- Да... знаете...
- То-то и знаете, Иван Филиппович... А я так полагаю, что господину исправнику о сем случае докладывать не следует.
- Ну, конечно... зачем же? - согласился урядник.
- Да ямщику накажите, чтобы не болтал.
Ямщика позвали и приказали ему держать язык за зубами.
Ямщик вышел, взмостился на сиденье брички и, тихо позвякивая бубенчиками, тронул тройку на почтовый двор.
- Эх! - встряхивал он по временам головой.
Куприян тем временем по оврагу добрался до болота, где уже сидел Васька.
Куприян запыхался и устал, но был очень доволен, что напутал начальство.
- Ты стрелял? - спросил Васька.
- Я... старшину чуть не подстрелил...
- Врешь!
- Ей-Боху!
И Куприян рассказал, как было дело.
- Вот так ловко! - восхитился Васька. - Знай наших!
- Ладно, - насупился Куприян, вспомнив утреннюю трусость Васьки.
Васька умолк.
- Жрать нечего? - спросил Куприян.
- Хлеб есть, - ответил Васька.
Они поели и легли на куче мокрых вялых листьев.
Опять пошел дождь. Небо спустилось еще ниже, и ветер стал задувать, качая вокруг черные, рогатые ветки.
Уже вечером Куприян и Васька прошли задами в Дерновое. Васька пошел к Гунявому, а Куприян пробрался по огородам к избе Егора Шибаева.
IX
Вечер был темный, ветреный и тоскливый.
Куприян тихо посвистывал и поглядывал вверх, через огород, по рыжим пустым грядкам которого вилась протоптанная дорожка от ворот со двора. Отсюда Куприяну была видна крыша избы, темный берест над нею. В щелку плетня мелькал огонек из окна, и то исчезал, то появлялся опять. Кто-то двигался по избе.
"Ужинать собирают", - сообразил Куприян, и тоскливое чувство бесприютности и одиночества скользнуло у него в груди.
Ему вдруг стало особенно обидно, что он должен ждать Матрену на огороде, на ветру, на дожде, а Егор Шибаев сидит на лавке, спокойно ждет ужина и во всякое время может сделать с бабой, что пожелает. Ревность все сильнее овладевала душой Куприяна. Ему ясно представилось, с каким покорным лицом Матрена смотрит теперь на мужа, готовая беспрекословно подчиниться ему и для побоев и для ласки. И Куприяну дальше стало уже думаться, что она вовсе не так боится Егора, а может, и сама не прочь развязаться с ним, Куприяном, и опять полюбить мужа, благо тот здоровый, красивый, да еще и унтер, солдат, что всем бабам нравится.
Удушливый спазм схватил Куприяна за горло.
Лицо у него перекосилось в злую и неестественную усмешку. Куприян широко расставил ноги, уперся спиной в холодный ствол осины и, чувствуя, как мурашки пробегают у него по спине, закрыл глаза и, сам того не замечая, громко произнес:
- Известно баба... им все одно!..
Ветер шумел в верхушках осины, и они все больше темнели. Дальние совсем слились в одну темную качающуюся массу. Огонек в избе стал ярче, блистал в щель плетня, как звездочка, и перестал мигать.
"Сели", - подумал Куприян.
Ноги у него ныли, плечи сильно зябли, и весь он стал дрожать крупной дрожью при каждом порыве ветра. Но он все стоял и не сводил с огонька широко раскрытых глаз. От этого глаза у него стали слезиться, а огонек - двоиться, вытягиваться и пускать острые золотые стрелочки.
Вдруг он потух.
Куприян вздрогнул.
"Легли, - подумал он. - Сейчас выйдет... Анютка сказала, как угомонится..."
С этим последним словом перед Куприяном мелькнула отвратительная картина.
"Он, жеребец-то, в солдатах сколько времени был... ему лестно! А ей все одно!" - подумал Куприян и повел плечами, точно они у него заныли.
Чувство ревнивой, холодной злобы двинулось в нем и прилило к голове, так что на секунду у него потемнело в глазах.
И вместе с ревностью и злобой к Егору Шибаеву в душе у него стала шевелиться и глубокая ненависть к Матрене, которая уже не казалась ему несчастной.
Куприян снял шапку и опять надел, все, не мигая, глядя на темную теперь избу. Стемнело уже настолько, что изба, плетень и берест слились в одну непроницаемую темную массу.
Вдруг что-то смутно забелело в темноте на дорожке, мелькнуло и точно растаяло.
У Куприяна стукнуло в сердце, и он весь вытянулся вперед. Все чувства сразу вылетели у него из головы, и там осталось одно ощущение не то радостною, не то пугливого ожидания.
Белое пятно замаячило ближе и яснее и быстро вытянулось в длинный и тонкий силуэт женской фигуры, закутанной с головой в большой платок.
Матрена, торопливо и не оглядываясь, шла по дорожке. Куприян выдвинулся ей навстречу.
- Ты? - спросила она так тихо, что Куприян еле расслышал.
- Я... кому ж еще?.. - сорвавшимся голосом ответил Куприян.
На ней был большой платок, который она у подбородка поддерживала спрятанными руками так, что видны были только брови и большие боязливые глаза.
Оба молчали.
Оба чувствовали странную неловкость оттого, что между ними легло появление Егора. Куприян притворно равнодушно посвистывал, глядя по сторонам и заложив руки в карманы, а она в нерешимости неподвижно стояла против него и глядела из-под платка пытливо и печально.
"Ишь, теперь совсем... не то..." - мелькало в голове Куприяна.
А Матрене было больно, и обидна была ей такая встреча, потому что ничем против любовника она себя виноватой не считала.
- Ну что ж... здравствуйте, Куприян Васильевич, - тихо выговорила она наконец.
- Здравствуйте... - пробормотал Куприян.
Матрена помолчала. Потом приоткрыла лицо и виновато улыбнулась.
- Что ж так? - сказала она.
Куприян посмотрел на нее, отчаянно тряхнул волосами и обхватил ее обеими руками. Она выпростала свои руки из-под платка и обняла его. На ней, кроме юбки, была одна рубаха, и от голой груди ее пахнуло на Куприяна горячим и влажным воздухом.
Несколько минут они стояли так, молча и тяжело дыша.
По небу гнались разорванные облака с чуть видными просветами. Ветер подхватывал порывами и приносил с болота долгий стонущий звук сухого тростника и звенящие всплески воды.
- Сядем, Купря, - дрожащим голосом прошептала Матрена.
Недалеко от осины уныло чернела полуразвалившаяся копна мокрого сена. Они прошли туда, путаясь ногами один за другого, и опустились в прелую траву. Ветер шумел и шумел.
- Мне пора, Купря, - шепнула Матрена, спустя полчаса.
- Чего там...
- Хватится... боюсь...
Купря сразу остыл, и опять у него, как давеча, потемнело в глазах.
- Ну и иди... - резко сказал он, отодвигаясь от нее.
Матрена посмотрела на него и не шевелилась.
- Серчаешь? - спросила она.
- Ну, что там серчать... известно муж, - закусив губу, пробормотал Куприян.
- Да разве я...
- Да знаем мы! - грубо и сам не зная, что и почему говорит, сказал Куприян.
- Что знаешь? - спросила Матрена, и в голосе у нее послышались слезы и обида.
Куприян промолчал и глядел в сторону.
- Ну, что ж ты молчишь, Купря? А? Купря.
- Да пойди ты к черту! - прорвался Куприян и встал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18