Это было как пуля. Но к Вирджинии у меня в душе ничего не осталось. Ваши отношения – это ваше личное дело.
Проблема в другом. Тебе нет до меня никакого дела, потому что на самом деле тебе не хватает доводов, не догадок и домыслов, а нормальных аргументов. Нет у тебя ничего против меня. Ну в чем ты можешь меня обвинить? Во лжи? В том, что я говорил о тебе за глаза? Неужели это перекрывает всю сумму моих положительных качеств? Да ведь об этом даже говорить смешно. Да, конечно, иногда я говорил о тебе у тебя за спиной. О твоих достоинствах и недостатках. Я хвалил тебя или ругал, и если ты недоволен тем, что я говорил о тебе что-то нелицеприятное, то тогда возмутись и тем, что я тебя много раз хвалил. Одного без другого не бывает. Хотя я понимаю, что на мои похвалы ты не напрашивался и прекрасно проживешь без них.
Вообще-то лучше бы ты мне в челюсть заехал, чем устраивать весь этот балаган.
В конце концов, пусть мы даже навсегда поссоримся и перестанем быть друзьями, но у меня в голове не укладывается, что это может случиться из-за такой ерунды. Вот уж действительно нашли пример того, что можно назвать эффективной идеей.
А еще я могу сказать тебе, в каких ситуациях ты мне не нравился. Это бывало, когда я чувствовал – а чувствовал я это почти всегда, когда мы оставались один на один, – что я для тебя тот самый друг-приятель, с которым можно поболтать о том о сем по пути из постели одной женщины к другой. Может быть, эти слова окажутся для тебя горькой правдой. Вполне вероятно, с твоей точки зрения, ты относился ко мне более серьезно и не так потребительски и наши отношения дорогого стоили.
Если ты вообще хоть немного меня знаешь, то ты должен понимать, что для меня все, связанное с личными отношениями, никогда не было предметом первостепенной важности. Оно где-то на втором плане. Самое естественное состояние для меня – это сидеть дома в одиночестве и играть на старом пианино. Какая-нибудь мелодия всегда найдется. И ты это прекрасно понимаешь. Вот почему нет ничего удивительного в том, что ты, как и все мои друзья, как бы вы ко мне хорошо ни относились, оказались для меня самыми настоящими вампирами, серьезно, вы же у меня всю кровь высосали.
Нет, не подумай, что я тебе зубы заговариваю. На самом деле осталось сказать совсем немногое, не хватает только некоторых деталей.
Давай попробуем определиться вот с чем. Да, я, наверное, действительно не отдавал тебе все, что был должен, но у меня на то были объективные причины. Мне действительно нечем было платить. Я вполне понимаю, что тебе приелось изливать свое внимание и хорошее отношение в бездонный колодец, если не сказать – в выгребную яму. Вполне возможно, что в моем обществе ты чувствовал себя как в чумном бараке. Кто тебя знает, может быть, тебе казалось, что я кусаю руку, которая протягивает мне кусок хлеба. Или, если говорить иначе, оскверняю храм дружбы. Но насколько справедливо относиться ко мне с такой точки зрения? Я не стану изворачиваться и открещиваться от промахов и ошибок, если претензии будут предъявлены грамотно, а упреки окажутся справедливыми, вот только что-то не видно, чтобы те, кто жив и здоров, выстраивались в очередь с доказательствами моей неправоты.
Ну что, можешь возразить или хотя бы прокомментировать? Нет, потому что я лучше в этом разбираюсь, гораздо лучше тебя. Уж поверь мне. Я умею отличать возвышенное от нечистого и всякое такое. Некоторое время назад я совершил странный, нелогичный поступок, в который ты можешь даже не поверить и не понять. Я продал лучшую часть своей души Господу Богу, а он с тех пор платит мне дивиденды.
Я вполне способен поднапрячься и написать новые псалмы Давида. Ты, наверное, не в курсе, но он для меня воплощение идеального человека. Было дело, верил я в Христа, но эта вера была произвольной, основанной на доводах рассудка. Вот страхи – другое дело, их и описать трудно. Слов таких еще не придумано. Лунатики и безумцы верят в них и считают чем-то реальным и важным, определяющим нашу жизнь. Постулат, конечно, спорный.
И все же я верю, что между тобой и мной есть нечто большее, чем этот выкидыш, который мы назвали дружбой. Мы не поняли этого, не поняли друг друга, да и вообще практически ничего не поняли.
Ты, конечно, можешь меня не слушать и выбросить из головы все, что я наговорил, но, если ты так поступишь, я пойму, что ты предал самого себя, отказался от своего истинного «я».
В общем, главное, ради чего я затеял этот разговор, – я хочу, чтобы ты понял, что у каждого из нас должно быть право и возможность закатать другому хорошую оплеуху промеж глаз, если это будет казаться необходимым и оправданным. И ты должен понять, что такие люди, как ты и я, те, кто не является законченными подонками, должны уметь переживать любые изменения в личной жизни каждого и даже возникновение любовного треугольника, не становясь мстительными, глупыми или слепыми.
Вот так-то.
Марк сидел неподвижно.
Мне кажется, у тебя есть что мне сказать.
– Да, – сказал Марк, – кое-что есть. Он отвернулся от стены и сел прямо.
– Да, думаю, что есть.
Он посмотрел в камин, затем обвел взглядом комнату.
– Дело в том, видишь ли…
Он потянулся и посмотрел в потолок.
– Для меня проблема заключается в том, – сказал он, – что мне приходится убеждать самого себя, будто ты на самом деле не считаешь меня скотиной и подонком. По крайней мере я должен допустить, что ты относишься ко мне не так, и лишь после этого я смогу тебе хоть что-нибудь сказать.
Итак, допустим или хотя бы предположим, что ты меня таким не считаешь.
Я тебя выслушал.
Видишь ли, Пит, я могу оценить то, что ты оставил за собой право испытывать чувство презрения. Я тоже. Кроме того, я с уважением отношусь к тому, что ты тратишь немалую часть своего времени, пытаясь примирить это презрение с чем-то другим, что имеет для тебя определенную ценность.
Но видишь ли, мне кажется, что, когда речь заходит о чем-то серьезном, ты запираешься в сторожевой башне презрения, сжигаешь за собой мосты и замуровываешь выходы. Tы признаешь возможность примирения только теоретически. Может быть, ты даже искренне веришь в эту возможность. Но на самом деле ты ведешь себя так, что становится ясно: для тебя единственно возможный ход вещей – тот, который кажется правильным тебе.
Не способен ты жить по чужим правилам, не получается у тебя готовить на чужой кухне.
Tы говоришь: дружба и все такое – вещи бесполезные. Если это так, значит, я большую часть жизни провел в плену иллюзий. Tы же никогда под их влияние не попадал. Ты просто на это не способен. Я заблуждался, но не я хочу избавляться от этого заблуждения. Иногда мне казалось, что ты готов поддаться этому очарованию встреч. Но я, выходит, ошибался. А ты, оказывается, всегда это знал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46