Она признавала их законность и покорно на них отвечала. Она не выказывала при этом ни строптивости, ни усердия, и хоть и не находила особого удовольствия, но не проникалась и отвращением. Когда мсье де Сегиран намеревался использовать по отношению к ней свои права мужа, она шла им навстречу всей молодой и свежей красотой своего тела, к каковой мсье де Сегиран был весьма чувствителен, о чем свидетельствовала частота его призывов. Впрочем, она отнюдь не гордилась этим и не черпала в том никакого тщеславного удовлетворения, равно как в ней никогда не возникало желания испытать силу своих чар на ком-либо ином, кроме мсье де Сегирана. Да она и не понимала, как можно придавать такое значение и уделять столько внимания делам любви, и удивлялась тому, как много места они занимают в жизни стольких людей. То, что она мало-помалу узнала, несмотря на свое уединение, о всевозможных интригах, которым предавались эксские дамы и их поклонники, преисполнило ее изумления. Ей казалось непостижимым, что главная жизненная забота может состоять в том, чтобы лежать в постели именно с тем, а не с другим. Мадам де Сегиран иногда делилась своими недоумениями с мсье де Сегираном, когда тот, возвратясь из Экса от своей матери, передавал ей рассказы о последних выходках какой-нибудь мадам де Листома или мадам де Брегансон. Тогда мсье де Сегиран разражался смехом и взирал на свою жену со смесью гордости и удовлетворения. Он явно обладал в ее лице более чем безупречной супругой, чья неколебимая добродетель ограждала его от известных злоключений, к которым мужчины весьма чувствительны, и утешался мыслью о столь прочно для него обеспеченных спокойствии и счастье. И иной раз у него являлось желание воспользоваться ими незамедлительно, тем более что любовные повести, рассказанные им мадам де Сегиран, не могли до некоторой степени не распалить его своими образами. И вот однажды, вернувшись из Экса, откуда он привез сообщенное ему повествование о некоторых занятных проделках мсье де Ла Пэжоди, относящихся к той поре, когда тот еще не слонялся по дорогам, и узнав, по выходе из кареты, что жена его в саду, мсье де Сегиран направился к боскету, где она имела обыкновение уединяться. Это было на склоне прекрасного летнего дня, когда знойная тяжесть воздуха едва начинала рассеиваться. В листве не проносилось ни ветерка, и в зеленоватой тени боскета пастух с флейтой возвышался в своей музыкальной наготе. Заслышав шаги мсье де Сегирана, мадам де Сегиран подняла голову и сделала ему знак сесть возле нее на скамью из дерна, служившую ей сиденьем. Уместившись рядом, мсье де Сегиран начал передавать жене услышанные им речи, из коих некоторые были достаточно вольны. Разговаривая, мсье Де Сегиран обнял свою супругу за талию, и вдруг мадам Де Сегиран почувствовала прикосновение смелой руки к своей груди, в то время как в ухо ей шептались слова, которые были знакомы и которым супружеский долг приучил ее не сопротивляться.
Это маленькое приключение в боскете не оставило бы особого следа в уме мадам де Сегиран, ибо мсье де Сегирану были свойственны подобного рода внезапные приступы волчьего голода, если бы оно не послужило поводом к открытию, явившемуся для мадам де Сегиран источником обуявшего ее душевного смятения и причиной событий, которые я имею вам изложить так как мне их передал во всей их подробности мсье де Ларсфиг. Но, чтобы понять их, возвратимся к сцене в боскете.
Итак, когда, удовлетворив на лоне природы естественное желание своего мужа, как, согласно уже сказанному, ей то случалось уже не раз, мадам де Сегиран пустилась в обратный путь к замку бок о бок с мсье де Сегираном, который, гордясь этой сельской утехой принял свой обычный важный вид, она почувствовала себя охваченной странным волнением. Да, не кто иной как мсье де Сегиран шагал рядом с ней, и не кто иной, в уединении боскета, держал ее в объятиях и подчинил ее своим желаниям, но ей казалось, что она сама не совсем такая же, как всегда. В своем теле она ощутила нечто новое, чего никак не могла понять. Да, она вспоминала телесный дар, который принесла с обычной для нее покорной благосклонностью, но сюда примешивалась неожиданная страстность, приводившая ее в глубокое замешательство. Не была ли бы она счастлива в тот миг, если бы мсье де Сегиран был не тем, кем он был? Если бы другое лицо склонилось над ее лицом, если бы ее схватили другие руки, отвела ли бы она взгляд, оттолкнула ли бы она объятия? Разве в глубине души она не желала бы такой замены? Сойди с подножия мраморный пастух и ласкай он ее своими искусными руками, с каким восторгом всего тела она бы отдалась ему!
С этой мыслью мадам де Сегиран вернулась в замок после приключения в боскете и с тех пор не переставала углублять ее постоянными размышлениями, занимавшими ее весь день и не дававшими ей уснуть ночью, когда она не раз вставала с постели, чтобы думать все о том же. Но чем больше она на этом сосредоточивалась, тем сильнее возрастало ее смятение. Ей становилось все более ясно, что в ней совершилось великое событие. Впервые ей пришло на ум, что можно находить удовольствие в ласках мужчины, который не является супругом, и что больше всего тревожило мадам де Сегиран в этом открытии, так это то, что, удивляясь ему, она нисколько им не возмущалась.
Что в ней заложен инстинкт греха, так это свойство нашей природы, и в этом нет ничего исключительного! Мадам де Сегиран была достаточно вооружена против него, чтобы не бояться уступить его призывам. Можно жить вместе с ним и ощущать его напор в самой сокровенной своей глубине, не поддаваясь ему. Разве не все мы в таком положении? Грех бродит вокруг нас, окружает нас, опутывает, и редко случается, чтобы он, в конце концов, не проник в нас с тем большей легкостью, что бывают темные умы, в которых он пребывает в первородном состоянии и еще до того мгновения, когда он обнаруживает свое присутствие. Но что его потаенные или внезапные попытки не толкают нас сразу же на резкий отпор ему, вот что странно и вот что должно служить нам предостережением против самих себя! Как раз так обстояло дело с мадам де Сегиран, и она готова была видеть в этом действие какого-либо непостижимого колдовства или опасного чародейства.
Однако, прежде чем уверовать в это, мадам де Сегиран упорно доискивалась в самой себе причин той легкости, с какой она отнеслась к соблазнительному образу, неожиданно обнаружившему перед ней склонность, которой она в себе не подозревала. Не приходилось ли ей усматривать как бы предугадание этой склонности в ее всегдашнем пристрастии к занятиям религией, как если бы ей хотелось заранее прибегнуть к оплоту, который они воздвигают в нас, научая нас нашим обязанностям?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Это маленькое приключение в боскете не оставило бы особого следа в уме мадам де Сегиран, ибо мсье де Сегирану были свойственны подобного рода внезапные приступы волчьего голода, если бы оно не послужило поводом к открытию, явившемуся для мадам де Сегиран источником обуявшего ее душевного смятения и причиной событий, которые я имею вам изложить так как мне их передал во всей их подробности мсье де Ларсфиг. Но, чтобы понять их, возвратимся к сцене в боскете.
Итак, когда, удовлетворив на лоне природы естественное желание своего мужа, как, согласно уже сказанному, ей то случалось уже не раз, мадам де Сегиран пустилась в обратный путь к замку бок о бок с мсье де Сегираном, который, гордясь этой сельской утехой принял свой обычный важный вид, она почувствовала себя охваченной странным волнением. Да, не кто иной как мсье де Сегиран шагал рядом с ней, и не кто иной, в уединении боскета, держал ее в объятиях и подчинил ее своим желаниям, но ей казалось, что она сама не совсем такая же, как всегда. В своем теле она ощутила нечто новое, чего никак не могла понять. Да, она вспоминала телесный дар, который принесла с обычной для нее покорной благосклонностью, но сюда примешивалась неожиданная страстность, приводившая ее в глубокое замешательство. Не была ли бы она счастлива в тот миг, если бы мсье де Сегиран был не тем, кем он был? Если бы другое лицо склонилось над ее лицом, если бы ее схватили другие руки, отвела ли бы она взгляд, оттолкнула ли бы она объятия? Разве в глубине души она не желала бы такой замены? Сойди с подножия мраморный пастух и ласкай он ее своими искусными руками, с каким восторгом всего тела она бы отдалась ему!
С этой мыслью мадам де Сегиран вернулась в замок после приключения в боскете и с тех пор не переставала углублять ее постоянными размышлениями, занимавшими ее весь день и не дававшими ей уснуть ночью, когда она не раз вставала с постели, чтобы думать все о том же. Но чем больше она на этом сосредоточивалась, тем сильнее возрастало ее смятение. Ей становилось все более ясно, что в ней совершилось великое событие. Впервые ей пришло на ум, что можно находить удовольствие в ласках мужчины, который не является супругом, и что больше всего тревожило мадам де Сегиран в этом открытии, так это то, что, удивляясь ему, она нисколько им не возмущалась.
Что в ней заложен инстинкт греха, так это свойство нашей природы, и в этом нет ничего исключительного! Мадам де Сегиран была достаточно вооружена против него, чтобы не бояться уступить его призывам. Можно жить вместе с ним и ощущать его напор в самой сокровенной своей глубине, не поддаваясь ему. Разве не все мы в таком положении? Грех бродит вокруг нас, окружает нас, опутывает, и редко случается, чтобы он, в конце концов, не проник в нас с тем большей легкостью, что бывают темные умы, в которых он пребывает в первородном состоянии и еще до того мгновения, когда он обнаруживает свое присутствие. Но что его потаенные или внезапные попытки не толкают нас сразу же на резкий отпор ему, вот что странно и вот что должно служить нам предостережением против самих себя! Как раз так обстояло дело с мадам де Сегиран, и она готова была видеть в этом действие какого-либо непостижимого колдовства или опасного чародейства.
Однако, прежде чем уверовать в это, мадам де Сегиран упорно доискивалась в самой себе причин той легкости, с какой она отнеслась к соблазнительному образу, неожиданно обнаружившему перед ней склонность, которой она в себе не подозревала. Не приходилось ли ей усматривать как бы предугадание этой склонности в ее всегдашнем пристрастии к занятиям религией, как если бы ей хотелось заранее прибегнуть к оплоту, который они воздвигают в нас, научая нас нашим обязанностям?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66