В глазах все плыло, но рука крепко сжимала мой последний шанс дожить до пенсии. Мой противник отпрыгнул вбок, увидев в моих руках оружие, и тут же бросился вперед с яростным воплем, которому позавидовал бы любой неандерталец.
Мой первый выстрел пришелся в «молоко» из-за стремительного прыжка Барта. Второй я мог произвести только через секунду, поскольку моему оружию требовалось время, чтобы накопить новый разряд, и поэтому я резко перекатился через плечо, стараясь убраться подальше от Барта и выиграть время. Увернувшись от брошенного в меня ножа, я вскочил на ноги и вскинул разрядник, но в следующее мгновение Барт был уже рядом. Прежде чем я успел выстрелить, он перехватил мою руку с оружием и без промедления пустил в ход отработанные много лет назад приемы рукопашного боя. Его удар, нацеленный в голову, я отразил, однако пропустил удар правой рукой сначала по ребрам, а потом в солнечное сплетение, устоять на подгибающихся ногах не смог и рухнул на пол, увлекая за собой мертвой хваткой вцепившегося левой рукой в ствол разрядника Барта. Свободной правой рукой полковник начал наносить мощные, но плохо нацеленные из-за крови, заливающей ему глаза, удары. Разрядник медленно, но верно переходил на сторону врага, который теперь сконцентрировал все свои усилия на нем.
Я резко изогнулся, ударил его коленом по ребрам и сбросил Барта с себя, а затем выпустил разрядник. Пока радостный полковник перехватывал его так, чтобы выстрелить в меня, я откатился на метр и схватил за ножку старинную тумбочку, стоявшую у двери. Барт приподнялся на локте, но выстрелить не успел, потому что я со всей силы обрушил тумбочку на его голову. Тумбочка разлетелась фейерверком из обломков и содержимого, а мой противник рухнул как подкошенный. Я тоже, потому что полковник, уже падая после моего удара, все-таки успел нажать на спуск, и моя нога совершенно онемела.
Полежав с минуту, чтобы прийти в себя, я обнаружил, что Барт начал шевелиться. Видимо, убить его все-таки было гораздо труднее, нежели я думал. С трудом встав на ноги, я подобрал выпавший из рук полковника разрядник и выстрелил в него. Заряд был рассчитан на десять минут оглушения, поскольку это максимальное время, которое не оставляет абсолютно никаких следов на теле, способных навести на ненужные мне мысли полицейских экспертов. К тому же я считал, что этого времени мне вполне хватит, чтобы навеки успокоить Барта в петле. Но теперь положение резко изменилось.
После нашей схватки на моем противнике было столько синяков, что даже самый тупой коронер, увидев полковника в петле, не поверит в самоубийство. План придется срочно менять.
«Дьявольщина! Что же делать?» – со злостью подумал я и едва удержался от желания дать бесчувственному Барту хорошего пинка. Никаких светлых мыслей мне в голову не приходило, и я обвел мрачным взглядом квартиру, словно надеясь, что какая-нибудь часть интерьера наведет меня на спасительную мысль. Однако никаких идей в моей голове после этого осмотра не появилось.
Я посмотрел на Барта и всадил в него еще один слабый заряд, чтобы он не очнулся раньше времени. Как и в тренировочном лагере спецназа, где Барт был моим инструктором по рукопашному бою, от него мне были одни неприятности. Ладно, на этот раз вроде бы обошлось без переломов и прочих тяжких увечий.
Откровенное убийство явно отпадает. По Барту и состоянию его квартиры видно, что его сначала оглушили в рукопашной схватке, а оглушить инструктора спецназа не всякий сможет. В несчастный случай или самоубийство теперь тоже вряд ли кто-то поверит. Хотя…
Я посмотрел на окно и медленно подошел к нему. Барт жил не на самом верхнем этаже, как Светлана, но ведь и этот небоскреб был намного выше, чем дом Беловой. Подойдя к окну, я посмотрел вниз. Далеко-далеко, на дне бездны из шестидесяти четырех этажей, на глубине почти двухсот метров, скорее угадывался, чем был виден асфальт улицы, по которому крошечными муравьями спешили по своим делам машины. Людей и вообще не рассмотришь.
И все-таки самоубийство было наилучшим вариантом. В прощальном письме не было указаний на какой-либо определенный вид самоубийства, так что прыжок с шестьдесят четвертого этажа был вполне подходящим вариантом. Опять же, никто не заметит синяков на теле Барта после падения с высоты двухсот метров. Но прежде, чем сбросить его, надо многое сделать. Прежде всего, конечно, надо уничтожить все следы моего пребывания здесь.
Время от времени повторяя оглушающие разряды, я прибрал квартиру, восстановил относительный порядок на кухне и в холле, проверил, насколько легко открывается дверь на балкон, привел самого себя в относительный порядок и так далее. Прощальную записку я положил на подоконник.
Видимо, я чересчур увлекся приготовлениями и уборкой. Барт уже пытался встать на ноги, когда я пришел за ним, и слабой рукой нащупывал около себя что-нибудь, что можно было бы использовать как оружие.
– На вашем месте я бы не стал этого делать, – сказал я.
Он злобно посмотрел на меня, на нацеленный на него ствол разрядника и негромко спросил:
– Кто ты такой и какого дьявола здесь делаешь?
– Я – один из ваших учеников, а здесь я потому, что мне отдан приказ доставить вас в бессознательном состоянии в Коттенхем-таун, – сказал я. В Коттенхем-тауне находилась главная база спецназа. Все вышесказанное было, конечно, маленькой ложью, которая, как мне кажется, должна была чуточку облегчить последние минуты Барта.
– Один из моих учеников? Выучил же я тебя на свою голову, – сказал полковник и потер быстро вспухавший на голове огромный след от контакта с тумбочкой.
– Как вы узнали о моем присутствии в квартире? – спросил я. Этот вопрос сильно интересовал меня, поскольку я всегда старался работать аккуратно, не оставляя следов, ведь только такие палачи доживают до пенсии, а тут такой прокол.
– Я всегда оставляю волос, прикрепленный поперек щели между дверью и косяком. Сегодня волоса не было, – ответил Барт и внезапно спросил: – Ученик, говоришь? Как фамилия?
– Роджерс, сэр, – ответил я помимо своей воли, думая о собственной глупости. Впрочем, подслушивающих устройств тут все равно нет, в этом я уже успел убедиться, а Барт с этой информацией далеко не уйдет. Уж я об этом позабочусь.
– Роджерс, говоришь? – Барт нахмурился. – Ах, да! Был у меня один Роджерс. Помню-помню. Тот еще был мальчишка. Идеалист неисправимый. Даже в спецназ пришел для того, чтобы защищать Высшую Справедливость. – Полковник хмыкнул, а потом пристально посмотрел на меня. – Сильно же ты изменился с тех пор, Роджерс. Не ожидал от тебя такого. Хотя и знал, что все люди сильно меняются со временем.
– Да, сэр, к сожалению, это так. Все люди меняются со временем, а с тех пор много воды утекло, – ответил я и подумал, что уж слишком я разболтался со своим бывшим инструктором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93