ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Чем ближе к набережной, тем гуще становилась давка. Люди мяли и давили друг друга, чтобы протискаться на первые места. Уличные торговцы расставили свои лотки и продавали съестное и всякую мелочь. Здесь можно было выпить и закусить. Вам предлагали мальгское вино, арбузы, раковины. Нищие выставляли напоказ свои язвы и протягивали свои чашки. Фокусники и шарлатаны упражнялись в своем промысле и торговали лекарствами и амулетами. Птичник держал в клетках разных заморских птиц диковинной окраски и, на шестах, многоцветных попугаев, выстроенных в ряд, словно на параде. Перед длиннобородым левантинцем прыгала стая голозадых обезьян, и их дразнили ободранные шалунишки в дырявых штанах, сквозь которые просвечивали бедра. Иной раз возникала драка из-за поползновения какого-нибудь воришки. Обменивались тумаками; перекрещивалась брань. Иногда появлялось шествие: какое-нибудь братство с хоругвями и эмблемами. Ждали городской совет, который должен был явиться приветствовать герцога Вердонского, командующего эскадрой, и поздравить его с благополучным прибытием.
Между тем карета мсье и мадам де Сегиран, пробившись не без труда, заняла место, наиболее удобное для того, чтобы ничто не заслоняло им зрелища. Опустив дверные стекла, мсье и мадам де Сегиран любовались картиной, открывавшейся их взглядам. Окаймленный во всю свою длину домами, окна которых были оживлены неимоверным количеством любопытных порт расстилался из конца в конец, замыкаемый стенами и башней форта святого Иоанна. Его заполняло множество причаленных или стоявших на якоре судов так что кое-где не видать было воды, которую в других местах бороздили лодки и баркасы. Все это образовывало сплетение ярко раскрашенных корабельных кузовов, носов и корм, украшенных фигурами и эмблемами, мачт, рей прямых и косых, снастей, флагов и вымпелов, колеблемых легким ветром. С каждой минутой толпа росла; но по мере того, как время шло, она становилась все более шумной, разгорячаемая собственными криками. Они удваивались, когда кто-нибудь, по неосторожности, слишком близко подойдя к краю, падал в воду. Его вытаскивали всего мокрого. Эти интермедии умеряли нетерпение ожидания, которое мсье и мадам де Сегиран начинало уже казаться слишком долгим, как вдруг, едва мсье де Сегиран посмотрел на часы и удостоверился, что они показывают четвертый час, грянул пушечный выстрел, подхваченный громкими криками и звоном всех колоколов. И вот шум сменился великой тишиной. Взоры всех обратились к фарватеру, соединяющему порт с открытым морем. Галеры приближались.
Первой появилась «Ла Реаль», на которой шел герцог Вердонский и которая несла на грот-мачте квадратный флаг. На ней, как известно, двадцать шесть банок по семь весел. Корпус ее белый. Ее кормовая рубка, в виде беседки, покрыта камчатым тентом, поддерживаемым четырьмя золочеными стрелами. Гребцы ее носят синие казаки и колпаки, вместо обычных красных. У входа в порт она вдруг убрала паруса, и в то же время слух пронзили свистки комитов, руководивших маневром. Как только паруса упали, весла принялись мерно бить по воде. С каждым взмахом галера подвигалась вперед. Вскоре можно было ясно различить куршейную пушку и аргузинов в коричневых куртках, стоявших на куршее, меж тем как «Защитница», шедшая вслед за «Ла Реаль», выполняла тот же маневр, который одна за другой повторили все остальные галеры-зензили или обыкновенные, числом семь: «Победа», «Дофина», «Сила», «Корона», «Фортуна», «Слава» и «Отважная», которая следовала последней и которой командовал кавалер де Моморон. Все они шли медленно, под гул приветствий, звон колоколов и гром пальбы.
Встречаемая так, «Ла Реаль», перестав грести, стала на назначенное ей место, то же проделали и остальные галеры, суша весла, то есть убрав их таким образом, чтобы каждое, продетое в строп, легло горизонтально на постицах, что делало честь искусству офицеров и послушливости шиурмы. Затем опустили сходни. Герцог Вердонский гордо сошел на берег. Он был в боевом мундире и шляпе с перьями и железным гарнитуром, в штанах из буйволовой кожи и сапогах. В этот миг крики усилились, так что едва ли он много разобрал в той речи, с которой к нему обратился мэр, окруженный городским советом. Тем не менее он любезно ответил на нее несколькими словами. Мсье де Сегиран видел, как он прошел мимо его кареты, чтобы сесть в ту, что была подана для него. Тем временем мсье де Сегиран вышел, стараясь опознать галеру мсье де Моморона, и попросил одного из сошедших на берег офицеров указать ему ее. Это оказалась та, которая, по-видимому, получила наиболее тяжкие повреждения. Ее грот-мачта была скреплена посередине и не хватало фок-мачты. Подходя ближе, мсье де Сегиран увидел на шканцах мсье Паламеда д'Эскандо, который, узнав его, стал ему делать знаки. Мсье де Сегиран не обладал морскими ногами, а потому не без труда взошел по сходням. Это ему удалось с помощью мсье Паламеда д'Эскандо, спустившегося к нему навстречу и тотчас же проводившего его к кавалеру де Моморону.
Мсье де Моморон лежал в кормовой беседке, ибо полученная им в бедро рана сильно осложнилась из-за недостаточного ухода и его необходимо было передать в руки опытного хирурга, если он не желал остаться хромым на всю жизнь или претерпеть еще худшие невзгоды. Появление мсье де Сегирана, по-видимому, вызвало в нем скорее чувство удивления, нежели удовольствия; тем не менее он довольно охотно согласился быть отвезенным в дом маркиза де Турва, где все было приготовлено для того, чтобы он там жил, пока не подлечится настолько, чтобы уехать на окончательную поправку либо в Экс, к матери, либо в Кармейран, к брату. Само собой разумелось, что неразлучный мсье Паламед д'Эскандо будет его сопровождать. Когда это было установлено, мсье де Моморон с полной готовностью позволил отнести себя в карету, где его ждала мадам де Сегиран.
Она печально смотрела на выстроенные вдоль набережной галеры, чьи высокие кормы красовались резьбой и золочеными фонарями, и с состраданием думала о бедных каторжанах, двигавших их весла усилием своих тел. Она вспоминала их жалкую цепь, встреченную холодным зимним днем на лионской дороге. Быть может, некоторые из этих несчастных здесь, прикованные к банке, которая, как ей сказали, их ждала? Их кожу выдубил морской ветер и опалило небесное солнце. Они изнывают от работы, стонут от голода и жажды, кричат под плетью аргузинов и комитов, терпят муки рабства, от которых ничто не освободит их, кроме смерти, да и то это освобождение будет лишь переходом к другим мучениям, на этот раз вечным, ибо их цепи расплавятся только на адском огне, чей отсвет они уже носят на себе в красном цвете своих казаков и колпаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66