Лишившись возможности зарабатывать себе на жизнь, бывшая подружка Дросселя опускалась все ниже и ниже, пока однажды ее мертвое тело не обнаружили на задворках порта.
Восхищенный могуществом Пустоты, Дроссель примкнул к ее последователям и узнал некоторые из ее тайн. Знание этих тайн и умение обращаться со снадобьями и зельями сделали Дросселя тем, кем он был сегодня, — высшим офицером Дункарганской армии, незаметно подрывавшим мощь этой армии во имя Дагнаруса, Владыки Пустоты.
Дроссель упрямо двигался вперед, распихивая ошалевшую от страха толпу и ругая людей последними словами. Свернув в узкую боковую улочку, он облегченно вздохнул: здесь не было ни души. Самое большое скопление народа наблюдалось там, где были сосредоточены питейные заведения. Люди привыкли отправляться туда за новостями. В торговом квартале — особенно в этой его части — было тихо. Двери лавок давным-давно были закрыты, ставни на окнах — тоже. Торговцы, большей частью жившие над своими лавками, сейчас сидели в трактирах или у родни, заливая страхи вином и элем.
Дроссель представил, какой сюрприз ожидает все это перепуганное стадо, орущее сейчас на улицах. Но тут же отогнал вспыхнувшую в уме картину: ему-то какое дело? Каждый человек должен сам о себе заботиться. Никто и никогда пальцем не ударил, чтобы позаботиться о Дросселе. Вскоре мысль об участи дункарцев сменилась мыслью об увесистом мешочке, набитом серебряными монетами, который он надежно спрятал у себя за поясом.
Улицу, по которой шел капитан, в народе называли «улицей магов», поскольку на ней преобладали лавки, принадлежавшие магам. Сейчас все они стояли с плотно закрытыми ставнями, а двери изнутри были заперты на тяжелые задвижки. Лавка, к которой направлялся Дроссель, была одной из самых богатых. Белые стены, зеленые ставни, а над входом — вывеска с символом «земной магии». Такие вывески красовались почти над всеми лавками этой улицы.
Не доходя до дома с зелеными ставнями, Дроссель свернул в сторону. В конце прохода имелась еще одна дверь. Над нею не было вывески, но все в Дункаре знали, что здесь продаются снадобья и иные предметы для тех, кто занимается магией Пустоты. В Новом Виннингэле подобное заведение не просуществовало бы долго. Церковь поспешила бы вмешаться — лавку бы закрыли, а владелицу бросили бы в тюрьму или, по крайней мере, выслали из города. В Дункаре же это была просто одна из лавок, и не более того.
Это не означало, что дункарцы относились к магии и магам Пустоты с большей симпатией, нежели жители Нового Виннингэля. Просто им был свойствен житейский практицизм. Здешние люди не любили, когда кто-то вмешивался в их дела, и потому старались не вмешиваться в дела других. Если кому-то угодно заниматься магией Пустоты — это его личное дело. Если кто-то желает держать лавку, где торгуют снадобьями, приготовленными не без помощи магии Пустоты, — пусть держит. Главное, чтобы хозяйка лавки исправно платила подати в королевскую казну. В других отношениях королю нет до этого дела, а Церкви вообще нечего сюда соваться. Если кто-то, купив здесь какое-нибудь зелье, причинит вред другому человеку и будет взят с поличным, дункарганцы забьют его камнями насмерть, но прежде не забудут получить подать за купленное зелье. Если в остальных частях Лерема подобную двойственность мышления отказывались понимать, в Дункарге она считалась проявлением здравого смысла.
Дроссель трижды постучал в дверь без вывески, мысленно сосчитал до десяти, потом снова трижды постучал. Дверь приоткрылась, из щели на капитана уставился чей-то глаз.
— Поздно ты сегодня, — произнес женский голос.
Дверь сначала захлопнулась, потом бесшумно распахнулась. На пороге стояла женщина с зажженной лампой. Помещение за ее спиной было тесным, заставленным шкафами и столами, на которых были разложены товары для приверженцев магии Пустоты. Воздух наполнял резкий запах мазей, которыми маги обычно смазывали свои прыщи и нарывы на теле.
Женщина качнула лампой, приглашая Дросселя войти, и заперла за ним дверь. От хозяйки лавки тоже пахло мазью. Дроссель заметил у нее на щеке маслянистое пятно. Одни верили в целебную силу этих мазей, другие — нет, утверждая, что верящие просто сами себя обманывают. Дроссель считал, что мази помогают уменьшить боль и зуд, но едва ли могут бесследно убрать отметины Пустоты.
— Все уже собрались, — сообщила женщина. — Ждут тебя в задней комнате.
— На улицах — полное безумство, — сказал Дроссель, извиняясь за свою задержку.
— А чего ты ожидал? — равнодушно спросила женщина, повернувшись, чтобы проводить его.
Дроссель не знал ответа. Он мог бы сказать, что все произошло слишком быстро и он лишь вчера вечером получил распоряжения. Однако он промолчал. Что бы он ни сказал, его слова не убедят Лессерети. Она обязательно что-нибудь возразит, и он опять почувствует себя дураком. А поскольку последнее слово неизменно оставалось за ней, Дроссель давно понял, что намного легче дать ей произнести это слово в самом начале.
Лессерети, которой принадлежала эта лавка, умела весьма искусно применять магию Пустоты. В Дункаре эту женщину знали все; и хотя многие, завидев ее на улице, предпочитали перейти на другую сторону, тем не менее, оказавшись в беде, они без колебаний призывали ее на помощь. Лессерети отличалась умом, осторожностью и знала свое дело. Она знала, кому из просителей помочь, а кому отказать, сколько бы денег ей ни сулили. Неудивительно, что Лессерети удалось пережить многих магов Пустоты в Дункаре.
Когда Дроссель впервые увидел Лессерети, она показалась ему привлекательной женщиной. Она была лишь наполовину дункарганкой, о чем свидетельствовала кожа ее лица, имевшая цвет молока, немного подцвеченного кофе. И волосы ее не были черными, как у дункарганцев. Лессерети была шатенкой. Природа наградила ее разными глазами: одним карим, другим синим. На вид ей можно было дать чуть более тридцати лет, однако ее точного возраста не знал никто. Сама Лессерети никогда не упоминала ни о своем возрасте, ни о том, откуда она родом, а те, кто ее окружал (и меньше всего Дроссель) не осмеливались спросить. Эта женщина была хорошо сложена. Пожалуй, ее можно было бы даже назвать красивой, если бы не язвы на лице и не странный синий глаз, способный, казалось, заглянуть в самые потаенные уголки человеческой души.
Увидев Лессерети в первый раз, Дроссель даже подумал о более тесном знакомстве, но стоило ему поговорить с ней пять минут, как он навсегда оставил эту мысль. Лессерети не испытывала тяги к мужчинам и относилась к ним с насмешливым презрением. Вскоре Дроссель узнал, что схожие чувства Лессерети испытывает и к женщинам. Она ненавидела все человечество и смотрела на тех, кто вместе с нею двигался по жизненному пути к могиле, как на глупцов и тупиц, никогда не упуская случая цинично высмеять их недостатки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193