— Есть еще одна вещь, которой я не могу найти объяснение, — продолжал граф.
— Какая? — спросил незнакомец.
— Для чего вы все это мне сообщаете?
— Все очень просто.
— Премного обяжете, если объясните мне это.
— С удовольствием, кабальеро. Ведь на вас напали в Ранчо двое незнакомцев?
— Да.
— Я тот самый, которого вы опрокинули.
— А-а! — с какой-то особенной интонацией в голосе протянул граф.
— Одним словом, меня зовут Кукарес, я -леперо, то есть человек, предпочитающий солнце тени, покой — труду удар кинжала, когда он хорошо оплачивается, — самоотречению, которое ничего не приносит. Ну, поняли меня?
— Вполне.
— Итак, мы можем сговориться?
— Думаю, можем.
— Гм! И я того же мнения. Вот это-то и привело меня сюда.
— Еще один вопрос.
— Говорите.
— Но ведь вы изменяете своим друзьям, предаете их?
— Я? Каких?
— Тех, которым вы до сих пор служили.
— Человек, подобный мне, кабальеро, не имеет друзей, у него есть только клиенты.
— Клиенты или друзья, но ведь вы все-таки совершаете измену?
— Мы с ними покончили счеты, ни они не должны мне, ни я им, мы расквитались. Вы видите, кабальеро, в каждом деле существуют две стороны, и каждую умный человек может обратить себе на пользу. Я извлек все, что я мог, из первой, теперь же я хочу попытать счастье на второй.
Граф слушал, как леперо развивал свою теорию двустороннего пользования обстоятельствами, с изумлением и омерзением. Цинизм, такой откровенный, ничем не прикрытый, против воли поражал его, но граф де Лорайль, несмотря ни на что, устоял. Наставления его парижского друга барона Спурцгейма пошли впрок.
— Мы скажем, что вы пришли оказать мне услугу.
Леперо улыбнулся.
— Думаю, мы сторгуемся, — ответил он. — Я говорю это сейчас, наедине, чтобы не бередить совести этих кабальерос, которые вышли отсюда, когда я входил, но с вами я буду откровенен.
— Что вы хотите сказать?
— То, что я пришел сюда, чтобы все это продать.
— Идет.
— Я не продам дешево.
— Ну что же!
— Я дорого возьму.
— Все равно, лишь бы стоило того.
— Ну и отлично! — радостно воскликнул леперо. — Вы именно тот человек, которого я хотел найти. Так можете, любезный граф, смело положиться на меня.
— Приходится, так как ничего другого не остается.
— Что делать? Все люди таковы: сегодня я — вам, завтра вы — мне. Ба-а! Несколько тысяч пиастров за такое дело нечего жалеть.
— Ну так, прежде всего, имя моего соперника?
— Это будет стоить вам пятьдесят унций. Ведь это не дорого?
— Вот они, — отвечал граф и положил на стол требуемую сумму.
Леперо, словно в бездонную пропасть, сбросил их со стола в свой огромный карман.
— Ваш соперник, кабальеро, зовется дон Марсиаль, он же Тигреро. Он страшно богат.
— Дон Сильва, кажется, произносил это имя.
— Возможно, но дон Сильва терпеть его не может, особенно после того, как дон Марсиаль спас его дочь.
— Действительно, я и это припоминаю, дон Сильва говорил об этом несколько раз. Теперь, каким образом дон Марсиаль похитил донью Аниту?
— Очень просто. Стоило ему только проникнуть в крепость, как она уже готова была следовать за ним куда угодно. Во время битвы с апачами он усадил донью Аниту в пирогу, в которую я раньше уже втащил ее отца, связанного, с заткнутым ртом. Затем мы поплыли. Всю ночь плыли мы по реке, чтобы скрыть всякие следы нашего бегства. На рассвете мы были уже в пятнадцати милях. Здесь мы уже не боялись, что нас откроют, и пристали к берегу. Индейцы мансос продали нам лошадей, дон Марсиаль поручил мне препроводить отца молодой девушки в Гуаймас, я исполнил это поручение. Дон Сильва не желал следовать за мной, но в конце концов мне у далось доставить его домой. Я оставил его там и присоединился к дону Марсиалю, который поручил мне принести кое-какие вещи и ждал меня в условленном месте.
— Так, — проговорил граф, — но почему же вы разошлись с ним?
— Боже мой! Кабальеро, мы разошлись, как это бывает между лучшими друзьями, вследствие недоразумения.
— Отлично! Он вас прогнал?
— Почти что так, должен сознаться.
— Давно вы разошлись с ним?
Леперо прищурил правый глаз.
— Нет, — ответил он.
— Можете вы показать дорогу туда, где он в настоящее время находится?
— Когда угодно.
— Отлично. Далеко это отсюда?
— Нет, но простите, кабальеро, давайте все по порядку.
— А именно?
— Сколько вы мне дадите, чтобы узнать, где находятся дон Марсиаль и донья Анита?
— Двести унций.
— Идет.
— Вот они.
Граф подошел к железному ящику в углу залы, достал оттуда несколько пригоршней золота и передал его леперо.
— С вами приятно иметь дело, — проговорил Кукарес, присоединив новые золотые к прежде положенным. — Вот теперь вы сами, вероятно, согласитесь, что я был прав, говоря, что пришел оказать вам услугу.
— Это правда, и я вам очень благодарен. Так где же донья Анита и дон Марсиаль?
— Они в миссии Сан-Франциско. А теперь я прошу у вас позволения покинуть вас.
— Нет, я не дам пока этого позволения.
— Почему же?
— По двум причинам: во-первых, потому что, хотя я и питаю полное доверие к вам, я еще не убедился, что вы говорили мне правду.
— О! — проговорил леперо, и тоном, и жестом показывая, что в правдивости его слов не может быть ни малейшего сомнения.
— Это верно, это верно, я это хорошо знаю, но что вы хотите, я по природе очень недоверчив.
— Хорошо, я останусь. Но в чем заключается вторая причина?
— Вот в чем: теперь я, в свою очередь, хочу попросить вас об одной услуге.
— За плату?
— Ну, разумеется.
— К вашим услугам.
— Я вам дам сто унций, если вы проведете меня к моему сопернику.
— Caspita! — вскричал леперо.
— Еще сто унций, — повторил граф.
— Я понимаю. Сто унций — это прекрасная вещь! Но видите ли, кабальеро, я, во-первых, костеньо, житель берега, а, во-вторых, леперо. Жизнь в пустыне мне не подходит, она вредна для моего здоровья. Я дал себе слово бросить ее. Дорога отсюда в миссию Сан-Франциско трудная, надо идти по настоящей пустыне. Нет, это невозможно.
— Досадно, — холодно проговорил граф.
— Да.
— Так как я хотел предложить вам не сто, а двести унций.
— Ну? — насторожившись, переспросил его собеседник.
— Но так как вы отказываетесь — ведь вы отказываетесь, не правда ли? — то я, к моему сожалению, вынужден вас расстрелять.
— Неужели?! — с ужасом воскликнул леперо.
— Конечно, — продолжал граф невозмутимо. — Послушайте меня, любезнейший, вы очень ловкий человек, и если вы нашли в этом деле две стороны, то, кто вас знает, может быть, вы найдете и третью.
И прежде чем Кукарес успел что-либо сообразить, граф быстрым движением схватил пистолеты, которые лежали на столе.
Леперо побледнел.
— Позвольте, позвольте, кабальеро, — заговорил он неуверенным голосом. — Если уж вы так этого желаете, то я почувствовал бы себя глубоко несчастным, если бы не угодил вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81