Хотя и так ясно, что он не оживет. Но ведь мне заплатили, а тех, кто платит, обманывать нельзя.
После этого убийца опустился на колени и уже собрался занести над ним нож, как вдруг мнимый мертвец мгновенно вскочил и бросился на своего убийцу, схватил его за горло и, опрокинув навзничь, уперся коленом в грудь. Затем выбил у него нож, прежде чем тот успел опомниться!
— Сделайте одолжение, амиго, успокойся! — сказал всадник насмешливым тоном.
Но как бы быстро и неожиданно ни произошло только что случившееся, незнакомец-убийца слишком привык к подобным случайностям, а потому быстро обрел обычное хладнокровие.
— Ну, амиго, — продолжал всадник, — что ты скажешь на это?
— Я скажу, что ты искусно притворился, — ответил тот с усмешкой. — Ты по этой части большой умелец!
— Может быть, — согласился тот. — Я проявил хитрость, достойную тебя.
— Пожалуй, даже превзошел меня. Я думал, однако, что застрелил тебя. Это странно, — добавил он, как бы рассуждая сам с собой. — Они были правы, это я дурак. В другой раз возьму серебряную пулю, тогда уж все будет наверняка.
— Что ты бормочешь?
— Ничего.
— Ты что-то сказал.
— А ты что, непременно хочешь знать?
— Если спрашиваю, значит хочу.
— Я сказал, в другой раз возьму серебряную пулю.
— Для чего?
— Для того, чтобы убить тебя.
— Чтобы меня убить? Ты что совсем сошел с ума? Неужели ты думаешь, что я тебя отпущу?
— Нет, не думаю, тем более что в этом случае ты сделал бы большую ошибку.
— Потому что вы хотите меня убить?
— Да, и как можно скорее.
— Стало быть, вы очень меня ненавидите?
— Я? Нисколько!
— Так для чего же вам меня убивать?
— Честный человек должен держать слово. Всадник пристально посмотрел на него и задумчиво покачал головой.
— Гм! — продолжал он через минуту. — Обещаете ли вы, если я на время вас освобожу, не попытаться убежать?
— Обещаю тем с большим удовольствием, что пребывать в такой позе довольно утомительно и я желал бы ее переменить.
— Вставайте! — сказал всадник, поднимаясь. Тот не заставил долго ждать и в мгновение ока был на ногах.
— Ах, как хорошо оказаться свободным, — сказал он.
— Неправда ли? Теперь не желаете ли немного побеседовать?
— Очень желаю, кабальеро. Я могу извлечь немалую пользу из нашего разговора, — отвечал он, кланяясь с самой обезоруживающей улыбкой.
Враги сели рядом, как ни в чем не бывало. Это одна из примечательных черт мексиканского характера. Убийство у этого народа стало настолько обыденным, что нередко человек, чуть не лишившийся жизни, попав в искусно устроенную ему ловушку, спокойно и даже вполне миролюбиво пожимает руку человеку, вознамерившемуся его погубить, потому что не сегодня-завтра он сам способен проделать то же.
Однако в данном случае всадник руководствовался отнюдь не этими соображениями, а совсем иными, о которых мы узнаем позже. При всем видимом простодушии он испытывал глубокое отвращение к разбойнику, покусившемуся на его жизнь.
Что же касается последнего, то справедливости ради должны сказать, что он сожалел лишь об одном, что промахнулся, и мысленно обещал себе исправить оплошность как можно скорее.
— О чем вы думаете? — спросил вдруг всадник.
— Я? Ни о чем, — ответил разбойник с невинным выражением на лице.
— Вы ошибаетесь. Я знаю, о чем вы думаете в эту минуту.
— О! На этот счет позвольте вам сказать…
— Вы думаете, как бы меня убить, — резко прервал его всадник.
Разбойник ничего не ответил, только пробормотал сквозь зубы:
— Экий демон! Он угадывает даже самые сокровенные мысли. С ним надо держаться начеку.
— Готовы вы отвечать чистосердечно на мои вопросы? — продолжал через минуту всадник.
— Да, насколько это будет для меня возможно.
— То есть когда ваши интересы не заставят вас солгать?
— Сеньор, никто ничего не делает себе во зло. Никто не может принудить меня говорить дурно о себе самом.
— Это правда. Кто вы?
— Сеньор, — начал разбойник гордо, — я имею честь быть мексиканцем. Мать моя была индианка, отец — гваделупский кабальеро.
— Прекрасно, но я желаю знать, кто вы.
— Ах, сеньор! — продолжал разбойник тем плаксивым тоном, к которому так любят прибегать мексиканцы: — Я имел несчастье…
— А! Вы имели несчастье, сеньор… Ах, извините! Кажется, вы забыли назвать ваше имя?
— Оно вам ничего не скажет, сеньор, но если желаете знать, извольте: меня зовут Тонильо эль-Сапоте, к вашим услугам, сеньор.
— Благодарю, сеньор Сапоте. Теперь продолжайте, я вас слушаю.
— Я перепробовал много ремесел за свою жизнь. Был и лепером, и погонщиком мулов, и маромером, и солдатом. К несчастью, я немножко вспыльчив. Когда рассержусь, я бываю легок на руку.
— Или тяжел, — с улыбкой заметил всадник.
— Это одно и то же. Так что я имел несчастье подрезать пять или шесть человек, которые по неосторожности затевали со мной ссору. Судья разгневался и, сочтя меня повинным в смерти шести человек, заявил, что я заслуживаю виселицы. Тогда, поняв, что мои сограждане не понимают меня и цивилизация не способна меня оценить, я подался в пустыню и сделался охотником.
— За людьми? — усмехнулся всадник.
— Что же делать, сеньор, времена тяжелые, гренгосы платят за череп с волосами по двадцать долларов; сумма подходящая, особенно когда терпишь нужду. Но я прибегаю к такому заработку только в крайнем случае.
— А! Очень хорошо. Теперь скажите, вы знаете меня?
— По слухам, но не лично.
— Имеется ли у вас какая-нибудь причина ненавидеть меня?
— Я уже имел честь сказать вам, что нет.
— Так зачем же вы хотели меня убить?
— Я хотел вас убить?! — вскричал разбойник с искренним удивлением. — Ни в коем случае!
— Как, негодяй, — сказал всадник, нахмурив брови, — вы осмеливаетесь утверждать подобную ложь, когда вы уже четыре раза стреляли в меня из своей винтовки и вот даже сегодня…
— О, позвольте, сеньор! — с жаром возразил эль-Сапоте. — Это совсем другое дело. Я стрелял в вас, это верно, и, вероятно, еще буду стрелять, но, клянусь спасением души моей, у меня и в мыслях не было вас убивать. Фи! Я! Кабальеро! Как вы можете так дурно думать обо мне, сеньор?
— Зачем же вы стреляли в меня?
— Затем, чтобы лишить вас жизни.
— И вы не называете это убийством?
— Вовсе нет, это просто была работа.
— Как это «работа»? Этот негодяй сведет меня с ума, клянусь честью!
— Сеньор, честный человек обязан держать слово. Мне заплатили.
— Чтобы меня убить? — вскрикнул всадник.
— Именно, — ответил эль-Сапоте. — Вы понимаете, что я обязан был отработать полученные деньги.
Наступило минутное молчание. Очевидно, всаднику довод разбойника казался не столь убедительным.
— Хватит, — сказал он через минуту.
— Я очень этого желаю, сеньор.
— Вы, конечно, понимаете, что ваша судьба в моей власти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
После этого убийца опустился на колени и уже собрался занести над ним нож, как вдруг мнимый мертвец мгновенно вскочил и бросился на своего убийцу, схватил его за горло и, опрокинув навзничь, уперся коленом в грудь. Затем выбил у него нож, прежде чем тот успел опомниться!
— Сделайте одолжение, амиго, успокойся! — сказал всадник насмешливым тоном.
Но как бы быстро и неожиданно ни произошло только что случившееся, незнакомец-убийца слишком привык к подобным случайностям, а потому быстро обрел обычное хладнокровие.
— Ну, амиго, — продолжал всадник, — что ты скажешь на это?
— Я скажу, что ты искусно притворился, — ответил тот с усмешкой. — Ты по этой части большой умелец!
— Может быть, — согласился тот. — Я проявил хитрость, достойную тебя.
— Пожалуй, даже превзошел меня. Я думал, однако, что застрелил тебя. Это странно, — добавил он, как бы рассуждая сам с собой. — Они были правы, это я дурак. В другой раз возьму серебряную пулю, тогда уж все будет наверняка.
— Что ты бормочешь?
— Ничего.
— Ты что-то сказал.
— А ты что, непременно хочешь знать?
— Если спрашиваю, значит хочу.
— Я сказал, в другой раз возьму серебряную пулю.
— Для чего?
— Для того, чтобы убить тебя.
— Чтобы меня убить? Ты что совсем сошел с ума? Неужели ты думаешь, что я тебя отпущу?
— Нет, не думаю, тем более что в этом случае ты сделал бы большую ошибку.
— Потому что вы хотите меня убить?
— Да, и как можно скорее.
— Стало быть, вы очень меня ненавидите?
— Я? Нисколько!
— Так для чего же вам меня убивать?
— Честный человек должен держать слово. Всадник пристально посмотрел на него и задумчиво покачал головой.
— Гм! — продолжал он через минуту. — Обещаете ли вы, если я на время вас освобожу, не попытаться убежать?
— Обещаю тем с большим удовольствием, что пребывать в такой позе довольно утомительно и я желал бы ее переменить.
— Вставайте! — сказал всадник, поднимаясь. Тот не заставил долго ждать и в мгновение ока был на ногах.
— Ах, как хорошо оказаться свободным, — сказал он.
— Неправда ли? Теперь не желаете ли немного побеседовать?
— Очень желаю, кабальеро. Я могу извлечь немалую пользу из нашего разговора, — отвечал он, кланяясь с самой обезоруживающей улыбкой.
Враги сели рядом, как ни в чем не бывало. Это одна из примечательных черт мексиканского характера. Убийство у этого народа стало настолько обыденным, что нередко человек, чуть не лишившийся жизни, попав в искусно устроенную ему ловушку, спокойно и даже вполне миролюбиво пожимает руку человеку, вознамерившемуся его погубить, потому что не сегодня-завтра он сам способен проделать то же.
Однако в данном случае всадник руководствовался отнюдь не этими соображениями, а совсем иными, о которых мы узнаем позже. При всем видимом простодушии он испытывал глубокое отвращение к разбойнику, покусившемуся на его жизнь.
Что же касается последнего, то справедливости ради должны сказать, что он сожалел лишь об одном, что промахнулся, и мысленно обещал себе исправить оплошность как можно скорее.
— О чем вы думаете? — спросил вдруг всадник.
— Я? Ни о чем, — ответил разбойник с невинным выражением на лице.
— Вы ошибаетесь. Я знаю, о чем вы думаете в эту минуту.
— О! На этот счет позвольте вам сказать…
— Вы думаете, как бы меня убить, — резко прервал его всадник.
Разбойник ничего не ответил, только пробормотал сквозь зубы:
— Экий демон! Он угадывает даже самые сокровенные мысли. С ним надо держаться начеку.
— Готовы вы отвечать чистосердечно на мои вопросы? — продолжал через минуту всадник.
— Да, насколько это будет для меня возможно.
— То есть когда ваши интересы не заставят вас солгать?
— Сеньор, никто ничего не делает себе во зло. Никто не может принудить меня говорить дурно о себе самом.
— Это правда. Кто вы?
— Сеньор, — начал разбойник гордо, — я имею честь быть мексиканцем. Мать моя была индианка, отец — гваделупский кабальеро.
— Прекрасно, но я желаю знать, кто вы.
— Ах, сеньор! — продолжал разбойник тем плаксивым тоном, к которому так любят прибегать мексиканцы: — Я имел несчастье…
— А! Вы имели несчастье, сеньор… Ах, извините! Кажется, вы забыли назвать ваше имя?
— Оно вам ничего не скажет, сеньор, но если желаете знать, извольте: меня зовут Тонильо эль-Сапоте, к вашим услугам, сеньор.
— Благодарю, сеньор Сапоте. Теперь продолжайте, я вас слушаю.
— Я перепробовал много ремесел за свою жизнь. Был и лепером, и погонщиком мулов, и маромером, и солдатом. К несчастью, я немножко вспыльчив. Когда рассержусь, я бываю легок на руку.
— Или тяжел, — с улыбкой заметил всадник.
— Это одно и то же. Так что я имел несчастье подрезать пять или шесть человек, которые по неосторожности затевали со мной ссору. Судья разгневался и, сочтя меня повинным в смерти шести человек, заявил, что я заслуживаю виселицы. Тогда, поняв, что мои сограждане не понимают меня и цивилизация не способна меня оценить, я подался в пустыню и сделался охотником.
— За людьми? — усмехнулся всадник.
— Что же делать, сеньор, времена тяжелые, гренгосы платят за череп с волосами по двадцать долларов; сумма подходящая, особенно когда терпишь нужду. Но я прибегаю к такому заработку только в крайнем случае.
— А! Очень хорошо. Теперь скажите, вы знаете меня?
— По слухам, но не лично.
— Имеется ли у вас какая-нибудь причина ненавидеть меня?
— Я уже имел честь сказать вам, что нет.
— Так зачем же вы хотели меня убить?
— Я хотел вас убить?! — вскричал разбойник с искренним удивлением. — Ни в коем случае!
— Как, негодяй, — сказал всадник, нахмурив брови, — вы осмеливаетесь утверждать подобную ложь, когда вы уже четыре раза стреляли в меня из своей винтовки и вот даже сегодня…
— О, позвольте, сеньор! — с жаром возразил эль-Сапоте. — Это совсем другое дело. Я стрелял в вас, это верно, и, вероятно, еще буду стрелять, но, клянусь спасением души моей, у меня и в мыслях не было вас убивать. Фи! Я! Кабальеро! Как вы можете так дурно думать обо мне, сеньор?
— Зачем же вы стреляли в меня?
— Затем, чтобы лишить вас жизни.
— И вы не называете это убийством?
— Вовсе нет, это просто была работа.
— Как это «работа»? Этот негодяй сведет меня с ума, клянусь честью!
— Сеньор, честный человек обязан держать слово. Мне заплатили.
— Чтобы меня убить? — вскрикнул всадник.
— Именно, — ответил эль-Сапоте. — Вы понимаете, что я обязан был отработать полученные деньги.
Наступило минутное молчание. Очевидно, всаднику довод разбойника казался не столь убедительным.
— Хватит, — сказал он через минуту.
— Я очень этого желаю, сеньор.
— Вы, конечно, понимаете, что ваша судьба в моей власти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54