– Андрей, можно тебя на минутку? Чей-то звенящий от напряжения голос.
Вера! Господи, Вера!.. Как же я мог забыть? Вот еб твою мать! А где ж она была?
Вера стоит рядом и скорбно смотрит на меня.
– Познакомьтесь… Вера… Рита… Наташа… Женщины чопорно кивают.
– Я должна тебе кое-что сказать…
– Я сейчас. Пардон, – с заискивающей улыбкой говорю я Рите. Какой-никакой, а спонсор… На Наташу я даже не смотрю – пошла на хуй, тундра!
Я с трудом поднимаюсь, держа в руке пакет с коньяком, и меня начинает неудержимо клонить в сторону… Лоб, все лицо становится мокрым. Внутренние органы словно внезапно оторвались и противно колышутся во мне. Мозги перетекают и бултыхаются, как каша. В глазах вспыхивают яркие светлячки.
Чтобы не рухнуть, я делаю несколько мелких шажков вбок, напоминающих па из сиртаки, и врезаюсь в Веру. Охнув, она ловит меня и крепко прижимает к себе. Я моргаю несколько раз, пытаясь установить фокус, делаю глубокий, но судорожный вздох, и говорю, обращаясь ко всем трем:
– Что-то у меня давление сегодня разыгралось. Наверное, из-за погоды…
– Сегодня обещали магнитные бури, – добавляет Вера сочувственно.
Я киваю – просто черт знает что такое эти магнитные бури!
Рита смотрит на меня с подозрением.
– Я сейчас, – повторяю я. – Идем, Вера.
Для уверенности я хватаю Веру за руку, и она с готовностью тащит меня через столы.
Мне кивают, мне улыбаются, поднимают навстречу рюмочки. Жмут руки, похлопывают. Любимец публики, ебенать! Я старательно реагирую.
– Степанов, пить будешь?
Я улыбаюсь и спотыкаюсь. Спотыкаюсь и улыбаюсь.
– Привет!.. Привет!.. Привет!..
А куда мы, собственно, идем? Куда она меня тащит? Что еще случилось? Опять какие-то проблемы… Заебали меня уже все со своими дурацкими проблемами. Со своими мужьями, женами, бабами, мужиками… Что ж им всем не живется-то? Квартиры есть, бабки есть, руки-ноги целы, найди себе кого-нибудь и ебись. А если не хочешь – не ебись. Какие могут быть проблемы? Зачем их себе придумывать и мне потом мозги засирать? Будь у меня деньги и квартира, я был бы просто счастлив. Абсолютно. Ей-богу! Я бы стал наконец спокойным. Славным, добрым парнем. Понимающим и сочувствующим. Белым и пушистым. Жил бы себе на полную катушку, отключившись от пораженного вирусом информационного поля России. Веселился бы сам и другим дарил радость. Искренне бы со всеми дружил. И никаких проблем у меня бы не было. Ни-ка-ких! Ни с женщинами, ни с мужчинами. Ни с душой, ни с духом, ни с духовностью… Потчуйте этой вашей духовностью, как пургеном, народ, у которого живот раздуло от паленой водки и просроченных консервов, он все схавает и еще благодарить будет, а от меня отстаньте, ради Бога! Я сам – воплощение духовности, я артефакт духовности, я весь свечусь от духовности. Я духовнее всех этих козлов и дебилок от поп-культуры с Первого канала, которые, прикажи им завтра небожитель Эрнст вставить в зады павлиньи перья и нагишом выскочить на сцену КДС, потому что подобное шоу придумали светлые головы с дециметрового канала, вещающего три часа в сутки на трейлерную стоянку близ городка Даунвилл, штат Алабама, и ОРТ заплатило за эксклюзивные права на эту невъебенную поебень десять миллионов баксов, покочевряжатся немного, чтобы набить себе цену, но выскочат как миленькие, да еще и передерутся за кулисами по поводу очередности. Поэтому в России у козлов и дебилок всегда есть деньги, а у носителей истинной духовности вроде меня – никогда нету… И вот я думаю послать телеграмму этому балагуру Швыдкому с уведомлением о том, что я безвозмездно передаю свою долю положенной мне по Конституции духовности в пользу Отечества, чтобы продали ее на Запад, она у них там всегда ходкий товар, а на вырученные деньги пусть не выебываются и соорудят памятник Герою Новой России, которого Родина-мать пятнадцать лет вынашивала, страдая токсикозом и падучей, а потом все-таки родила, при непосредственном акушерстве отечественного кинематографа, как известно, самого интеллектуального и человечного в мире (вспомним Эйзенштейна! вспомним Тарковского! вспомним Хуциева!) и герой этот уже, слава Богу, не космонавт и еще, увы, не честный банкир, а придурковатый отморозок Данила Багров с поджигой в недрожащей руке… Вот тебе, блядь, и вся сверхдуховность… При слове «духовность» мне хочется поскорее заглянуть в свой холодильник, чтобы убедиться, что там хоть что-нибудь еще осталось. Духовность – дешевка. Эрзац. Муляж сочного окорока в витрине разграбленного универсама. Морковка перед носом у ишака. Позолоченный сливной бачок обоссанного унитаза в номере люкс отеля «Метрополь». Вышитый петухами гобелен, закрывающий зияющие дыры посредственности, лени, пиздобольства и отсутствия воображения. Секс для нищих… У нас даже стриптиз какой-то духовный, а не сексуальный, с явственным налетом спортивности, словно девушка на шесте выполняет кандидатский норматив по спортивной гимнастике. Смотришь на ее акробатические выкрутасы и ни хуя не чувствуешь, кроме страха, что она в конце концов ебнется с этого шеста и сломает себе что-нибудь… Не надо заботиться о моей духовности, лучше дайте мне денег, и вы увидите, что ни в чем больше я не нуждаюсь. Что все остальное у меня уже давным-давно есть. Только я не знаю, в какую помойку все это выкинуть. Все дерьмо этого мира, которое я тащу на своих плечах… Многое бы я отдал, чтобы однажды, с полным на то основанием, заорать в открытую форточку: «Ми-и-ир, я посылаю тебя на ху-у-уй!..»
…Кто-то хватает меня мокрыми пальцами за руку, от неожиданности я спотыкаюсь и чуть не падаю. Я бьюсь животом об спинку стула, цепляюсь за чье-то плечо (женский вскрик), но сохраняю равновесие и в бешенстве оборачиваюсь. Поэт П. держит меня за руку и смеется невменяемым кудахтающим смехом. И весь он – этот дикий смех: подрагивающие редкие волосы, стоящие дыбом; торчащие через один лошадиные зубы; сморщенное в пароксизме лицо, изошедшее морщинами, как колесо спицами, и даже изъеденный порами дряблый нос весело трясется в такт… Пьян вдугаря. Просто в сиську. В жопу.
– Еб твою мать! – задыхаясь от злости, рявкаю я. – Чего тебе?..
Мутные редкие слезы текут из его глаз. Зашелся искренним смехом шестидесятника. Ну и хули он ржет? Совсем рехнулся… Видимо, вспомнил анекдот, хотел рассказать и не совладал с собой. Впал в истерику. Теперь не скоро остановится. Я вырываю руку из конвульсивно сжатых пальцев, подталкиваю Веру в спину, и мы выходим из буфета…
Иногда дружба оборачивается сущей мукой, настоящим наказанием.
– Что случилось? – спрашиваю я раздраженно, но когда Вера открывает рот, чтобы поведать о своих проблемах, останавливаю ее решительным жестом и достаю из пакета коньяк. Пробка, как всегда, не отвинчивается по-человечески, и я срываю ее вместе с резьбой, Тотчас из горлышка, как джинн, вылетает густой коньячный дух, настолько концептуальный, что Вера даже немножко отшатывается назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74