примером далеко и ходить не надо, вспомни хотя бы Джимми Вэмпера, и думаю, что не ошибусь, если скажу тебе, милый Гораций, что недалек тот час, когда твоего хозяина настигнет отвратительная и неумолимая длань закона. И уж тогда-то жизнь повернется ко мне самой неприглядной своей стороной. Так что вперед, мой друг, вперед!
Тропинка вскоре вывела их на дорогу, а дорога, в свою очередь, привела к перекрестку. На указательном столбе сэр Мармадьюк еще издалека заметил огромный лист. Подойдя ближе, он увидел, что большие буквы возвещают:
УБИЙСТВО!
НАГРАДА ПЯТЬДЕСЯТ ФУНТОВ
ЗА МЕРТВОГО ИЛИ ЖИВОГО!
11 июня Чарльз Брендиш, эсквайр, проживавший в Рэдли-Хартинг в Сассексе, был жестоко убит. Убийца – предположительно, ЧЕЛОВЕК БЛАГОРОДНОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ. Настоящим извещается, что всякий, кто располагает информацией, способной пролить свет на местонахождение КРОВОЖАДНОГО НЕГОДЯЯ, получит НАГРАДУ В ПЯТЬДЕСЯТ ФУНТОВ.
ПРИМЕТЫ разыскиваемого: Рост 5 футов 11 дюймов, телосложение худощавое, но крепкое. Глаза темные. Волосы и бакенбарды черные. Преступник был одет в сюртук цвета бутылочного стекла с золотыми или позолоченными пуговицами, пестрый жилет, черные кашемировые бриджи, обут в сапоги с кисточками. Возраст 36 лет или чуть меньше.
БОЖЕ ХРАНИ КОРОЛЯ!
«Человек благородного происхождения» потер гладко выбритый подбородок и с довольной ухмылкой пробормотал:
– Тридцать шесть, Гораций, тридцать шесть! Черным по белому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Спасибо! – ошеломленно поблагодарил сэр Мармадьюк. – Никогда не подозревал, что я тяжеловесен.
– Ты вообще плохо знаешь себя. Ты столь же тяжеловесен, как огромный замок со всеми его стенами и башнями, такой же надменный, величественный и неприступный. Вот твой кофе.
Сэр Мармадьюк молчал, тупо помешивая ароматную жидкость. Ева-Энн бросала на него косые взгляды.
– Похоже, – наконец сказал он, – я только сейчас начинаю узнавать тебя.
– Потому что я женщина!
– Однако за одну неделю в тебе произошли поразительные перемены.
– Две недели и три дня! – провозгласила Ева-Энн.
– Я-то полагал, что ты простая деревенская девушка, очень юная, очень безыскусная, очень застенчивая…
– Потому что ты всего лишь мужчина!
– А оказывается, я ошибался самым ужасным образом, если, конечно же, ты не разыгрывала передо мной роль.
– Роль? – она сверкнула на него глазами. – Разыгрывала роль? Сэр, я такая, какой меня сотворил Господь!
– Великолепное творение! – сэр Мармадьюк почтительно поклонился.
– О! – в ярости воскликнула Ева-Энн. – Я не привыкла выслушивать льстивые похвалы, я не знатная леди, а всего лишь Ева-Энн, которой давно уже пора приниматься за стирку.
Сэр Мармадьюк величаво выпятил грудь.
– Мадам… – начала он, но девушка резким жестом остановила его.
– Нет, только не это! – вскричала она в непритворном ужасе, – ты снова собираешься, раздувшись от гордости, сказать тяжеловесный комплимент. Возьми-ка лучше топор и наруби дров.
Какое-то мгновение джентльмен стоял неподвижно, надменно хмуря брови и презрительно кривя губы, но вскоре весело рассмеялся и, прихватив топор, отправился рубить дрова.
К заготовке топлива наш герой подошел с привычной для себя скрупулезностью, тщательно следя за тем, чтобы все ветки были одного размера, укладывая хворост в идеальные по форме вязанки. От этого всепоглощающего занятия его отвлек испуганный возглас Евы-Энн.
– Джон, посмотри на Горация!
Оставив топор, джентльмен спустился к ручью. Ева с испугом смотрела на блаженно жующего Горация.
– Джон, с ним все в порядке?
– Он выглядит очень довольным. – Сэр Мармадьюк потрепал Горация, недовольно мотнувшего головой. – Посмотри, какая у него шелковистая шерсть.
– Я ежедневно чищу его. Но посмотри же, как тяжело он водит глазами!
– Ну и что?
– Но он только что съел самую большую тряпку, которой я мою посуду.
– Ничего удивительного в том нет. А теперь он просто высматривает другие не менее аппетитные вещи, щетку или мыло. У нашего Горация широкие вкусы. А теперь, если ты составишь список того, что нам необходимо, я…
– Ты собираешься в Годалминг, Джон? Это очень опасно! Лучше пойду я.
– Нет, – он успокоительно улыбнулся. – Идти нужно мне, а там будь что будет… – в этот момент Гораций, подкравшись поближе, ткнулся бархатистым носом в руку Евы-Энн. Сэр Мармадьюк возмутился, – Можешь наслаждаться моей шляпой, моим пальто, палаткой, но Еву-Энн ты уж оставь мне.
– Но зачем подвергать себя такому риску? – спросила девушка, делая вид, что не замечает, как рука джентльмена легла на ее руку. – Разве тебя не страшит будущее?
– Ничуть, если не считать одинокой старости.
– А разве она обязательно должна быть одинокой, Джон?
– Старость – это всегда одиночество.
– Конечно же нет, если есть любовь.
– Ева-Энн, ты по-прежнему считаешь меня дурным человеком?
Какое-то мгновение девушка молчала, отвернувшись и глядя в сторону, затем ответила все так же не глядя на него.
– Ты ведь попросил меня забыть. Ты назвал случившееся безрассудством! В тот момент я ненавидела тебя.
– А сейчас, Ева-Энн?
– А сейчас, Джон, только Господь Бог может ответить, каков ты на самом деле. Ты больно ранил меня, поколебал мою веру в тебя, и все же тебе достаточно сказать мне хоть слово, и я последую за тобой хоть на край света, Джон.
Он выпустил ее руку и поспешно отвернулся, издав какой-то странный приглушенный звук, в котором слились страсть, боль и нечеловеческие усилия, которыми он сдерживал себя.
Вскоре, укрепив на спине у Горация вьючное седло и корзины, он помахал на прощание Еве-Энн и направился в сторону городка. Сэр Мармадьюк и не подозревал, что идиллическое путешествие вдвоем закончилось.
Глава XXIV,
полная тревоги и волнений
Утро выдалось великолепное. Свежий ветерок весело трепал листву, ветви деревьев, слегка поскрипывая, легкими тенями мельтешили на светлой тропинке. Природа в этот день, казалось, решила превзойти самое себя. Но сэр Мармадьюк, не замечая очарования чудесного утра, уныло брел по пыльной дороге, волоча ноги и повесив голову, одолеваемый тяжелыми думами. Он послушно следовал за трусившим впереди Горацием, который в конце концов завел его в заросли чертополоха.
– Жизнь, дружище, становится слишком сложной штукой! – поведал он своему четвероногому товарищу, обратив на него тоскливый взор, – до сих пор я считал себя человеком вполне благородным.
Гораций, обнаружив, что не достает до нежной верхушки чертополоха, бросил на своего хозяина злобный взгляд, его толстые губы искривились в презрительной усмешке.
– Жизнь, друг мой Гораций, – это жестокая драма, это взлеты и падения, она непредсказуема и полна всяческих неожиданностей. За примером далеко и ходить не надо, вспомни хотя бы Джимми Вэмпера, и думаю, что не ошибусь, если скажу тебе, милый Гораций, что недалек тот час, когда твоего хозяина настигнет отвратительная и неумолимая длань закона. И уж тогда-то жизнь повернется ко мне самой неприглядной своей стороной. Так что вперед, мой друг, вперед!
Тропинка вскоре вывела их на дорогу, а дорога, в свою очередь, привела к перекрестку. На указательном столбе сэр Мармадьюк еще издалека заметил огромный лист. Подойдя ближе, он увидел, что большие буквы возвещают:
УБИЙСТВО!
НАГРАДА ПЯТЬДЕСЯТ ФУНТОВ
ЗА МЕРТВОГО ИЛИ ЖИВОГО!
11 июня Чарльз Брендиш, эсквайр, проживавший в Рэдли-Хартинг в Сассексе, был жестоко убит. Убийца – предположительно, ЧЕЛОВЕК БЛАГОРОДНОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ. Настоящим извещается, что всякий, кто располагает информацией, способной пролить свет на местонахождение КРОВОЖАДНОГО НЕГОДЯЯ, получит НАГРАДУ В ПЯТЬДЕСЯТ ФУНТОВ.
ПРИМЕТЫ разыскиваемого: Рост 5 футов 11 дюймов, телосложение худощавое, но крепкое. Глаза темные. Волосы и бакенбарды черные. Преступник был одет в сюртук цвета бутылочного стекла с золотыми или позолоченными пуговицами, пестрый жилет, черные кашемировые бриджи, обут в сапоги с кисточками. Возраст 36 лет или чуть меньше.
БОЖЕ ХРАНИ КОРОЛЯ!
«Человек благородного происхождения» потер гладко выбритый подбородок и с довольной ухмылкой пробормотал:
– Тридцать шесть, Гораций, тридцать шесть! Черным по белому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73