Как они предвкушали вашу радость, когда вы войдете в чистые, прибранные комнаты! А эти цветы, которые были принесены вам от всей души? Вы жестоко обидели девочек. И мне стыдно не за них, а за вас, доктор. Стыдно! Вы смотрите с удивлением? Как я осмеливаюсь вас отчитывать? А я еще и еще повторю: стыдно мне за вас!
Она вдруг улыбнулась и взяла доктора за руку.
– И как вы ни хмурьтесь и ни притворяйтесь, а я очень хорошо знаю, что вам и самому стыдно, потому что в душе вы – хороший и добрый, я вас насквозь вижу.
Она засмеялась уже совсем весело и прибавила:
– Ну, а теперь посмейте сказать, что вы на меня сердитесь за то, что я вас отчитала! Ну, сердитесь?..
Доктор вдруг растерянно улыбнулся.
– Какая вы…
– Какая?
– Много… много лет… никто так со мной не разговаривал… – запинаясь, пробормотал он.
– А вы сами эти много лет много с людьми разговаривали?..
Он снова нахмурился. Она поняла, что неосторожно задела его за больное место.
– А ну, покажите-ка локоть, – сказала она, притягивая к себе и переворачивая его руку. – Смотрите-ка, разве не молодчина моя Наташка? Как здорово залатала! Ничего и не заметно, – она с улыбкой заглянула ему прямо в глаза и лукаво спросила: – А почему же вы заплатку не выдрали обратно и не вернули, как цветы?
Доктор смущенно засмеялся и опустил глаза.
– Знаете что, – заговорил он совсем тихо, – принесите мне эти розы… Я их поставлю у себя… И… и вы сами скажите об этом девочкам… я не сумею…
– О! С радостью! – воскликнула Софья Михайловна и побежала в свою комнату за цветами.
* * *
Как ни старалась Софья Михайловна, но примирения у девочек с доктором не выходило. Правда, они почувствовали некоторое удовлетворение, когда она им рассказала, что он снова взял цветы. Но каждый раз, когда он проходил через классную в их присутствии, как бы оживленно они ни болтали, они сразу умолкали, опускали головы и упорно смотрели в стол. Сам доктор явно избегал их. Сталкиваясь случайно с любой из них, он смущался и поспешно уступал дорогу, не произнося ни звука. И через классную ходил он особенно быстрым шагом, не глядя на них, и часто от поспешности долго не мог попасть ключом в замочную скважину.
Леонтий Федорович добродушно подтрунивал над девочками по этому поводу, а Софья Михайловна сердилась.
– Нет, девчонки, так невозможно, – говорила она. – Ну, пожалейте вы старика!
– А он нас пожалел тогда? – возмущенно отвечала Наташа.
Катя обычно молчала, но однажды, покраснев и прижимая руки к груди, она сказала:
– А что, если нам написать ему? Посмотрите, какой он старенький, и всегда один… А если заговорить с ним?.. Ну как заговорить?
– Катюшка! Верно! Напишем и положим в ящик для писем! – обрадованно воскликнула Наташа. Ей и самой давно хотелось помириться, но она не знала как.
– А как написать? Про что? – спросила Люся.
Наташа вырвала из тетради три листка бумаги.
– Вот! Давайте, пусть каждая напишет, а потом выберем, чье письмо лучшее.
Люся замахала обеими руками.
– Что ты, что ты! Я писать не буду! Я не знаю как, да еще ошибок насажаю.
– Ладно. Как хочешь. Катя, пиши! – И Наташа взяла в руки перо и задумалась. Потом начала писать. Люся смотрела через ее плечо.
«Глубокоуважаемый доктор! Мы даем вам честное пионерское слово, что мы не хотели вас обидеть, когда убирали ваши комнаты. И нам было очень неприятно, когда вы так рассердились на нас. Мы хотели только, чтобы…»
– Я написала, – сказала Катя.
– Как? Уже?
Катя молча протянула свой листок. Наташа и Люся прочли вслух:
«Милый доктор! Давайте помиримтесь. Мы больше не сердимся на Вас, и Вы, пожалуйста, не сердитесь больше на нас».
– И все? – разочарованно протянула Люся.
Наташа вздохнула.
– Твое лучше, – коротко сказала она и одним движением руки смяла свое начатое письмо.
Катя вся залилась краской.
Подписались все три. Конверт пришлось склеить самим. Вместо адреса написали просто: «Доктору» – и вечером положили письмо в ящик для писем.
Доктор уходил на работу рано. Когда Наташа утром заглянула в ящик, письма там уже не было. Значит, получил!
* * *
Перед шестью часами девочки сидели в классной, как на иголках. Они делали вид, что читают, но то и дело переглядывались и чутко прислушивались, – не идет ли? Они волновались больше, чем в тот злополучный день.
Вдруг в «классную» вошла Софья Михайловна и подсела к столу. Катя и Люся растерянно посмотрели на Наташу.
– Мама, – сказала Наташа, – мы тебя очень просим: уйди к себе. Так нам надо.
Софья Михайловна окинула всех трех внимательным взглядом.
– Хорошо, девочки, – просто сказала она, вставая, и, уходя, приветливо добавила: – В добрый час!
И вот снова, как тогда, щелкнул замок, в прихожей стукнула дверь, раздались шаги.
– Будем смотреть на него, – успела шепнуть Наташа, и дверь открылась. Доктор вошел в «классную» и остановился. Вид у него был растерянный и смущенный, но глаза светились. Левую руку он почему-то держал за спиной.
– Я получил письмо, девочки, – заговорил он негромко, – очень рад… Я очень, очень рад… – Он вдруг шагнул к столу и быстрым, неловким движением протянул руку сначала Наташе, потом Кате, потом Люсе. Девочки, красные, как пионы, повскакали с мест и так же неловко, молча, ответили ему на рукопожатие.
– Я… очень рад… – повторил он еще раз. – Вот… – он вынул из-за спины левую руку и, густо покраснев, сунул каждой девочке по две палочки эскимо.
Они, окончательно растерявшись, даже не поблагодарили, а доктор, гоже окончательно сконфуженный, скрылся за своей дверью.
Глава VI
Доктор и Тотик. Софья Михайловна и Яков Иванович. Мы знакомимся с братом Кати…
Забавно получалось теперь с доктором. Он уже не «бегал» от девочек, как однажды заметила Катя, но при встречах и он и они сильно смущались и расходились, растерянно улыбнувшись друг другу, но не произнося ни звука.
Как-то Леонтий Федорович слегка прихворнул. Болезнь была пустяковая, но вечером Софья Михайловна попросила доктора зайти и посмотреть мужа. Доктор выслушал больного, прописал лекарство и сразу собирался уходить, но Софья Михайловна остановила его:
– Постойте, доктор. Если у вас есть минутка, расскажите в двух словах о своей научной работе. Я ведь кое-что смыслю в медицине, и мне очень интересно.
– Да, и я не совсем безграмотен в этом деле, – прибавил Леонтий Федорович.
Доктор – не особенно охотно – снова сел к столу, на котором только что писал рецепт, и начал рассказывать. Сначала он говорил вяло и скупо, но когда Софья Михайловна и ее муж стали задавать вопросы и он увидел, что они действительно понимают и интересуются, – он увлекся и стал подробно развивать свою мысль. Наташа сидела тут же. Она ничего не понимала из того, что говорил доктор, но с интересом следила, как мама, продолжая разговор, незаметно подставила доктору стакан чаю и несколько бутербродов, и как он, увлеченный своим рассказом, сам того не замечая, выпил этот чай и съел бутерброды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Она вдруг улыбнулась и взяла доктора за руку.
– И как вы ни хмурьтесь и ни притворяйтесь, а я очень хорошо знаю, что вам и самому стыдно, потому что в душе вы – хороший и добрый, я вас насквозь вижу.
Она засмеялась уже совсем весело и прибавила:
– Ну, а теперь посмейте сказать, что вы на меня сердитесь за то, что я вас отчитала! Ну, сердитесь?..
Доктор вдруг растерянно улыбнулся.
– Какая вы…
– Какая?
– Много… много лет… никто так со мной не разговаривал… – запинаясь, пробормотал он.
– А вы сами эти много лет много с людьми разговаривали?..
Он снова нахмурился. Она поняла, что неосторожно задела его за больное место.
– А ну, покажите-ка локоть, – сказала она, притягивая к себе и переворачивая его руку. – Смотрите-ка, разве не молодчина моя Наташка? Как здорово залатала! Ничего и не заметно, – она с улыбкой заглянула ему прямо в глаза и лукаво спросила: – А почему же вы заплатку не выдрали обратно и не вернули, как цветы?
Доктор смущенно засмеялся и опустил глаза.
– Знаете что, – заговорил он совсем тихо, – принесите мне эти розы… Я их поставлю у себя… И… и вы сами скажите об этом девочкам… я не сумею…
– О! С радостью! – воскликнула Софья Михайловна и побежала в свою комнату за цветами.
* * *
Как ни старалась Софья Михайловна, но примирения у девочек с доктором не выходило. Правда, они почувствовали некоторое удовлетворение, когда она им рассказала, что он снова взял цветы. Но каждый раз, когда он проходил через классную в их присутствии, как бы оживленно они ни болтали, они сразу умолкали, опускали головы и упорно смотрели в стол. Сам доктор явно избегал их. Сталкиваясь случайно с любой из них, он смущался и поспешно уступал дорогу, не произнося ни звука. И через классную ходил он особенно быстрым шагом, не глядя на них, и часто от поспешности долго не мог попасть ключом в замочную скважину.
Леонтий Федорович добродушно подтрунивал над девочками по этому поводу, а Софья Михайловна сердилась.
– Нет, девчонки, так невозможно, – говорила она. – Ну, пожалейте вы старика!
– А он нас пожалел тогда? – возмущенно отвечала Наташа.
Катя обычно молчала, но однажды, покраснев и прижимая руки к груди, она сказала:
– А что, если нам написать ему? Посмотрите, какой он старенький, и всегда один… А если заговорить с ним?.. Ну как заговорить?
– Катюшка! Верно! Напишем и положим в ящик для писем! – обрадованно воскликнула Наташа. Ей и самой давно хотелось помириться, но она не знала как.
– А как написать? Про что? – спросила Люся.
Наташа вырвала из тетради три листка бумаги.
– Вот! Давайте, пусть каждая напишет, а потом выберем, чье письмо лучшее.
Люся замахала обеими руками.
– Что ты, что ты! Я писать не буду! Я не знаю как, да еще ошибок насажаю.
– Ладно. Как хочешь. Катя, пиши! – И Наташа взяла в руки перо и задумалась. Потом начала писать. Люся смотрела через ее плечо.
«Глубокоуважаемый доктор! Мы даем вам честное пионерское слово, что мы не хотели вас обидеть, когда убирали ваши комнаты. И нам было очень неприятно, когда вы так рассердились на нас. Мы хотели только, чтобы…»
– Я написала, – сказала Катя.
– Как? Уже?
Катя молча протянула свой листок. Наташа и Люся прочли вслух:
«Милый доктор! Давайте помиримтесь. Мы больше не сердимся на Вас, и Вы, пожалуйста, не сердитесь больше на нас».
– И все? – разочарованно протянула Люся.
Наташа вздохнула.
– Твое лучше, – коротко сказала она и одним движением руки смяла свое начатое письмо.
Катя вся залилась краской.
Подписались все три. Конверт пришлось склеить самим. Вместо адреса написали просто: «Доктору» – и вечером положили письмо в ящик для писем.
Доктор уходил на работу рано. Когда Наташа утром заглянула в ящик, письма там уже не было. Значит, получил!
* * *
Перед шестью часами девочки сидели в классной, как на иголках. Они делали вид, что читают, но то и дело переглядывались и чутко прислушивались, – не идет ли? Они волновались больше, чем в тот злополучный день.
Вдруг в «классную» вошла Софья Михайловна и подсела к столу. Катя и Люся растерянно посмотрели на Наташу.
– Мама, – сказала Наташа, – мы тебя очень просим: уйди к себе. Так нам надо.
Софья Михайловна окинула всех трех внимательным взглядом.
– Хорошо, девочки, – просто сказала она, вставая, и, уходя, приветливо добавила: – В добрый час!
И вот снова, как тогда, щелкнул замок, в прихожей стукнула дверь, раздались шаги.
– Будем смотреть на него, – успела шепнуть Наташа, и дверь открылась. Доктор вошел в «классную» и остановился. Вид у него был растерянный и смущенный, но глаза светились. Левую руку он почему-то держал за спиной.
– Я получил письмо, девочки, – заговорил он негромко, – очень рад… Я очень, очень рад… – Он вдруг шагнул к столу и быстрым, неловким движением протянул руку сначала Наташе, потом Кате, потом Люсе. Девочки, красные, как пионы, повскакали с мест и так же неловко, молча, ответили ему на рукопожатие.
– Я… очень рад… – повторил он еще раз. – Вот… – он вынул из-за спины левую руку и, густо покраснев, сунул каждой девочке по две палочки эскимо.
Они, окончательно растерявшись, даже не поблагодарили, а доктор, гоже окончательно сконфуженный, скрылся за своей дверью.
Глава VI
Доктор и Тотик. Софья Михайловна и Яков Иванович. Мы знакомимся с братом Кати…
Забавно получалось теперь с доктором. Он уже не «бегал» от девочек, как однажды заметила Катя, но при встречах и он и они сильно смущались и расходились, растерянно улыбнувшись друг другу, но не произнося ни звука.
Как-то Леонтий Федорович слегка прихворнул. Болезнь была пустяковая, но вечером Софья Михайловна попросила доктора зайти и посмотреть мужа. Доктор выслушал больного, прописал лекарство и сразу собирался уходить, но Софья Михайловна остановила его:
– Постойте, доктор. Если у вас есть минутка, расскажите в двух словах о своей научной работе. Я ведь кое-что смыслю в медицине, и мне очень интересно.
– Да, и я не совсем безграмотен в этом деле, – прибавил Леонтий Федорович.
Доктор – не особенно охотно – снова сел к столу, на котором только что писал рецепт, и начал рассказывать. Сначала он говорил вяло и скупо, но когда Софья Михайловна и ее муж стали задавать вопросы и он увидел, что они действительно понимают и интересуются, – он увлекся и стал подробно развивать свою мысль. Наташа сидела тут же. Она ничего не понимала из того, что говорил доктор, но с интересом следила, как мама, продолжая разговор, незаметно подставила доктору стакан чаю и несколько бутербродов, и как он, увлеченный своим рассказом, сам того не замечая, выпил этот чай и съел бутерброды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39