Им придётся скрыться вместе с семьями, пока до них не добрались тяньгонские агенты, наёмники консорциума или сообщники Гарсии. Но, на мой взгляд, это мало поможет. Единственная возможность и дальше держать в секрете местонахождение Ютланда – полная и абсолютная самоизоляция, прекращение любых контактов с внешним миром.
– Но это неосуществимо, – сказал я.
– Совершенно верно. Ютланд, хоть и незримо, но тем не менее довольно прочно интегрирован в межпланетную экономику. Он экспортирует эндокринин, а импортирует не только корабли и вооружение, но также и другие товары – от высоких технологий до банального ширпотреба. Прекращение торговли ввергнет планету в экономический кризис. В первую очередь это коснётся флота, который существует исключительно на средства, вырученные с продажи эндокринина. И не важно, сколько уже накоплено этих средств. Если не будет торговли, то инопланетные деньги, лишённые товарного обеспечения, превратятся в пустые бумажки. Рано или поздно флот выйдет из-под контроля – а достаточно одного корабля-дезертира, чтобы весь остальной мир узнал путь к Ютланду. Так что полная изоляция исключена – с этим согласны все в правительстве и генштабе.
– А открыться миру, значит, навлечь на себя агрессию, – заметил я. – Получается тупик.
– Похоже, что так. Правда, генерал Хаксли... Кстати, ты знаешь, кто он?
Я коротко кивнул. Конечно, я знал. Генерал Хаксли был самым высокопоставленным военным из числа коренных ютландцев. Он возглавлял Планетарную Армию – то есть, все вооружённые силы наземного базирования, руководство которых почти на сто процентов состояло из местных уроженцев. В ВКС ситуация была совершенно иная – в их высшем командовании доминировали бывшие эриданские офицеры. Впрочем, это и понятно – ведь ещё пятнадцать лет назад у Ютланда не было ни одного космического корабля, а за этот срок не могло появиться достаточное количество «доморощенных» адмиралов. Единственным ютландцем, носившим три звезды на адмиральских погонах, был командующий Седьмой эскадрой, тридцатисемилетний вице-адмирал Бенсон – и как раз он, а не четырёхзвездный генерал Хаксли, являлся самым популярным после отца человеком на планете. Поговаривали даже, что отец готовит его себе в преемники на посту императора.
– Так вот, – продолжал Павлов. – Генерал Хаксли предложил план, как избежать агрессии. План отвратительный, надо сказать, даже гнусный.
– Сдаться на милость консорциума? – предположил я.
– Вот именно. Заключить с фармацевтическими компаниями соглашение, которое полностью удовлетворит их аппетиты. Фактически продать планету с её населением в обмен на долю в прибыли. Предложить своего рода разделение труда: консорциум будет контролировать производство и сбыт эндокринина, а правительство с вооружёнными силами – держать народ в повиновении, чтобы он не рыпался и не требовал своей части доходов. Ну, каково?
Я был ошеломлён.
– И такое предложил ютландец?! Поработить своих соотечественников?.. Вот это уже настоящий фашизм!
Павлов покачал головой:
– Опять ты ошибаешься, Александр. То, что предлагает Хаксли, не фашизм, а олигархический режим.
– Да какая, к чёрту, разница! Хрен редьки не слаще... – Тут я с опозданием притормозил. Хоть и в неформальной обстановке, но я всё же разговаривал со своим главнокомандующим. И об этом не следовало забывать. – А что отец?
– Он сильно разозлился и даже прогнал Хаксли с совещания. А потом, в беседе со мной, признал, что погорячился. Теперь он будет вынужден отправить генерала в отставку.
– По-моему, это правильно.
– Может быть, правильно, а может, и нет. Зависит от того, насколько серьёзен был Хаксли в своих заявлениях. Возможно, последние известия сильно подействовали на него, выбили из колеи, и он наговорил глупостей, о которых сейчас уже сожалеет.
Я хотел было возразить, что человек, предлагающий подобные «глупости», пусть даже сгоряча, не имеет права занимать такой высокий пост. Но затем я передумал – в конце концов, это дело отца и его правительства.
– Так какое же решение было принято? – поинтересовался я. – Или это секрет?
– Какой там секрет! Выход один – начать переговоры с Землёй, как единственной силой, способной гарантировать безопасность Ютланда, и тем временем продолжать готовиться к войне. Если повезёт, сам факт переговоров остудит пыл потенциальных захватчиков, а нет – будем защищаться своими силами. Главное – отбиться от первого агрессора. Этим мы подстегнём земное правительство, покажем ему, что не являемся лёгкой добычей. А длительный конфликт вокруг Ютланда будет не в интересах Земли – ведь это приведёт к снижению поставок эндокринина и повышению его стоимости.
– Вы говорите «мы», – заметил я. – Какой смысл вы в это вкладываете?
Я спросил отнюдь не из праздного любопытства. Мне самому хотелось разобраться в своём отношении к Ютланду.
– Какой смысл я вкладываю? – задумчиво повторил Павлов. – Вряд ли такой же, как ты. Насколько я понимаю, ты уже начинаешь чувствовать себя ютландцем. Хотя бы потому, что твой отец – правитель планеты, и к тебе здесь относятся как к своему. А я... я, пожалуй, наёмник. В лучшем понимании этого слова. Мне предложили работу, которая, после обещаний адмирала Шнайдера оставить Октавию в покое, больше не вступает в конфликт с моей совестью. Работу, к которой я стремился всю свою жизнь и которую на родине получить не мог. – Он немного помолчал. – Видишь ли, Александр, я всегда оставался кадровым военным. Это вовсе не значит, что служба в Астроэкспедиции была мне неинтересна, исследование Дальнего Космоса – увлекательное занятие. Однако я хотел командовать флотом, именно командовать – а в Корпусе флотом руководят. Исследовательские корабли обычно действуют в одиночку, реже – группами по два, по три судна. Поэтому адмиралы в Астроэкспедиции больше чиновники, чем офицеры. Меня никогда не прельщала такая карьера. Другое дело – военный флот.
– Да, понимаю, – сказал я.
– Надеюсь, что понимаешь. Но боюсь, что большинство наших меня не поймут. – (Я догадался, что под «нашими» Павлов имеет в виду команду «Марианны».) – Даже Яна, и та назвала меня предателем... досадно, чёрт возьми! Я, впрочем, ожидал от неё чего-то подобного, поэтому спешил вернуться, пока ты с девочками не лёг спать. Тогда бы всё обошлось мягче. Но я опоздал – а твоя сестра, когда мы наедине, бывает очень язвительной. Вот так и вчера. Едва я появился на пороге, она смерила меня презрительным взглядом и сказала: «Ну всё, дожилась! Теперь я не только дочь фашиста, но и жена изменника родины». А дальше было ещё похлестче.
На эти слова я едва не опрокинул чашку с кофе и уставился на Павлова широко распахнутыми глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96