Импульс, вызванный вырвавшимся из разбитых окон сгустком раскаленного газа, был во много раз слабее ускорения, полученного кораблем от работавших до момента аварии двигателей. Ему удалось лишь чуть-чуть изменить прежний курс. Теперь корабль двигался по инерции, но скорость его была по-прежнему велика. И не было в безбрежно-бездонном мире силы, которая могла бы ее погасить. Пока не было.
Глава 7
Учитель и ученик заснули, устав от долгого обмена измышлениями. Спали нервно, часто просыпаясь от неведомой тревоги и чудившихся звуков. Наконец оба уселись на лежанках. Говорить не было желания. Обоим хотелось есть, а особенно пить. Но Хепсу все же откашлялся и выдал хриплым после сна голосом:
– Вот так и умрем от жажды,
Закрытые в синем свете.
Не скажет никто однажды,
Кто будет за то в ответе…
– Опять «умрем»! – рассердился Ачаду. – Ты красиво умеешь играть словами, но почему всегда так грустно, безнадежно?
– Не всегда, – спокойно ответил мальчик. – Но сейчас-то чему радоваться? Даже в пустыне умирать было веселее – все-таки светлое небо над головой, вокруг простор!.. Хочешь веселое? – Хепсу озорно прищурился:
– Внизу земля, вокруг простор,
Вверху свеченье –
И умереть там не позор,
А развлеченье!
Учитель хотел раздраженно сплюнуть, но слюны в пересохшем рту не оказалось. Поэтому он только махнул рукой:
– Да ну тебя!
Мальчик неожиданно рассмеялся:
– А мне почему-то уже не страшно! Наверное, потому, что эти уже не придут. Даже умирать не страшно, правда. Первый раз было страшно, а теперь я уже как-то привык. Только мне тебя жалко…
– Ладно, все, хватит о смерти! – прихлопнул ладонью по лежанке Ачаду. – Придет – и придет, незачем ее кликать. А с чего ты взял, что эти к нам не придут?
– Так пришли бы уже давно. Что-то у них случилось, я чувствую. Так что нас теперь уже никто не спасет.
– А что ты вообще понимаешь под словом «спасение»? – задал неожиданный вопрос Учитель.
– Как что? Придет кто-нибудь, откроет эту стену, выпустит нас на свободу…
– Кто придет? На какую свободу? – Под бородой Ачаду спряталась усмешка.
– Да все равно кто! Лишь бы не те двое… И отпустили бы нас: идите, куда хотите.
– Хорошо. Пришли, отпустили. Куда ты пойдешь?
Хепсу задумался. Но быстро тряхнул черной гривой:
– А там видно будет! Мы ведь вдвоем с тобой пойдем. Неужели не найдем, где можно жить свободно?
– Но я так и не понял твои измышления насчет свободы… Вернее, вообще их не услышал. Что значит, по-твоему, «жить свободно»?
– Чтобы никто нас не хватал, не запирал нигде!.. Чтобы мы сами могли жить так, как нам хочется.
– А разве так бывает? Разве есть такое место, где можно было бы жить так, как хочется? Чтобы еда сама прыгала в рот? Чтобы все твои желания сами собой исполнялись? Даже между нами могут возникнуть такие отношения, когда мне захочется чего-то одного, а тебе – совсем другого. И оба желания нельзя осуществить вместе. Что тогда? Кто-то из нас двоих должен будет уступить, а значит, следуя твоему измышлению, уже будет несвободен.
– Так что же тогда свобода?
– Не знаю… – Ачаду вновь хмыкнул в бороду. – Что-то я часто стал отвечать так, как не пристало Учителю, ты уж прости… Впрочем, мы сейчас не на уроке. Хотя… Лучшие уроки дает сама жизнь. И особенно хорошие – когда жизнь не течет гладко, а ставит перед человеком проблемы, кажущиеся порой неразрешимыми. Вот как сейчас… Ладно, я попробую ответить тебе. Как я сам это понимаю. Я уже говорил, что нет и быть не может такого понятия как «свобода» в чистом виде, когда ты волен делать все-все-все, что захочешь. Ну не бывает так в этой жизни! Вот я бы, скажем, очень хотел прогуляться по небу, летать над землей быстрой стрелой… Но это невозможно, ведь так? Так что же мне – плакать, страдать, жаловаться всем, что я не могу летать? Пусть меня пожалеют… Вот я и стану тогда несвободным. Я сам себе стану внушать: я не могу то, у меня нет этого… И сам же этим лишу себя свободы. Свободен не тот, кто имеет все, что пожелает, а тот, кто умеет находить радость жизни в любой ситуации. Свобода – это образ жизни, твое отношение к ней, умение управлять своими чувствами и желаниями. И не надо говорить, что твое внутреннее состояние зависит не от тебя самого, а от внешних обстоятельств. Твой внутренний мир потому и твой, что лишь ты сам в нем хозяин! В нем ты – свободен. Конечно, если поймешь это и сам захочешь стать свободным.
Учитель замолчал. Молчал и ученик. Оба сидели, не глядя друг на друга. Наконец мальчик вздохнул и то ли тихо спросил, то ли просто сказал самому себе:
– И вот в этой запертой комнате я свободен?..
Ачаду услышал. И ответил:
– Ты можешь быть в ней свободным. А можешь начать метаться, плакать, кричать… Тебя никто не услышит, кроме меня, никто не поможет, но ты станешь несвободен по-настоящему. Но ты можешь и просто находить маленькие радости в данном положении: ты жив, у тебя ничего не болит, рядом есть человек, с которым интересно – я надеюсь – беседовать. Ты можешь измышлять, мечтать… Можешь, наконец, дуть в свои трубочки или играть словами… Да, ограничений в этой маленькой комнате гораздо больше, чем в большом мире, но они все равно есть везде. Кроме… – Он выжидающе посмотрел на Хепсу. Тот кивнул и закончил:
– …моего внутреннего мира.
Учитель положил руку на плечо мальчика:
– Значит, мы свободны?
Тот хмыкнул, кивнул, но все же добавил:
– Мне было бы гораздо свободней с другой стороны этих стен.
С другой стороны этих прочных металлических стен происходило следующее. Отклонившийся от курса корабль проследовал не прямо к «острову» Бишто, а пошел чуть левее его. Сила притяжения массивной «земли», а чуть позже и ее атмосфера повлияли на судно и сбавили его скорость, а заодно и траекторию движения. Корабль все ближе и ближе сносило к «берегу», пока он не чиркнул днищем по тонкому слою песка. Раз, другой… Скорость заметно снизилась, а сам корабль стал медленно поворачиваться разбитым носом к земле. Чиркнув по широкой песчаной косе, выступавшей далеко в «озеро», судно бешено закрутилось юлой, все еще продолжая довольно быстро скользить по черной глади, пока на пути его движения не лег поросший зеленью мыс. К счастью, склон его, спускающийся к «озеру», был очень пологим, поэтому корабль не разбился в лепешку, а лишь с жестоким скрежетом раздираемой обшивки вломился в гущу кустов и деревьев.
Когда Ачаду и Хепсу почувствовали первый легкий толчок, оба разом крикнули:
– Тормозим!
Непонятно, чего было больше в этом спаренном крике – радости или тревоги.
Второй толчок, последовавший почти сразу за первым, Учитель и ученик встретили молча, лишь переглянулись. Но тут тряхнуло так, что оба полетели с лежанок на пол, а когда закрутило-завертело, прижало вращением к стенкам, – удержаться от криков стало уже невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Глава 7
Учитель и ученик заснули, устав от долгого обмена измышлениями. Спали нервно, часто просыпаясь от неведомой тревоги и чудившихся звуков. Наконец оба уселись на лежанках. Говорить не было желания. Обоим хотелось есть, а особенно пить. Но Хепсу все же откашлялся и выдал хриплым после сна голосом:
– Вот так и умрем от жажды,
Закрытые в синем свете.
Не скажет никто однажды,
Кто будет за то в ответе…
– Опять «умрем»! – рассердился Ачаду. – Ты красиво умеешь играть словами, но почему всегда так грустно, безнадежно?
– Не всегда, – спокойно ответил мальчик. – Но сейчас-то чему радоваться? Даже в пустыне умирать было веселее – все-таки светлое небо над головой, вокруг простор!.. Хочешь веселое? – Хепсу озорно прищурился:
– Внизу земля, вокруг простор,
Вверху свеченье –
И умереть там не позор,
А развлеченье!
Учитель хотел раздраженно сплюнуть, но слюны в пересохшем рту не оказалось. Поэтому он только махнул рукой:
– Да ну тебя!
Мальчик неожиданно рассмеялся:
– А мне почему-то уже не страшно! Наверное, потому, что эти уже не придут. Даже умирать не страшно, правда. Первый раз было страшно, а теперь я уже как-то привык. Только мне тебя жалко…
– Ладно, все, хватит о смерти! – прихлопнул ладонью по лежанке Ачаду. – Придет – и придет, незачем ее кликать. А с чего ты взял, что эти к нам не придут?
– Так пришли бы уже давно. Что-то у них случилось, я чувствую. Так что нас теперь уже никто не спасет.
– А что ты вообще понимаешь под словом «спасение»? – задал неожиданный вопрос Учитель.
– Как что? Придет кто-нибудь, откроет эту стену, выпустит нас на свободу…
– Кто придет? На какую свободу? – Под бородой Ачаду спряталась усмешка.
– Да все равно кто! Лишь бы не те двое… И отпустили бы нас: идите, куда хотите.
– Хорошо. Пришли, отпустили. Куда ты пойдешь?
Хепсу задумался. Но быстро тряхнул черной гривой:
– А там видно будет! Мы ведь вдвоем с тобой пойдем. Неужели не найдем, где можно жить свободно?
– Но я так и не понял твои измышления насчет свободы… Вернее, вообще их не услышал. Что значит, по-твоему, «жить свободно»?
– Чтобы никто нас не хватал, не запирал нигде!.. Чтобы мы сами могли жить так, как нам хочется.
– А разве так бывает? Разве есть такое место, где можно было бы жить так, как хочется? Чтобы еда сама прыгала в рот? Чтобы все твои желания сами собой исполнялись? Даже между нами могут возникнуть такие отношения, когда мне захочется чего-то одного, а тебе – совсем другого. И оба желания нельзя осуществить вместе. Что тогда? Кто-то из нас двоих должен будет уступить, а значит, следуя твоему измышлению, уже будет несвободен.
– Так что же тогда свобода?
– Не знаю… – Ачаду вновь хмыкнул в бороду. – Что-то я часто стал отвечать так, как не пристало Учителю, ты уж прости… Впрочем, мы сейчас не на уроке. Хотя… Лучшие уроки дает сама жизнь. И особенно хорошие – когда жизнь не течет гладко, а ставит перед человеком проблемы, кажущиеся порой неразрешимыми. Вот как сейчас… Ладно, я попробую ответить тебе. Как я сам это понимаю. Я уже говорил, что нет и быть не может такого понятия как «свобода» в чистом виде, когда ты волен делать все-все-все, что захочешь. Ну не бывает так в этой жизни! Вот я бы, скажем, очень хотел прогуляться по небу, летать над землей быстрой стрелой… Но это невозможно, ведь так? Так что же мне – плакать, страдать, жаловаться всем, что я не могу летать? Пусть меня пожалеют… Вот я и стану тогда несвободным. Я сам себе стану внушать: я не могу то, у меня нет этого… И сам же этим лишу себя свободы. Свободен не тот, кто имеет все, что пожелает, а тот, кто умеет находить радость жизни в любой ситуации. Свобода – это образ жизни, твое отношение к ней, умение управлять своими чувствами и желаниями. И не надо говорить, что твое внутреннее состояние зависит не от тебя самого, а от внешних обстоятельств. Твой внутренний мир потому и твой, что лишь ты сам в нем хозяин! В нем ты – свободен. Конечно, если поймешь это и сам захочешь стать свободным.
Учитель замолчал. Молчал и ученик. Оба сидели, не глядя друг на друга. Наконец мальчик вздохнул и то ли тихо спросил, то ли просто сказал самому себе:
– И вот в этой запертой комнате я свободен?..
Ачаду услышал. И ответил:
– Ты можешь быть в ней свободным. А можешь начать метаться, плакать, кричать… Тебя никто не услышит, кроме меня, никто не поможет, но ты станешь несвободен по-настоящему. Но ты можешь и просто находить маленькие радости в данном положении: ты жив, у тебя ничего не болит, рядом есть человек, с которым интересно – я надеюсь – беседовать. Ты можешь измышлять, мечтать… Можешь, наконец, дуть в свои трубочки или играть словами… Да, ограничений в этой маленькой комнате гораздо больше, чем в большом мире, но они все равно есть везде. Кроме… – Он выжидающе посмотрел на Хепсу. Тот кивнул и закончил:
– …моего внутреннего мира.
Учитель положил руку на плечо мальчика:
– Значит, мы свободны?
Тот хмыкнул, кивнул, но все же добавил:
– Мне было бы гораздо свободней с другой стороны этих стен.
С другой стороны этих прочных металлических стен происходило следующее. Отклонившийся от курса корабль проследовал не прямо к «острову» Бишто, а пошел чуть левее его. Сила притяжения массивной «земли», а чуть позже и ее атмосфера повлияли на судно и сбавили его скорость, а заодно и траекторию движения. Корабль все ближе и ближе сносило к «берегу», пока он не чиркнул днищем по тонкому слою песка. Раз, другой… Скорость заметно снизилась, а сам корабль стал медленно поворачиваться разбитым носом к земле. Чиркнув по широкой песчаной косе, выступавшей далеко в «озеро», судно бешено закрутилось юлой, все еще продолжая довольно быстро скользить по черной глади, пока на пути его движения не лег поросший зеленью мыс. К счастью, склон его, спускающийся к «озеру», был очень пологим, поэтому корабль не разбился в лепешку, а лишь с жестоким скрежетом раздираемой обшивки вломился в гущу кустов и деревьев.
Когда Ачаду и Хепсу почувствовали первый легкий толчок, оба разом крикнули:
– Тормозим!
Непонятно, чего было больше в этом спаренном крике – радости или тревоги.
Второй толчок, последовавший почти сразу за первым, Учитель и ученик встретили молча, лишь переглянулись. Но тут тряхнуло так, что оба полетели с лежанок на пол, а когда закрутило-завертело, прижало вращением к стенкам, – удержаться от криков стало уже невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79