А если бы между этими двумя буквами стояло бы еще несколько букв, то это могло бы звучать как Лллл… – отгадайте, как?
– Лейбо… О нет!
– О да! Брат Франциск не подумал об этом. Но кое-кто уже подумал. Брат Франциск не подумал об одежде из холста и веревке палача, а один из его приятелей подумал. Так что же случилось? В течение ночи все, проходящие искус, были заняты маленькой свеженькой историей о том, будто Франциск встретил там, в пустыне, самого блаженного, и что блаженный проводил нашего мальчика к тому месту, где был этот хлам, и сообщил ему, что на него снизойдет призвание.
Растерянность и неодобрение проступили на лице Чероки.
– Брат Франциск сам сказал об этом?
– Нет! – проревел Аркос. Вы что, не слушаете меня? Франциск ничего такого не говорил. Я надеюсь, что нет, черт побери! Иначе я должен бы был считать, что у меня в аббатстве есть негодяй! Нет, он рассказывал об этом просто и благозвучно, скорее, даже наивно, но позволял другим вообразить все остальное. Я еще не говорил с ним сам. Я послал ректора Книги Памяти послушать его рассказ.
– Я думаю, лучше было мне поговорить с братом Франциском, – пробормотал Чероки.
– Вам?! Когда вы вошли ко мне, я подумывал, не изжарить ли вас живьем за то, что вы отправили его в аббатство. Если бы вы оставили его там, в пустыне, мы бы не дали распространиться этой фантастической болтовне. Но, с другой стороны, если бы он остался там, то нельзя предсказать, что бы он еще раскопал в этом подвале. Я думаю, вы поступили правильно, отослав его.
Чероки, который принял свое решение совсем на другом основании, промолчал.
– Повидайтесь с ним, – сказал аббат. – А затем пошлите его ко мне.
Солнечным утром в понедельник, около девяти часов брат Франциск робко постучал в дверь кабинета. Хороший ночной сон на жестком соломенном тюфяке в старой привычной келье и скромный, но непривычный завтрак не придали чудодейственной силы изголодавшемуся телу и не очистили мозг от слепящего солнца, но эти относительно комфортные условия вернули ему ясность мысли, достаточную для того, чтобы почувствовать опасность. Он одеревенел от ужаса, и потому его первый стук в дверь вовсе не был услышан аббатом. Даже сам Франциск едва слышал его. Через несколько минут он набрался храбрости и постучал еще раз.
– Benedicamus, domino.
– Входи, мой мальчик, входи, – донесся ласковый голос, в котором Франциск после нескольких минут замешательства с изумлением узнал голос всевластного аббата.
– Поверни ручку, сын мой, – произнес тот же дружелюбный голос, поскольку брат Франциск все еще стоял неподвижно, причем суставы его пальцев были согнуты для того, чтобы постучать еще раз.
– Д-д-да, – Франциск слегка коснулся ручки, и тут стало очевидно, что проклятая дверь легко открывается. Он-то надеялся, что она плотно закрыта.
– Господин аббат п-п-посылал за мной? – тонким голосом спросил послушник.
Аббат Аркос пожевал губами и медленно кивнул.
– Ммм… да, господин аббат посылал за тобой. Зайди и закрой за собой дверь.
Брат Франциск закрыл дверь и стал, дрожа, в центре комнаты. Аббат перебрал несколько метельчатых цилиндриков из старой коробки.
– Но, вероятно, было бы более подходящим, – сказал аббат Аркос, – если бы ты послал за преподобным отцом аббатом. Теперь, когда к тебе так благосклонно провидение, когда ты стал таким знаменитым, а? – он смиренно улыбнулся.
– Хе-хе? – вопросительно хихикнул брат Франциск. – О н-н-нет, мой господин.
– Ты же не будешь отрицать, что после той ночи стал знаменит? Что провидение избрало тебя, чтобы открыть это, – он размашистым жестом показал на стол. – Эту коробку с хламом, как назвал ее без обиняков прежний владелец?
Послушник беспомощно промолчал, но все же ухитрился стереть улыбку с лица.
– Тебе семнадцать лет, и ты явный идиот, не правда ли?
– Это несомненная правда, господин аббат.
– Что ты можешь сказать в свое оправдание, чтобы я поверил в твое призвание к религии?
– Никакого оправдания, magister meus.
– Ага! Вот как?! Значит, ты понимаешь, что у тебя нет призвания стать членом ордена?
– О, оно у меня есть! – с трудом выдохнул послушник.
– Но ты не можешь ничего сказать в свое оправдание?
– Ничего.
– Ты, юный кретин, я обращаюсь к твоему благоразумию. Раз ты настаиваешь, то, надеюсь, уже приготовился отказаться от того, что встретил вчера кого-либо в пустыне, и согласиться с тем, что наткнулся на эту… эту коробку с хламом без посторонней помощи, и что все дошедшее до меня от других – только лихорадочный бред!
– О нет, дом Аркос!
– Почему же «о нет»?
– Я не могу отказаться от того, что видел собственными глазами, преподобный отец.
– Следовательно, ты встретил ангела… или это был святой? Или, точнее, еще не святой? И он указал тебе, где искать?
– Я никогда не говорил, что он был…
– И это твое оправдание тому, что ты поверил, будто на тебя снизошло истинное призвание, не так ли? Что этот, этот… – можем ли мы назвать его «существом»? – сказал тебе, чтобы ты услышал свой глас, и обозначил камень своими инициалами, и сказал тебе, будто здесь то, что ты ищешь, а когда ты заглянул под камень, то там оказалось вот это. А?
– Да, дом Аркос!
– Каково же твое мнение о собственной отвратительной гордыне?
– Моя отвратительная гордыня непростительна, мой господин и учитель.
– Вообразить себя настолько важным, чтобы тебя нельзя было простить, это еще большая гордыня! – проревел властитель аббатства.
– Мой господин, я только червь.
– Очень хорошо. Теперь нужно лишь, чтобы ты отказался от той части своего рассказа, где идет речь о пилигриме. Никто, кроме тебя, не видел этого человека, ты это знаешь. Как я понял, он намеревался отправиться в этом направлении? И он даже сказал, что хотел остановиться здесь? Он расспрашивал об аббатстве? Да? И куда же он делся, если все-таки существовал? Ни один человек, похожий на него, не проходил здесь. Брат, дежуривший в это время на сторожевой вышке, не видел его. А? Готов ли ты теперь утверждать, что видел его?
– Если бы не было тех знаков на камне, которые он… тогда, может быть, я…
Аббат прикрыл глаза и утомленно вздохнул.
– Эти знаки, хотя и не очень четкие, существуют, – признал он. – Но ты мог написать их сам.
– Нет, мой господин.
– Признаешь ли ты, что выдумал этого старого хрыча?
– Нет, мой господин.
– Ну, ладно, а знаешь ли ты, что будет с тобой сейчас?
– Да, преподобный отец.
– Тогда приготовься к этому.
Дрожа, послушник обернул свое одеяние вокруг талии и наклонился над столом. Аббат вынул из ящика крепкую ореховую линейку, попробовал ее на ладони, а затем нанес Франциску сильный удар по ягодицам.
– Deo gratias!– послушно отозвался тот и тяжело вздохнул.
– Желаешь ли ты изменить свое мнение, мой мальчик?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
– Лейбо… О нет!
– О да! Брат Франциск не подумал об этом. Но кое-кто уже подумал. Брат Франциск не подумал об одежде из холста и веревке палача, а один из его приятелей подумал. Так что же случилось? В течение ночи все, проходящие искус, были заняты маленькой свеженькой историей о том, будто Франциск встретил там, в пустыне, самого блаженного, и что блаженный проводил нашего мальчика к тому месту, где был этот хлам, и сообщил ему, что на него снизойдет призвание.
Растерянность и неодобрение проступили на лице Чероки.
– Брат Франциск сам сказал об этом?
– Нет! – проревел Аркос. Вы что, не слушаете меня? Франциск ничего такого не говорил. Я надеюсь, что нет, черт побери! Иначе я должен бы был считать, что у меня в аббатстве есть негодяй! Нет, он рассказывал об этом просто и благозвучно, скорее, даже наивно, но позволял другим вообразить все остальное. Я еще не говорил с ним сам. Я послал ректора Книги Памяти послушать его рассказ.
– Я думаю, лучше было мне поговорить с братом Франциском, – пробормотал Чероки.
– Вам?! Когда вы вошли ко мне, я подумывал, не изжарить ли вас живьем за то, что вы отправили его в аббатство. Если бы вы оставили его там, в пустыне, мы бы не дали распространиться этой фантастической болтовне. Но, с другой стороны, если бы он остался там, то нельзя предсказать, что бы он еще раскопал в этом подвале. Я думаю, вы поступили правильно, отослав его.
Чероки, который принял свое решение совсем на другом основании, промолчал.
– Повидайтесь с ним, – сказал аббат. – А затем пошлите его ко мне.
Солнечным утром в понедельник, около девяти часов брат Франциск робко постучал в дверь кабинета. Хороший ночной сон на жестком соломенном тюфяке в старой привычной келье и скромный, но непривычный завтрак не придали чудодейственной силы изголодавшемуся телу и не очистили мозг от слепящего солнца, но эти относительно комфортные условия вернули ему ясность мысли, достаточную для того, чтобы почувствовать опасность. Он одеревенел от ужаса, и потому его первый стук в дверь вовсе не был услышан аббатом. Даже сам Франциск едва слышал его. Через несколько минут он набрался храбрости и постучал еще раз.
– Benedicamus, domino.
– Входи, мой мальчик, входи, – донесся ласковый голос, в котором Франциск после нескольких минут замешательства с изумлением узнал голос всевластного аббата.
– Поверни ручку, сын мой, – произнес тот же дружелюбный голос, поскольку брат Франциск все еще стоял неподвижно, причем суставы его пальцев были согнуты для того, чтобы постучать еще раз.
– Д-д-да, – Франциск слегка коснулся ручки, и тут стало очевидно, что проклятая дверь легко открывается. Он-то надеялся, что она плотно закрыта.
– Господин аббат п-п-посылал за мной? – тонким голосом спросил послушник.
Аббат Аркос пожевал губами и медленно кивнул.
– Ммм… да, господин аббат посылал за тобой. Зайди и закрой за собой дверь.
Брат Франциск закрыл дверь и стал, дрожа, в центре комнаты. Аббат перебрал несколько метельчатых цилиндриков из старой коробки.
– Но, вероятно, было бы более подходящим, – сказал аббат Аркос, – если бы ты послал за преподобным отцом аббатом. Теперь, когда к тебе так благосклонно провидение, когда ты стал таким знаменитым, а? – он смиренно улыбнулся.
– Хе-хе? – вопросительно хихикнул брат Франциск. – О н-н-нет, мой господин.
– Ты же не будешь отрицать, что после той ночи стал знаменит? Что провидение избрало тебя, чтобы открыть это, – он размашистым жестом показал на стол. – Эту коробку с хламом, как назвал ее без обиняков прежний владелец?
Послушник беспомощно промолчал, но все же ухитрился стереть улыбку с лица.
– Тебе семнадцать лет, и ты явный идиот, не правда ли?
– Это несомненная правда, господин аббат.
– Что ты можешь сказать в свое оправдание, чтобы я поверил в твое призвание к религии?
– Никакого оправдания, magister meus.
– Ага! Вот как?! Значит, ты понимаешь, что у тебя нет призвания стать членом ордена?
– О, оно у меня есть! – с трудом выдохнул послушник.
– Но ты не можешь ничего сказать в свое оправдание?
– Ничего.
– Ты, юный кретин, я обращаюсь к твоему благоразумию. Раз ты настаиваешь, то, надеюсь, уже приготовился отказаться от того, что встретил вчера кого-либо в пустыне, и согласиться с тем, что наткнулся на эту… эту коробку с хламом без посторонней помощи, и что все дошедшее до меня от других – только лихорадочный бред!
– О нет, дом Аркос!
– Почему же «о нет»?
– Я не могу отказаться от того, что видел собственными глазами, преподобный отец.
– Следовательно, ты встретил ангела… или это был святой? Или, точнее, еще не святой? И он указал тебе, где искать?
– Я никогда не говорил, что он был…
– И это твое оправдание тому, что ты поверил, будто на тебя снизошло истинное призвание, не так ли? Что этот, этот… – можем ли мы назвать его «существом»? – сказал тебе, чтобы ты услышал свой глас, и обозначил камень своими инициалами, и сказал тебе, будто здесь то, что ты ищешь, а когда ты заглянул под камень, то там оказалось вот это. А?
– Да, дом Аркос!
– Каково же твое мнение о собственной отвратительной гордыне?
– Моя отвратительная гордыня непростительна, мой господин и учитель.
– Вообразить себя настолько важным, чтобы тебя нельзя было простить, это еще большая гордыня! – проревел властитель аббатства.
– Мой господин, я только червь.
– Очень хорошо. Теперь нужно лишь, чтобы ты отказался от той части своего рассказа, где идет речь о пилигриме. Никто, кроме тебя, не видел этого человека, ты это знаешь. Как я понял, он намеревался отправиться в этом направлении? И он даже сказал, что хотел остановиться здесь? Он расспрашивал об аббатстве? Да? И куда же он делся, если все-таки существовал? Ни один человек, похожий на него, не проходил здесь. Брат, дежуривший в это время на сторожевой вышке, не видел его. А? Готов ли ты теперь утверждать, что видел его?
– Если бы не было тех знаков на камне, которые он… тогда, может быть, я…
Аббат прикрыл глаза и утомленно вздохнул.
– Эти знаки, хотя и не очень четкие, существуют, – признал он. – Но ты мог написать их сам.
– Нет, мой господин.
– Признаешь ли ты, что выдумал этого старого хрыча?
– Нет, мой господин.
– Ну, ладно, а знаешь ли ты, что будет с тобой сейчас?
– Да, преподобный отец.
– Тогда приготовься к этому.
Дрожа, послушник обернул свое одеяние вокруг талии и наклонился над столом. Аббат вынул из ящика крепкую ореховую линейку, попробовал ее на ладони, а затем нанес Франциску сильный удар по ягодицам.
– Deo gratias!– послушно отозвался тот и тяжело вздохнул.
– Желаешь ли ты изменить свое мнение, мой мальчик?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91