Он стоял, пытаясь проникнуть взглядом за стену тумана. Во всей его позе чувствовалось напряжение.
— Дай Бог, чтоб они шли другим курсом, — рассудительно заметил Виньят. — Тогда мы их скоро минуем.
— Вряд ли, — сказал Хорнблауэр.
«Ла рев» шла почти прямо по ветру; если бы испанцы шли в бейдевинд или в галфвинд, то звуки, доносившиеся с ближайшего судна, постепенно стихали бы, или, напротив, становились громче. Скорее всего, «Ла рев» догнала испанский флот с его убранными на ночь парусами и теперь была в самой его гуще. Вопрос, что в таком случае делать: убавить парусов и лечь в дрейф, чтобы пропустить испанцев мимо, или, наоборот, прибавить и попытаться их обогнать. Но с каждой минутой становилось все яснее: шлюп идет практически одним Курсом с флотом, иначе он неизбежно сблизился бы с каким-нибудь судном. Пока туман не рассеялся, такая позиция надежнее всего.
Но с наступлением утра туман неизбежно рассеется.
— Может, нам изменить курс, сэр? — спросил Виньят.
— Погодите, — сказал Хорнблауэр.
В свете разгорающейся зари мимо приносились клочья более густого тумана — верный признак, что долго он не продержится. В этот момент они вышли из полосы тумана на чистую воду.
— Вот он! — сказал Хантер. Офицеры и матросы забегали в панике.
— Стоять, черт возьми! — сорвался Хорнблауэр. Меньше чем в кабельтове с правого борта почти параллельным курсом шел трехпалубный корабль. Впереди и по правому борту угадывались силуэты трех боевых кораблей. Ничто не спасет шлюп, если он привлечет к себе внимание, единственный шанс — идти, как ни в чем не бывало. Остается надежда, что в беспечном испанском флоте вахтенные офицеры не знают, что у них нет такого шлюпа, как «Ла рев» или даже, чудом, что такой шлюп у них есть. В конце концов, «Ла рев» построена во Франции и оснащена по-французски. Борт о борт «Ла рев» и военные корабли шли по неспокойному морю. С такого расстояния любая из пятидесяти больших пушек могла бы расстрелять их в упор; одного попадания хватило бы, чтоб потопить шлюп. Хантер вполголоса ругался грязными словами, но дисциплина была безупречная — направленная с испанской палубы подзорная труба не обнаружила бы на борту шлюпа ничего подозрительного. Мимо них вновь проплыли клочья тумана, и они вошли в новую полосу.
— Слава Богу! — выдохнул Хантер, не заметив контраста между набожностью этой фразы и недавними богохульствами.
— Поворот через фордевинд, — скомандовал Хорнблауэр. — Положите ее на правый галс.
Матросам не надо было напоминать, чтоб они работали тихо: все и так прекрасно сознавали опасность. «Ла рев» плавно развернулась, шкоты были выбраны и свернуты без единого звука; теперь шлюп сел круто к ветру и волны набегали на его правую скулу.
— Сейчас мы пересечем их курс, — сказал Хорнблауэр.
— Дай Бог нам пройти у них под кормой, а не под носом, — заметил Виньят.
Герцогиня по-прежнему стояла на корме, закутанная в плащ с капюшоном. Она старалась никому не попадаться под ноги.
— Быть может, Вашему Сиятельству лучше спуститься вниз? — Хорнблауэр с трудом заставил себя обращаться официально.
— О нет, пожалуйста, — сказала герцогиня. — Я этого не вынесу.
Хорнблауэр пожал плечами и тут же забыл о герцогине, охваченный новой тревогой. Он ринулся вниз и вернулся с двумя большими запечатанными пакетами депеш. Вынув из ограждения кофель-нагель, он принялся куском веревки тщательно приматывать его к пакетам.
— Пожалуйста, — сказала герцогиня, — пожалуйста, мистер Хорнблауэр, скажите, что вы делаете?
— Хочу убедиться, что они утонут, если судно будет захвачено и я выброшу их за борт, — мрачно ответил Хорнблауэр.
— Но тогда они пропадут?
— Это лучше, чем если их прочтут испанцы, — Хорнблауэр с трудом сохранял спокойствие.
— Я могу позаботиться о них, — сказала герцогиня. — Конечно, могу.
Хорнблауэр пристально посмотрел на нее.
— Нет, — сказал он. — Они могут обыскать ваш багаж. Скорее всего, так они и поступят.
— Багаж! — воскликнула герцогиня. — Как будто я собираюсь убирать их в багаж! Я спрячу их на себе — меня-то они обыскивать не будут. У меня под юбкой их точно никто не найдет.
Неприкрытый реализм этих слов слегка ошеломил Хорнблауэра и одновременно заставил его почувствовать, что в предложении герцогини что-то есть.
— Если они нас захватят, — продолжала герцогиня, — не дай Бог, конечно, но если они нас захватят, меня они в плен не возьмут. Они отправят меня в Лиссабон и при первой же возможности посадят на английское судно. Тогда я немедленно передам депеши. Поздно, конечно, но лучше поздно, чем никогда.
— Это верно, — задумчиво произнес Хорнблауэр.
— Я буду беречь их пуще жизни, — сказала герцогиня. — Клянусь, что не расстанусь с ними. Я никому не скажу, что они у меня, пока не передам их королевскому офицеру.
Она посмотрела на Хорнблауэра. Ее взгляд светился честностью.
— Туман рассеивается, сэр, — заметил Виньят,
— Быстро! — сказала герцогиня.
Медлить было нельзя. Хорнблауэр высвободил пакеты из намотанной на них веревки, вручил их герцогине и вставил кофель-нагель на место.
— Ох уж эта чертова французская мода, — сказала герцогиня. — Я правду сказала, что спрячу их под юбками. За пазухой у меня места нет.
Действительно, верхняя часть платья отнюдь не выглядела вместительной: талия располагалась прямо под мышками, а дальше платье свисало свободно, в полном противоречии с анатомией.
— Дайте мне ярд этой веревки, быстро, — сказала герцогиня. Виньят отрезал ножом веревку и протянул герцогине. Она уже задрала юбки. Хорнблауэр в ужасе увидел полоску белого тела над чулками и тут же отвернулся. Туман несомненно, рассеивался.
— Можете смотреть, — сказала герцогиня, но юбки упали именно в тот самый момент, когда Хорнблауэр обернулся. — Они у меня под сорочкой, прямо на теле, как я вам обещала. Со времен Директории никто больше не носит корсетов. Так что я привязала их веревкой, один к животу, другой к спине. Вы что-нибудь видите?
Она повернулась кругом, чтоб Хорнблауэр смог убедиться.
— Нет, ничего не видно, — сказал он. — Я должен поблагодарить Ваше Сиятельство.
— Некоторое утолщение есть, — заметила герцогиня, — но неважно, что подумают испанцы, раз они не подумают правды.
Невозможность что-либо делать ставила Хорнблауэра в неудобное положение. Обсуждать с женщиной ее сорочки и корсеты — или отсутствие оных — занятие более чем странное.
Бледное солнце, еще совсем низкое, пробило туман и засияло им в глаза. Грот отбрасывал на палубу бледную тень. Солнце с каждой минутой светило все ярче.
— Вот оно, — сказал Хорнблауэр.
Горизонт стремительно распахнулся — сначала с нескольких ярдов до сотен, затем с сотен ярдов до полумили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Дай Бог, чтоб они шли другим курсом, — рассудительно заметил Виньят. — Тогда мы их скоро минуем.
— Вряд ли, — сказал Хорнблауэр.
«Ла рев» шла почти прямо по ветру; если бы испанцы шли в бейдевинд или в галфвинд, то звуки, доносившиеся с ближайшего судна, постепенно стихали бы, или, напротив, становились громче. Скорее всего, «Ла рев» догнала испанский флот с его убранными на ночь парусами и теперь была в самой его гуще. Вопрос, что в таком случае делать: убавить парусов и лечь в дрейф, чтобы пропустить испанцев мимо, или, наоборот, прибавить и попытаться их обогнать. Но с каждой минутой становилось все яснее: шлюп идет практически одним Курсом с флотом, иначе он неизбежно сблизился бы с каким-нибудь судном. Пока туман не рассеялся, такая позиция надежнее всего.
Но с наступлением утра туман неизбежно рассеется.
— Может, нам изменить курс, сэр? — спросил Виньят.
— Погодите, — сказал Хорнблауэр.
В свете разгорающейся зари мимо приносились клочья более густого тумана — верный признак, что долго он не продержится. В этот момент они вышли из полосы тумана на чистую воду.
— Вот он! — сказал Хантер. Офицеры и матросы забегали в панике.
— Стоять, черт возьми! — сорвался Хорнблауэр. Меньше чем в кабельтове с правого борта почти параллельным курсом шел трехпалубный корабль. Впереди и по правому борту угадывались силуэты трех боевых кораблей. Ничто не спасет шлюп, если он привлечет к себе внимание, единственный шанс — идти, как ни в чем не бывало. Остается надежда, что в беспечном испанском флоте вахтенные офицеры не знают, что у них нет такого шлюпа, как «Ла рев» или даже, чудом, что такой шлюп у них есть. В конце концов, «Ла рев» построена во Франции и оснащена по-французски. Борт о борт «Ла рев» и военные корабли шли по неспокойному морю. С такого расстояния любая из пятидесяти больших пушек могла бы расстрелять их в упор; одного попадания хватило бы, чтоб потопить шлюп. Хантер вполголоса ругался грязными словами, но дисциплина была безупречная — направленная с испанской палубы подзорная труба не обнаружила бы на борту шлюпа ничего подозрительного. Мимо них вновь проплыли клочья тумана, и они вошли в новую полосу.
— Слава Богу! — выдохнул Хантер, не заметив контраста между набожностью этой фразы и недавними богохульствами.
— Поворот через фордевинд, — скомандовал Хорнблауэр. — Положите ее на правый галс.
Матросам не надо было напоминать, чтоб они работали тихо: все и так прекрасно сознавали опасность. «Ла рев» плавно развернулась, шкоты были выбраны и свернуты без единого звука; теперь шлюп сел круто к ветру и волны набегали на его правую скулу.
— Сейчас мы пересечем их курс, — сказал Хорнблауэр.
— Дай Бог нам пройти у них под кормой, а не под носом, — заметил Виньят.
Герцогиня по-прежнему стояла на корме, закутанная в плащ с капюшоном. Она старалась никому не попадаться под ноги.
— Быть может, Вашему Сиятельству лучше спуститься вниз? — Хорнблауэр с трудом заставил себя обращаться официально.
— О нет, пожалуйста, — сказала герцогиня. — Я этого не вынесу.
Хорнблауэр пожал плечами и тут же забыл о герцогине, охваченный новой тревогой. Он ринулся вниз и вернулся с двумя большими запечатанными пакетами депеш. Вынув из ограждения кофель-нагель, он принялся куском веревки тщательно приматывать его к пакетам.
— Пожалуйста, — сказала герцогиня, — пожалуйста, мистер Хорнблауэр, скажите, что вы делаете?
— Хочу убедиться, что они утонут, если судно будет захвачено и я выброшу их за борт, — мрачно ответил Хорнблауэр.
— Но тогда они пропадут?
— Это лучше, чем если их прочтут испанцы, — Хорнблауэр с трудом сохранял спокойствие.
— Я могу позаботиться о них, — сказала герцогиня. — Конечно, могу.
Хорнблауэр пристально посмотрел на нее.
— Нет, — сказал он. — Они могут обыскать ваш багаж. Скорее всего, так они и поступят.
— Багаж! — воскликнула герцогиня. — Как будто я собираюсь убирать их в багаж! Я спрячу их на себе — меня-то они обыскивать не будут. У меня под юбкой их точно никто не найдет.
Неприкрытый реализм этих слов слегка ошеломил Хорнблауэра и одновременно заставил его почувствовать, что в предложении герцогини что-то есть.
— Если они нас захватят, — продолжала герцогиня, — не дай Бог, конечно, но если они нас захватят, меня они в плен не возьмут. Они отправят меня в Лиссабон и при первой же возможности посадят на английское судно. Тогда я немедленно передам депеши. Поздно, конечно, но лучше поздно, чем никогда.
— Это верно, — задумчиво произнес Хорнблауэр.
— Я буду беречь их пуще жизни, — сказала герцогиня. — Клянусь, что не расстанусь с ними. Я никому не скажу, что они у меня, пока не передам их королевскому офицеру.
Она посмотрела на Хорнблауэра. Ее взгляд светился честностью.
— Туман рассеивается, сэр, — заметил Виньят,
— Быстро! — сказала герцогиня.
Медлить было нельзя. Хорнблауэр высвободил пакеты из намотанной на них веревки, вручил их герцогине и вставил кофель-нагель на место.
— Ох уж эта чертова французская мода, — сказала герцогиня. — Я правду сказала, что спрячу их под юбками. За пазухой у меня места нет.
Действительно, верхняя часть платья отнюдь не выглядела вместительной: талия располагалась прямо под мышками, а дальше платье свисало свободно, в полном противоречии с анатомией.
— Дайте мне ярд этой веревки, быстро, — сказала герцогиня. Виньят отрезал ножом веревку и протянул герцогине. Она уже задрала юбки. Хорнблауэр в ужасе увидел полоску белого тела над чулками и тут же отвернулся. Туман несомненно, рассеивался.
— Можете смотреть, — сказала герцогиня, но юбки упали именно в тот самый момент, когда Хорнблауэр обернулся. — Они у меня под сорочкой, прямо на теле, как я вам обещала. Со времен Директории никто больше не носит корсетов. Так что я привязала их веревкой, один к животу, другой к спине. Вы что-нибудь видите?
Она повернулась кругом, чтоб Хорнблауэр смог убедиться.
— Нет, ничего не видно, — сказал он. — Я должен поблагодарить Ваше Сиятельство.
— Некоторое утолщение есть, — заметила герцогиня, — но неважно, что подумают испанцы, раз они не подумают правды.
Невозможность что-либо делать ставила Хорнблауэра в неудобное положение. Обсуждать с женщиной ее сорочки и корсеты — или отсутствие оных — занятие более чем странное.
Бледное солнце, еще совсем низкое, пробило туман и засияло им в глаза. Грот отбрасывал на палубу бледную тень. Солнце с каждой минутой светило все ярче.
— Вот оно, — сказал Хорнблауэр.
Горизонт стремительно распахнулся — сначала с нескольких ярдов до сотен, затем с сотен ярдов до полумили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62