Вот почему я без всякой защиты отправлюсь в новое таинственное место в поисках своей воплотившейся мечты. Я отправляюсь в таинственное место святости отнюдь не со святыми намерениями.
– Ты приближаешься к смерти и полному краху, мой гордый маленький хозяин, тогда как в моих силах и сейчас еще спасти тебя. Никто другой не протянет руку помощи тому, кто собирается выступить против небесного воинства.
Да, да! Прискорбно конечно, что я вынужден создать плохой прецедент. Однако такова уж моя печальная судьба – быть одновременно джентльменом и поэтом, поэтом, который, уверяю тебя, никогда не писал стихов. По крайней мере, за них меня не будут порицать. Для джентльмена крах предпочтительнее бесчестия, а для женатого поэта существует кое-что хуже смерти, Коллин.
Глава 24
Мари-Клер
Флориан покинул Бельгард на рассвете. Герцог отправился в путешествие не в любимом зеленом костюме. Хороший вкус подсказал ему, что сейчас уместнее одеться во все черное, оставив лишь любимые гофрированные манжеты – именно так в его представлении должен выглядеть человек, идущий навстречу своей судьбе. Закрепив Фламберж у пояса и старясь сохранять хорошее настроение, Флориан отправился в путь. Он шел пешком, ибо лошадь не могла переступить границ Верхнего Морвена, на месте которого когда-то стояла роща Вирбиуса.
Сначала герцог посетил Амнеран и отыскал обветшавший домик, построенный из дуба и глины на каменном фундаменте. Здесь находилась его последняя надежда, и та, к чьей помощи он мог прибегнуть без ущерба для гордости де Пайзена – то был пользующийся дурной славой дом его сводной сестры, Мари-Клер Казен. Когда он вошел, женщина сидела возле прялки. Герцог взял ее руку и запечатлел на ней поцелуй.
– Однажды ты сказала мне, дорогая Мари-Клер, довольно давно, что в конце концов я приду к тебе в старый сад, где опадают мертвые листья, поцелую твою руку и скажу, что любил тебя всю свою жизнь. Помнишь ли ты свои слова, Мари-Клер?
– Я ничего не забыла, – ответила она.
– Ты ошиблась только насчет сада и листьев. Во всем остальном ты права. Это конец, Мари-Клер. И в конце я исполнил твое пророчество.
Она долго смотрела на него своими маленькими темными глазами, которые, казалось, были обращены на что-то рядом с ним.
– Да, ты говоришь правду. Раньше я думала, что это будет важно для меня. Но теперь это не имеет значения.
– Только одна вещь имеет значение в наших жизнях, Мари-Клер. Я заезжал в Сторизенд на прошлой неделе. Я вспоминал тебя и нашу юность.
Женщина едва улыбнулась:
– Испытывал ли ты раскаяние?
– Нет. Я сожалел о многих своих поступках. Но нигде не нашел ничего такого, что вызвало бы во мне высокое чувство раскаяния. Даже то, что люди считают преступлением. Вероятно, мы, де Пайзены, слишком уважительно относимся к мнению окружающих и потому не совершаем необдуманных деяний. Мы не ввязываемся в незаконные аферы до того, как разум не подтвердит нам целесообразность такого шага. Я же всего лишь иногда становился добродетельным с бездумной ветреностью и тягостными последствиями. Мои пороки, которые сознание одобряет прежде, чем осторожность предотвратит их развитие, принесли свои плоды. Но я не сожалею ни о чем, и меньше всего о нашей далекой юности.
Мари-Клер заговорила, и трудно было понять ее чувства.
– Наше счастье привело, как говорили люди, к греховным последствиям.
Ее слова вызвали возмущение герцога.
– Разве любовь между братом и сестрой – грех? Будем же логичны, Мари-Клер! Любой ученый скажет тебе, что эндогамия была свойственна человечеству на протяжении всей его истории, до того, как появились предрассудки цивилизации. История шла примерно одним путем повсюду. Фараоны и Птолемеи позволяли себе эндогамию, а значит, создавали прецеденты. Страбон пишет тоже о древних ирландцах, Геродот о персах. На небесах же Осирис и Зевс, и еще бог знает сколько верховных богов питали вовсе не братские чувства к своим сестрам. Их примеру на земле последовали короли Сиама и Финикии, а также инки в Перу…
Она покачала своей маленькой темноволосой головой.
– Но, тем не менее…
– …и сингальцы, римляне времен старой республики, тирцы, аборигены Канарских островов…
– Давай не будем продолжать…
– Их примеру следовали люди во всех уголках земного шара. В Ригведе ты найдешь строки, написанные с необычайным красноречием, о союзе брата и сестры. В Святом Писании ты увидишь высшее небесное благословение плодам любви, которую испытывал Авраам к своей сестре Сарре. Нет нужды вспоминать еще и брак Азрун с двумя ее братьями, Авелем и Кианом. Есть еще Сага Инглинга…
Она приложила ладонь к его губам.
– Да, да. Ты как всегда демонстрируешь привязанность к прецедентам. Я знаю, в твоих глазах они имеют огромное значение – все из-за страха оскорбить окружающих неадекватным поведением. Нет, мы не были безнравственны, как считал наш менее начитанный отец. Мы – просто следовали логике в юности. Но, в любом случае, наша юность прошла напрасно, – улыбаясь прервала его Мари-Клер.
Флориан утвердительно покачал головой.
– Да. Тогда я следовал логике, но не в полной мере. Уже тогда я мог бы избавить отца от привычки вмешиваться в мои дела. Однако я лишь бездумно проводил прекраснейшие годы, когда мы могли быть вместе… В те дни я думал лишь о божественной красавице, которую видел однажды в раннем детстве. Даже когда тело бунтовало, мысли возвращались к опьяняющей мечте, казавшейся недостижимой. Я просто не был способен думать о чем-то другом.
– Я знаю. Ты был хорошим мальчиком. Не все ли равно теперь, когда ты покинул меня и пытался играть роль мужчины, о котором я ничего не знала и на которого мне наплевать. После моего изгнания давнишняя мечта привела тебя в Бранбелуа. Я старалась предостеречь тебя, Флориан, но ты не внял моим словам…
– Тогда ничто не имело для меня значения, кроме красоты Мелиор. А теперь ее красота исчезла. Но и это не важно. Уже много месяцев, вспоминая Мелиор, я не думаю о ее внешности, – с кривой усмешкой произнес герцог.
Мари-Клер уверенно ответила ему:
– Она лишь существо из плоти и крови. Такая комбинация качеств не способна надолго удержать де Пайзена. Какая же опасность ожидает тебя сегодня?
– Я направляюсь в Верхний Морвен, чтобы сдержать данное слово в точности с заключенной сделкой. И, боюсь, вступлю в открытый конфликт со своим небесным покровителем.
– Плохо. Конечно же, ты должен сдержать слово, ведь фаворитизм к кому бы то ни было ошибочен. Однако святые придерживаются иного мнения. Они основывают все на небесном фаворитизме, и они сильнее нас, в особенности потому, что не принимают во внимание тех очевидных истин, которые являются нашим проклятием.
– Но твои заклинания, способность изменять вещи и гибельные чары – неужели ничто не может помочь мне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Ты приближаешься к смерти и полному краху, мой гордый маленький хозяин, тогда как в моих силах и сейчас еще спасти тебя. Никто другой не протянет руку помощи тому, кто собирается выступить против небесного воинства.
Да, да! Прискорбно конечно, что я вынужден создать плохой прецедент. Однако такова уж моя печальная судьба – быть одновременно джентльменом и поэтом, поэтом, который, уверяю тебя, никогда не писал стихов. По крайней мере, за них меня не будут порицать. Для джентльмена крах предпочтительнее бесчестия, а для женатого поэта существует кое-что хуже смерти, Коллин.
Глава 24
Мари-Клер
Флориан покинул Бельгард на рассвете. Герцог отправился в путешествие не в любимом зеленом костюме. Хороший вкус подсказал ему, что сейчас уместнее одеться во все черное, оставив лишь любимые гофрированные манжеты – именно так в его представлении должен выглядеть человек, идущий навстречу своей судьбе. Закрепив Фламберж у пояса и старясь сохранять хорошее настроение, Флориан отправился в путь. Он шел пешком, ибо лошадь не могла переступить границ Верхнего Морвена, на месте которого когда-то стояла роща Вирбиуса.
Сначала герцог посетил Амнеран и отыскал обветшавший домик, построенный из дуба и глины на каменном фундаменте. Здесь находилась его последняя надежда, и та, к чьей помощи он мог прибегнуть без ущерба для гордости де Пайзена – то был пользующийся дурной славой дом его сводной сестры, Мари-Клер Казен. Когда он вошел, женщина сидела возле прялки. Герцог взял ее руку и запечатлел на ней поцелуй.
– Однажды ты сказала мне, дорогая Мари-Клер, довольно давно, что в конце концов я приду к тебе в старый сад, где опадают мертвые листья, поцелую твою руку и скажу, что любил тебя всю свою жизнь. Помнишь ли ты свои слова, Мари-Клер?
– Я ничего не забыла, – ответила она.
– Ты ошиблась только насчет сада и листьев. Во всем остальном ты права. Это конец, Мари-Клер. И в конце я исполнил твое пророчество.
Она долго смотрела на него своими маленькими темными глазами, которые, казалось, были обращены на что-то рядом с ним.
– Да, ты говоришь правду. Раньше я думала, что это будет важно для меня. Но теперь это не имеет значения.
– Только одна вещь имеет значение в наших жизнях, Мари-Клер. Я заезжал в Сторизенд на прошлой неделе. Я вспоминал тебя и нашу юность.
Женщина едва улыбнулась:
– Испытывал ли ты раскаяние?
– Нет. Я сожалел о многих своих поступках. Но нигде не нашел ничего такого, что вызвало бы во мне высокое чувство раскаяния. Даже то, что люди считают преступлением. Вероятно, мы, де Пайзены, слишком уважительно относимся к мнению окружающих и потому не совершаем необдуманных деяний. Мы не ввязываемся в незаконные аферы до того, как разум не подтвердит нам целесообразность такого шага. Я же всего лишь иногда становился добродетельным с бездумной ветреностью и тягостными последствиями. Мои пороки, которые сознание одобряет прежде, чем осторожность предотвратит их развитие, принесли свои плоды. Но я не сожалею ни о чем, и меньше всего о нашей далекой юности.
Мари-Клер заговорила, и трудно было понять ее чувства.
– Наше счастье привело, как говорили люди, к греховным последствиям.
Ее слова вызвали возмущение герцога.
– Разве любовь между братом и сестрой – грех? Будем же логичны, Мари-Клер! Любой ученый скажет тебе, что эндогамия была свойственна человечеству на протяжении всей его истории, до того, как появились предрассудки цивилизации. История шла примерно одним путем повсюду. Фараоны и Птолемеи позволяли себе эндогамию, а значит, создавали прецеденты. Страбон пишет тоже о древних ирландцах, Геродот о персах. На небесах же Осирис и Зевс, и еще бог знает сколько верховных богов питали вовсе не братские чувства к своим сестрам. Их примеру на земле последовали короли Сиама и Финикии, а также инки в Перу…
Она покачала своей маленькой темноволосой головой.
– Но, тем не менее…
– …и сингальцы, римляне времен старой республики, тирцы, аборигены Канарских островов…
– Давай не будем продолжать…
– Их примеру следовали люди во всех уголках земного шара. В Ригведе ты найдешь строки, написанные с необычайным красноречием, о союзе брата и сестры. В Святом Писании ты увидишь высшее небесное благословение плодам любви, которую испытывал Авраам к своей сестре Сарре. Нет нужды вспоминать еще и брак Азрун с двумя ее братьями, Авелем и Кианом. Есть еще Сага Инглинга…
Она приложила ладонь к его губам.
– Да, да. Ты как всегда демонстрируешь привязанность к прецедентам. Я знаю, в твоих глазах они имеют огромное значение – все из-за страха оскорбить окружающих неадекватным поведением. Нет, мы не были безнравственны, как считал наш менее начитанный отец. Мы – просто следовали логике в юности. Но, в любом случае, наша юность прошла напрасно, – улыбаясь прервала его Мари-Клер.
Флориан утвердительно покачал головой.
– Да. Тогда я следовал логике, но не в полной мере. Уже тогда я мог бы избавить отца от привычки вмешиваться в мои дела. Однако я лишь бездумно проводил прекраснейшие годы, когда мы могли быть вместе… В те дни я думал лишь о божественной красавице, которую видел однажды в раннем детстве. Даже когда тело бунтовало, мысли возвращались к опьяняющей мечте, казавшейся недостижимой. Я просто не был способен думать о чем-то другом.
– Я знаю. Ты был хорошим мальчиком. Не все ли равно теперь, когда ты покинул меня и пытался играть роль мужчины, о котором я ничего не знала и на которого мне наплевать. После моего изгнания давнишняя мечта привела тебя в Бранбелуа. Я старалась предостеречь тебя, Флориан, но ты не внял моим словам…
– Тогда ничто не имело для меня значения, кроме красоты Мелиор. А теперь ее красота исчезла. Но и это не важно. Уже много месяцев, вспоминая Мелиор, я не думаю о ее внешности, – с кривой усмешкой произнес герцог.
Мари-Клер уверенно ответила ему:
– Она лишь существо из плоти и крови. Такая комбинация качеств не способна надолго удержать де Пайзена. Какая же опасность ожидает тебя сегодня?
– Я направляюсь в Верхний Морвен, чтобы сдержать данное слово в точности с заключенной сделкой. И, боюсь, вступлю в открытый конфликт со своим небесным покровителем.
– Плохо. Конечно же, ты должен сдержать слово, ведь фаворитизм к кому бы то ни было ошибочен. Однако святые придерживаются иного мнения. Они основывают все на небесном фаворитизме, и они сильнее нас, в особенности потому, что не принимают во внимание тех очевидных истин, которые являются нашим проклятием.
– Но твои заклинания, способность изменять вещи и гибельные чары – неужели ничто не может помочь мне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51