Но теперь уже Пауло, в свою очередь, настаивал на том, чтобы ее оставили на месте.
Вот как получилось, что ученый начал свою работу в аббатстве, постоянно ощущая присутствие трех послушников, трудившихся на приводном колесе и еще одного, сидевшего со светозащитным пергаментом на стремянке и поддерживающего горение лампы, все время регулируя ее – ситуация, которая дала Поэту повод сочинить безжалостные стихи о демоне замешательства и о том, чему тот подвергся во имя покаяния и умиротворения.
В течение нескольких дней дон и его помощники изучали саму библиотеку, рукописи, монастырские записи, не входящие в Книгу Памяти, – будто по внешнему виду раковины они могли определить, есть ли в ней жемчужина. Брат Корнхауэр обнаружил помощников дона на коленях у входа в трапезную, и на мгновение ему показалось, что эти парни совершают некий обряд перед изображением девы Марии над дверьми, но дребезжание инструментов рассеяло эту иллюзию. Один из помощников укладывал плотничий уровень поперек входа и измерял величину вогнутости, образованной в камнях пола монашескими сандалиями за прошедшие века.
– Мы изыскиваем способы определения дат, – отвечал он на вопрос Корнхауэра. – Здесь, кажется, подходящее место для установления стандартной величины износа, так как частоту передвижений легко оценить. Три принятия пищи на человека в день с тех пор, как были уложены камни.
Корнхауэр, на которого произвела впечатление их дотошность, не мог ничем им помочь, но сам процесс заинтриговал его.
– Есть подробная хроника строительства аббатства, – сказал он. – Там точно сказано, когда возведено каждое строение или пристроено крыло. Почему бы вам не сберечь время?
Помощник с невинным видом поднял на него глаза.
– У моего хозяина есть поговорка: «Найол не говорит и потому не лжет».
– «Найол»?
– Это один из богов народа Красной реки. Хозяин говорит это, конечно, в фигуральном смысле. Предметные доказательства – основной источник. Записи могут лгать, но природа на это не способна. – Заметив реакцию монаха, он поспешно добавил: – Никто не думает об обмане. Это просто доктрина нашего дона: все должно подвергаться перекрестной проверке.
– Очаровательная доктрина, – пробормотал Корнхауэр и наклонился, чтобы рассмотреть чертеж поперечного сечения вогнутости пола, сделанный помощником. – Смотрите-ка, он выглядит похожим на кривую нормального распределения, как ее называет брат Машек. Как странно!
– Ничего странного. Вероятность отклонения шагов от центральной линии стремится следовать закону нормальной погрешности.
Корнхауэр был просто очарован.
– Я позову брата Машека, – сказал он.
Интерес аббата к действиям гостей был более прозаическим.
– Зачем, – спросил он Голта, – они делают подробные чертежи наших сооружений? – Приор был удивлен.
– Я не слышал об этом. Вы имеете в виду дона Таддео?
– Нет, офицера, который приехал с ним. Он исследует их весьма систематически.
– Как вы узнали об этом?
– Мне сказал Поэт.
– Поэт?! Ха!
– К сожалению, на это раз он сказал правду. Он утащил один из чертежей.
– Он у вас?
– Нет, я заставил его вернуть чертеж. Но мне это не нравится. Это выглядит… зловеще.
– Я полагаю, Поэт запросил определенную цену за свою информацию?
– Как ни странно, нет. У него стойкая неприязнь к дону. Как только они появляются, он уходит, что-то бормоча про себя.
– Поэт всегда что-то бормочет.
– Но не в таком серьезном настроении.
– Как вы полагаете, зачем они делают эти чертежи?
Дом Пауло мрачно искривил рот.
– Пока мы не найдем ничего другого, будем считать их интерес чисто профессиональным. В качестве крепости аббатство имело успех: оно никогда не было взято осадой или штурмом. Возможно, это вызвало у них профессиональное восхищение.
Отец Голт задумчиво посмотрел на восток.
– Об этом стоит подумать. Если Ханеган предполагает ударить на запад через Равнину, ему придется оставить гарнизон где-то в этом районе, прежде чем идти в поход на Денвер.
Он подумал несколько секунд, и на лицо его легла печать тревоги.
– А здесь стоит уже готовая крепость!
– Я боюсь, именно это им и пришло на ум.
– Вы думаете, что их послали шпионить?
– Нет-нет. Я сомневаюсь, что Ханеган вообще когда-нибудь слышал о нас. Но они здесь, и они офицеры, и они не могут не осмотреть все вокруг, и такая идея просто не может не придти им в голову. И очень похоже, что теперь Ханеган услышит о нас.
– Что вы собираетесь предпринять?
– Еще не знаю.
– Почему бы не сказать об этом дону Таддео?
– Офицеры не входят в число его слуг. Они посланы для сопровождения и защиты. Что он может сделать?
– Он родственник Ханегана и имеет определенное влияние.
Аббат кивнул.
– Я попытаюсь привлечь его внимание к этому делу. Во всяком случае, проследим за тем, что произойдет в ближайшее время.
В последующие дни дон Таддео закончил наконец изучение раковины и, удостоверившись, что это не переодетая креветка, сосредоточил все свое внимание на жемчужине. Задача была не из простых.
Было подробно изучено множество факсимильных копий. Когда с полок доставались самые ценные книги, цепи скрипели и звенели. В случаях, когда оригиналы были повреждены, считалось неблагоразумным доверять интерпретациям и зрению копиистов. Тогда на свет извлекались подлинные манускрипты, датированные долейбовичскими временами, которые были запечатаны в воздухонепроницаемых бочонках, уложенных в специальных погребах-складах на вечное хранение.
Помощники дона собрали несколько фунтов заметок. На пятый день походка дона Таддео ускорилась, в его манерах появилось рвение голодной гончей, почуявшей запах ценной дичи.
– Великолепно! – Он колебался между ликованием и привычной недоверчивостью. – Отрывки из трудов физика двадцатого столетия! Уравнения весьма последовательны.
Корнхауэр заглядывал через его плечо.
– Я видел это, – сказал он, сдерживая дыхание, – но никак не мог найти, где начало, а где конец. В них заключено что-нибудь важное?
– Я еще не уверен. Математика прекрасная, просто прекрасная! Посмотрите сюда, на это выражение… обратите внимание на исключительную компактность записи. Вот эта штука под знаком радикала выглядит, как производная второго порядка, но фактически представляет собой в развернутом виде целый ряд производных высших степеней.
– Каким образом?
– Показатели степени повышают порядок и расширяют выражение; другими словами, оно не может быть представлено линейным интегралом, как утверждает автор. Прелестно! А теперь посмотрите сюда, на это простое с виду выражение. Эта простота обманчива. Оно явно представляет не одно, а целую систему уравнений в сжатом виде. Мне понадобилась пара дней, чтобы понять, что автор имеет в виду соответствие не только одного уравнения другому, но целой системы – другой системе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Вот как получилось, что ученый начал свою работу в аббатстве, постоянно ощущая присутствие трех послушников, трудившихся на приводном колесе и еще одного, сидевшего со светозащитным пергаментом на стремянке и поддерживающего горение лампы, все время регулируя ее – ситуация, которая дала Поэту повод сочинить безжалостные стихи о демоне замешательства и о том, чему тот подвергся во имя покаяния и умиротворения.
В течение нескольких дней дон и его помощники изучали саму библиотеку, рукописи, монастырские записи, не входящие в Книгу Памяти, – будто по внешнему виду раковины они могли определить, есть ли в ней жемчужина. Брат Корнхауэр обнаружил помощников дона на коленях у входа в трапезную, и на мгновение ему показалось, что эти парни совершают некий обряд перед изображением девы Марии над дверьми, но дребезжание инструментов рассеяло эту иллюзию. Один из помощников укладывал плотничий уровень поперек входа и измерял величину вогнутости, образованной в камнях пола монашескими сандалиями за прошедшие века.
– Мы изыскиваем способы определения дат, – отвечал он на вопрос Корнхауэра. – Здесь, кажется, подходящее место для установления стандартной величины износа, так как частоту передвижений легко оценить. Три принятия пищи на человека в день с тех пор, как были уложены камни.
Корнхауэр, на которого произвела впечатление их дотошность, не мог ничем им помочь, но сам процесс заинтриговал его.
– Есть подробная хроника строительства аббатства, – сказал он. – Там точно сказано, когда возведено каждое строение или пристроено крыло. Почему бы вам не сберечь время?
Помощник с невинным видом поднял на него глаза.
– У моего хозяина есть поговорка: «Найол не говорит и потому не лжет».
– «Найол»?
– Это один из богов народа Красной реки. Хозяин говорит это, конечно, в фигуральном смысле. Предметные доказательства – основной источник. Записи могут лгать, но природа на это не способна. – Заметив реакцию монаха, он поспешно добавил: – Никто не думает об обмане. Это просто доктрина нашего дона: все должно подвергаться перекрестной проверке.
– Очаровательная доктрина, – пробормотал Корнхауэр и наклонился, чтобы рассмотреть чертеж поперечного сечения вогнутости пола, сделанный помощником. – Смотрите-ка, он выглядит похожим на кривую нормального распределения, как ее называет брат Машек. Как странно!
– Ничего странного. Вероятность отклонения шагов от центральной линии стремится следовать закону нормальной погрешности.
Корнхауэр был просто очарован.
– Я позову брата Машека, – сказал он.
Интерес аббата к действиям гостей был более прозаическим.
– Зачем, – спросил он Голта, – они делают подробные чертежи наших сооружений? – Приор был удивлен.
– Я не слышал об этом. Вы имеете в виду дона Таддео?
– Нет, офицера, который приехал с ним. Он исследует их весьма систематически.
– Как вы узнали об этом?
– Мне сказал Поэт.
– Поэт?! Ха!
– К сожалению, на это раз он сказал правду. Он утащил один из чертежей.
– Он у вас?
– Нет, я заставил его вернуть чертеж. Но мне это не нравится. Это выглядит… зловеще.
– Я полагаю, Поэт запросил определенную цену за свою информацию?
– Как ни странно, нет. У него стойкая неприязнь к дону. Как только они появляются, он уходит, что-то бормоча про себя.
– Поэт всегда что-то бормочет.
– Но не в таком серьезном настроении.
– Как вы полагаете, зачем они делают эти чертежи?
Дом Пауло мрачно искривил рот.
– Пока мы не найдем ничего другого, будем считать их интерес чисто профессиональным. В качестве крепости аббатство имело успех: оно никогда не было взято осадой или штурмом. Возможно, это вызвало у них профессиональное восхищение.
Отец Голт задумчиво посмотрел на восток.
– Об этом стоит подумать. Если Ханеган предполагает ударить на запад через Равнину, ему придется оставить гарнизон где-то в этом районе, прежде чем идти в поход на Денвер.
Он подумал несколько секунд, и на лицо его легла печать тревоги.
– А здесь стоит уже готовая крепость!
– Я боюсь, именно это им и пришло на ум.
– Вы думаете, что их послали шпионить?
– Нет-нет. Я сомневаюсь, что Ханеган вообще когда-нибудь слышал о нас. Но они здесь, и они офицеры, и они не могут не осмотреть все вокруг, и такая идея просто не может не придти им в голову. И очень похоже, что теперь Ханеган услышит о нас.
– Что вы собираетесь предпринять?
– Еще не знаю.
– Почему бы не сказать об этом дону Таддео?
– Офицеры не входят в число его слуг. Они посланы для сопровождения и защиты. Что он может сделать?
– Он родственник Ханегана и имеет определенное влияние.
Аббат кивнул.
– Я попытаюсь привлечь его внимание к этому делу. Во всяком случае, проследим за тем, что произойдет в ближайшее время.
В последующие дни дон Таддео закончил наконец изучение раковины и, удостоверившись, что это не переодетая креветка, сосредоточил все свое внимание на жемчужине. Задача была не из простых.
Было подробно изучено множество факсимильных копий. Когда с полок доставались самые ценные книги, цепи скрипели и звенели. В случаях, когда оригиналы были повреждены, считалось неблагоразумным доверять интерпретациям и зрению копиистов. Тогда на свет извлекались подлинные манускрипты, датированные долейбовичскими временами, которые были запечатаны в воздухонепроницаемых бочонках, уложенных в специальных погребах-складах на вечное хранение.
Помощники дона собрали несколько фунтов заметок. На пятый день походка дона Таддео ускорилась, в его манерах появилось рвение голодной гончей, почуявшей запах ценной дичи.
– Великолепно! – Он колебался между ликованием и привычной недоверчивостью. – Отрывки из трудов физика двадцатого столетия! Уравнения весьма последовательны.
Корнхауэр заглядывал через его плечо.
– Я видел это, – сказал он, сдерживая дыхание, – но никак не мог найти, где начало, а где конец. В них заключено что-нибудь важное?
– Я еще не уверен. Математика прекрасная, просто прекрасная! Посмотрите сюда, на это выражение… обратите внимание на исключительную компактность записи. Вот эта штука под знаком радикала выглядит, как производная второго порядка, но фактически представляет собой в развернутом виде целый ряд производных высших степеней.
– Каким образом?
– Показатели степени повышают порядок и расширяют выражение; другими словами, оно не может быть представлено линейным интегралом, как утверждает автор. Прелестно! А теперь посмотрите сюда, на это простое с виду выражение. Эта простота обманчива. Оно явно представляет не одно, а целую систему уравнений в сжатом виде. Мне понадобилась пара дней, чтобы понять, что автор имеет в виду соответствие не только одного уравнения другому, но целой системы – другой системе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91