Если вы будете беречь мудрость до тех пор, пока весь мир не станет мудрым, отец, то он никогда таким не станет.
– Я вижу, у нас нет взаимопонимания в самой основе! – сердито воскликнул аббат. – Служить в первую очередь богу или служить в первую очередь Ханегану – вот между чем вы должны выбирать.
– Тогда у меня совсем небольшой выбор, – ответил дон. – Не предложите ли вы мне трудиться для церкви?
В его голосе была явная насмешка.
22
Был четверг первой недели после праздника Всех Святых. Готовясь к отъезду, дон Таддео и его помощники приводили в подвале в порядок свои заметки и записи. Дон пленил своей речью небольшую монастырскую аудиторию и, когда приблизилось время отъезда, между ним и братьями преобладал дух дружелюбия. Дуговая лампа все еще с треском пылала под сводами, наполняя древнюю библиотеку резким бело-голубым светом, а измотанные послушники вертели динамомашину. Неопытность монаха-регулировщика, сидевшего на стремянке, приводила к тому, что свет постоянно мерцал. Этот монах сменил прежнего искусного оператора – того пришлось отправить в лазарет с мокрой повязкой на глазах.
Теперь дон Таддео говорил о своей работе не так сдержанно, как прежде: очевидно, он больше не беспокоился о теологическом истолковании таких спорных предметов, как преломление света или притязания дона Эзера Шона.
– Если гипотеза не бессмысленна, – говорил он, – ее необходимо подтвердить экспериментом. Я выдвинул эту гипотезу на основе некоторых новых… нет, лучше сказать, некоторых весьма старых математических методов, на которые нас навело изучение вашей Книги Памяти. Гипотеза эта предлагает более простое объяснение некоему оптическому явлению, но, говоря откровенно, я должен в первую очередь подумать о новом способе ее проверки. Это та область, в которой ваш брат Корнхауэр может мне сильно помочь.
Он с улыбкой кивнул на изобретателя и показал рисунок прибора.
– Что это такое? – спросил кто-то после некоторого замешательства.
– Это набор стеклянных пластин. Пучок солнечных лучей, падающий на пластины под углом, частично отражается, а частично проходит сквозь них. Мы установим набор пластин так, чтобы они направляли отраженный пучок через эту штуку, которую придумал брат Корнхауэр, и заставляли свет падать на второй набор стеклянных пластин. Второй набор установим точно под прямым углом, чтобы отражать почти весь поляризованный пучок и почти ничего не пропускать через себя. Смотря через стекло, мы вряд ли увидим свет. Все это уже испытывалось, но теперь, если моя гипотеза верна, замыкание контакта на индуктивной катушке брата Корнхауэра должно вызвать такую яркую вспышку, что свет пройдет через все пластины. Если этого не произойдет, – он пожал плечами, – мы отвергнем эту гипотезу.
– Вместо этого можно отвергнуть катушку, – скромно предложил брат Корнхауэр. – Я не уверен, даст ли она достаточно сильный ток.
– А я уверен. У вас есть интуиция в таких вопросах. Я считаю, что намного легче разработать абстрактную теорию, чем придумать способ для ее экспериментальной проверки. А у вас есть замечательный дар видеть все в виде винтов, проводов и линз, в то время как я умею мыслить лишь абстрактными символами.
– Да, абстрактные идеи приходят мне в голову в последнюю очередь, дон Таддео.
– Мы составили бы неплохую пару, брат Корнхауэр. Я хотел бы, чтобы вы поработали у нас в Коллегиуме, хотя бы некоторое время. Как вы думаете, ваш аббат позволит вам уехать?
– Я не хотел бы делать поспешных предположений, – тихо пробормотал изобретатель.
Дон Таддео обратился к другим монахам:
– Я слышал о «братьях на чужбине». Разве не правда, что некоторые члены вашей общины временами работают в других местах?
– Очень немногие, дон Таддео, – ответил молодой священник. – Прежде орден поставлял клерков, писцов и секретарей белому духовенству и обоим дворам, как королевскому так и церковному. Но это было во времена самой суровой нужды и бедности ордена. Тогда братья, работающие на чужбине, не раз спасали остальных от голодной смерти. Но теперь в этом больше нет нужды, и делается это очень редко. Конечно, несколько наших братьев учатся сейчас в Новом Риме, но…
– Это именно тот случай! – воскликнул дон с внезапным энтузиазмом. – Я обеспечу для вас стипендию Коллегиума. Я уже говорил с вашим аббатом, и…
– Да? – спросил молодой монах.
– Ну… хотя мы и не пришли к соглашению по некоторым пунктам, я смог уяснить его точку зрения. Я подумал, что такая стипендия поможет улучшить наши отношения. Она будет выдаваться, конечно, в виде жалованья, и я уверен, что аббат найдет ему хорошее применение.
Брат Корнхауэр наклонил голову, но ничего не сказал.
– Ну вот! – Ученый рассмеялся. – Похоже, приглашение не обрадовало вас, брат.
– Я польщен, конечно. Но не мне решать такие вопросы.
– Понимаю. Но я и не подумаю просить вашего аббата, если это неприятно лично для вас.
Брат Корнхауэр заколебался.
– Мое призвание – религия, – ответил он наконец, – то есть жизнь в молитвах. И нашу работу мы также представляем себе как разновидность молитвы. Но это, – он показал в сторону динамомашины, – по-моему, скорее походит на игру. Однако, если дом Пауло пошлет меня…
– Вы с неохотой, но поедете, – раздраженно закончил ученый. – Я уверен, что смогу убедить Коллегиум посылать вашему аббатству не менее сотни золотых ханеганов за каждый год, что вы проведете с нами. Я… – Он умолк, чтобы посмотреть на реакцию собеседника. – Простите, я что-нибудь не так сказал?
Аббат остановился на лестнице и взглянул на людей в подвале. Несколько смущенных лиц повернулось к нему. Через несколько секунд и дон Таддео заметил присутствие аббата.
– Мы как раз говорили о вас, святой отец, – сказал он, приветливо кивнув ему. – Если вы слышали, то я, наверное, должен объяснить…
Дон Пауло покачал головой.
– В этом пока нет необходимости.
– Но я хотел бы обсудить…
– Это может подождать? Сейчас я тороплюсь.
– Конечно, – сказал ученый.
– Я скоро вернусь.
Он снова поднялся по лестнице. Отец Голт ждал его во внутреннем дворе.
– Слышали они уже об этом, домине? – мрачно спросил приор.
– Я не спрашивал, но уверен, что еще нет, – ответил дом Пауло. – они там внизу просто ведут безобидную беседу. Что-то о том, чтобы брат Корнхауэр поехал с ними в Тексаркану.
– Значит они не слышали, это точно.
– Да. Где он сейчас?
– В домике для гостей, домине. С ним врач. Он в горячке.
– Сколько братьев знает, что он здесь?
– Четверо. Мы пели Non e,когда он появился в дверях.
– Прикажите этим четверым никому не говорить об этом, а потом займите наших гостей в подвале. Только будьте добры, сделайте так, чтобы они ничего не узнали.
– Но разве вы не скажете им об этом перед отъездом, домине?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
– Я вижу, у нас нет взаимопонимания в самой основе! – сердито воскликнул аббат. – Служить в первую очередь богу или служить в первую очередь Ханегану – вот между чем вы должны выбирать.
– Тогда у меня совсем небольшой выбор, – ответил дон. – Не предложите ли вы мне трудиться для церкви?
В его голосе была явная насмешка.
22
Был четверг первой недели после праздника Всех Святых. Готовясь к отъезду, дон Таддео и его помощники приводили в подвале в порядок свои заметки и записи. Дон пленил своей речью небольшую монастырскую аудиторию и, когда приблизилось время отъезда, между ним и братьями преобладал дух дружелюбия. Дуговая лампа все еще с треском пылала под сводами, наполняя древнюю библиотеку резким бело-голубым светом, а измотанные послушники вертели динамомашину. Неопытность монаха-регулировщика, сидевшего на стремянке, приводила к тому, что свет постоянно мерцал. Этот монах сменил прежнего искусного оператора – того пришлось отправить в лазарет с мокрой повязкой на глазах.
Теперь дон Таддео говорил о своей работе не так сдержанно, как прежде: очевидно, он больше не беспокоился о теологическом истолковании таких спорных предметов, как преломление света или притязания дона Эзера Шона.
– Если гипотеза не бессмысленна, – говорил он, – ее необходимо подтвердить экспериментом. Я выдвинул эту гипотезу на основе некоторых новых… нет, лучше сказать, некоторых весьма старых математических методов, на которые нас навело изучение вашей Книги Памяти. Гипотеза эта предлагает более простое объяснение некоему оптическому явлению, но, говоря откровенно, я должен в первую очередь подумать о новом способе ее проверки. Это та область, в которой ваш брат Корнхауэр может мне сильно помочь.
Он с улыбкой кивнул на изобретателя и показал рисунок прибора.
– Что это такое? – спросил кто-то после некоторого замешательства.
– Это набор стеклянных пластин. Пучок солнечных лучей, падающий на пластины под углом, частично отражается, а частично проходит сквозь них. Мы установим набор пластин так, чтобы они направляли отраженный пучок через эту штуку, которую придумал брат Корнхауэр, и заставляли свет падать на второй набор стеклянных пластин. Второй набор установим точно под прямым углом, чтобы отражать почти весь поляризованный пучок и почти ничего не пропускать через себя. Смотря через стекло, мы вряд ли увидим свет. Все это уже испытывалось, но теперь, если моя гипотеза верна, замыкание контакта на индуктивной катушке брата Корнхауэра должно вызвать такую яркую вспышку, что свет пройдет через все пластины. Если этого не произойдет, – он пожал плечами, – мы отвергнем эту гипотезу.
– Вместо этого можно отвергнуть катушку, – скромно предложил брат Корнхауэр. – Я не уверен, даст ли она достаточно сильный ток.
– А я уверен. У вас есть интуиция в таких вопросах. Я считаю, что намного легче разработать абстрактную теорию, чем придумать способ для ее экспериментальной проверки. А у вас есть замечательный дар видеть все в виде винтов, проводов и линз, в то время как я умею мыслить лишь абстрактными символами.
– Да, абстрактные идеи приходят мне в голову в последнюю очередь, дон Таддео.
– Мы составили бы неплохую пару, брат Корнхауэр. Я хотел бы, чтобы вы поработали у нас в Коллегиуме, хотя бы некоторое время. Как вы думаете, ваш аббат позволит вам уехать?
– Я не хотел бы делать поспешных предположений, – тихо пробормотал изобретатель.
Дон Таддео обратился к другим монахам:
– Я слышал о «братьях на чужбине». Разве не правда, что некоторые члены вашей общины временами работают в других местах?
– Очень немногие, дон Таддео, – ответил молодой священник. – Прежде орден поставлял клерков, писцов и секретарей белому духовенству и обоим дворам, как королевскому так и церковному. Но это было во времена самой суровой нужды и бедности ордена. Тогда братья, работающие на чужбине, не раз спасали остальных от голодной смерти. Но теперь в этом больше нет нужды, и делается это очень редко. Конечно, несколько наших братьев учатся сейчас в Новом Риме, но…
– Это именно тот случай! – воскликнул дон с внезапным энтузиазмом. – Я обеспечу для вас стипендию Коллегиума. Я уже говорил с вашим аббатом, и…
– Да? – спросил молодой монах.
– Ну… хотя мы и не пришли к соглашению по некоторым пунктам, я смог уяснить его точку зрения. Я подумал, что такая стипендия поможет улучшить наши отношения. Она будет выдаваться, конечно, в виде жалованья, и я уверен, что аббат найдет ему хорошее применение.
Брат Корнхауэр наклонил голову, но ничего не сказал.
– Ну вот! – Ученый рассмеялся. – Похоже, приглашение не обрадовало вас, брат.
– Я польщен, конечно. Но не мне решать такие вопросы.
– Понимаю. Но я и не подумаю просить вашего аббата, если это неприятно лично для вас.
Брат Корнхауэр заколебался.
– Мое призвание – религия, – ответил он наконец, – то есть жизнь в молитвах. И нашу работу мы также представляем себе как разновидность молитвы. Но это, – он показал в сторону динамомашины, – по-моему, скорее походит на игру. Однако, если дом Пауло пошлет меня…
– Вы с неохотой, но поедете, – раздраженно закончил ученый. – Я уверен, что смогу убедить Коллегиум посылать вашему аббатству не менее сотни золотых ханеганов за каждый год, что вы проведете с нами. Я… – Он умолк, чтобы посмотреть на реакцию собеседника. – Простите, я что-нибудь не так сказал?
Аббат остановился на лестнице и взглянул на людей в подвале. Несколько смущенных лиц повернулось к нему. Через несколько секунд и дон Таддео заметил присутствие аббата.
– Мы как раз говорили о вас, святой отец, – сказал он, приветливо кивнув ему. – Если вы слышали, то я, наверное, должен объяснить…
Дон Пауло покачал головой.
– В этом пока нет необходимости.
– Но я хотел бы обсудить…
– Это может подождать? Сейчас я тороплюсь.
– Конечно, – сказал ученый.
– Я скоро вернусь.
Он снова поднялся по лестнице. Отец Голт ждал его во внутреннем дворе.
– Слышали они уже об этом, домине? – мрачно спросил приор.
– Я не спрашивал, но уверен, что еще нет, – ответил дом Пауло. – они там внизу просто ведут безобидную беседу. Что-то о том, чтобы брат Корнхауэр поехал с ними в Тексаркану.
– Значит они не слышали, это точно.
– Да. Где он сейчас?
– В домике для гостей, домине. С ним врач. Он в горячке.
– Сколько братьев знает, что он здесь?
– Четверо. Мы пели Non e,когда он появился в дверях.
– Прикажите этим четверым никому не говорить об этом, а потом займите наших гостей в подвале. Только будьте добры, сделайте так, чтобы они ничего не узнали.
– Но разве вы не скажете им об этом перед отъездом, домине?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91