— «Радуга».
Лили улыбнулась. Вероятно, лук ее памяти разогнулся и выпустил стрелу:
Вновь я на радугу гляжу
И на душе светло.
Так было в детстве и потом,
Когда я взрослым стал,
Так будет в старости моей,
Иль лучше умереть!
Закончив, она засмеялась от радости, и он улыбнулся вместе с ней, вспомнив следующие строки:
Ты сын и будущий отец,
Так тоже должно быть.
А потому не забывай
Родителей почтить.
«В наши дни родителей так мало почитают», — подумал Гримстер и спросил:
— Вы вспоминаете стихи только по ключевому слову?
— Чаще всего. Но некоторые, любимые, могу прочесть в любое время.
Гримстер допил херес и попросил:
— Вы хорошо знали Гарри, поэтому подумайте, какое место он выбрал бы для тайника. Если бы спрятать нужно было что-то не очень громоздкое. Скажем, чемоданчик.
— Боже, ну и вопрос! Понятия не имею. Скажу одно — он поступил бы не так, как все. Гарри обожал загадки и головоломки, разгадывал кроссворды лучше всех. И штучки всякие любил мастерить. Он, бывало, говорил: «В нашем будущем доме я сделаю так: нажимаешь одну кнопку — раздвигаются шторы, другую — наполняется ванна, третью — на сковородку выливаются яйца». Для него, по-моему, было бы не очень сложно все это придумать, ведь он ученый.
— Значит, к тайнику он бы отнесся со всей серьезностью?
— Конечно.
Гримстер помедлил, пытаясь задать самый важный вопрос так, чтобы он не показался главным.
— Давайте вспомним последний день, который вы провели на вилле перед отлетом в Лондон. Пятницу, двадцать седьмое февраля нынешнего года. Что вы с Гарри делали?
— Думаете, он спрятал бумаги именно в тот день?
— Не обязательно, Лили. Но вспомните его от начала до конца. Для меня.
«Тогда он их и спрятал, — думал Гримстер. — Он сам об этом сказал, да и результаты наблюдения за ним и Лили это подтверждают. Лили и Диллинг оторвались тогда от хвоста и пропали на целый день».
— Мы встали поздно, позавтракали. Пока Гарри читал газеты, я прибиралась. Так, постель убрала да посуду вымыла…
Лили удобнее устроилась в кресле, чуть склонила голову набок, уставилась на картину с лошадьми, висевшую на стене, и говорила спокойно — ничего не выдумывая, не колеблясь, она вспоминала события того далекого дня. Они никуда не уезжали. На улице было холодно, сильно подморозило. Перед обедом Лили собрала чемодан, но не закрыла его — нужно еще было выгладить блузки и белье. Поели они просто: опорожнили бутылочку вина, закусили чеддерским сыром и салатом из помидоров, потом выпили по чашке черного кофе. После обеда… Вот тут она чуть-чуть замешкалась. Склонила голову ниже, заглянула Гримстеру в глаза, открыто улыбнулась и в первый раз за все время знакомства в ее поведении появился оттенок интимности, словно Лили поняла: они с Гримстером достаточно близки, чтобы не стесняться друг друга.
— Вы пошли в спальню? — подсказал Гримстер.
— Да. Я хотела гладить, но он и слушать не стал. «У тебя еще уйма времени», — сказал он. А когда Гарри выпьет, пропустит, скажем, лишний стаканчик после завтрака, его не уймешь. Ему хочется в постель, и точка. Впрочем, я и не пыталась его остановить.
Они сыграли в любовь, потом Гарри решил на часок прилечь, а Лили занялась глажением, приготовлениями к отъезду. Между четырьмя и пятью часами она принесла ему чашку кофе; как обычно, в шесть он вымылся и переоделся. Вечер прошел за книгами и телевизором, обед Лили приготовила из того, что было в холодильнике. Зная, что скоро уезжать, она подчищала все запасы. На обед были томатный суп — любимое блюдо Гарри, жареная камбала с картофелем фри (все консервированное) и кофе. В одиннадцать они легли спать. Словом, обычный, ничем не примечательный день.
— Тот человек следил за вами с утра до вечера? — спросил Гримстер.
— Гарри сказал, что весь день. Я его не видела. Честно говоря, Гарри подтрунивал над беднягой, над тем, как тот переминается на холоде с ноги на ногу. Заявил, что в наш век научных чудес такая слежка — примитив.
Гримстера озадачило явное противоречие между словами Лили и фактами, но он решил пока не нажимать, сделать вид, будто ничего не произошло.
— Ну что ж, — сказал он. — Благодарю за откровенный рассказ. А что Гарри любил смотреть по телевизору?
— Все. Включал его и просто глазел. Не важно, что. Будто сидел у костра и грелся. Бывало, конечно, он засыпал перед телевизором. — Лили подняла рюмку и спросила: — Может, еще по одной перед обедом? Столько подряд я в жизни не говорила. — Когда Гримстер направился к серванту, она продолжила: — Вы правда встали сегодня в четыре утра и пошли на рыбалку?
— Правда. Кто вам сказал?
— Дежурный в холле у телефона. Мой отец иногда тоже рыбачил. В местечке под названием Баркомб Миллз неподалеку от нашего дома. На реке Уз. Не помню, чтобы он хоть раз принес домой стоящий улов, зато из сарая часто несло зловонием — отец оставлял там червяков и забывал про них. Мне нравился папа, когда только он не выпивал лишнего. Впрочем, у женщин он все равно имел успех. Но, должна сказать, никогда не водил их домой. Занимался ими только в рейсах. А кто ваш отец, Джонни?
Гримстер уверенно и невозмутимо приближался к ней с двумя рюмками хереса. Он уже давно продумал, как отвечать на подобный вопрос.
— Просто хороший человек. Ничего особенного.
Лили взяла рюмку с хересом, отсалютовала ею Гримстеру и сказала:
— Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.
— Это вы узнали от Гарри?
— Да, и не только это. Гарри помнил массу пословиц. Пересказывал мне даже соленые. А в общем, он был очень добрый. Боже, какой хороший был человек. Бедняга. Другого такого не будет.
Гримстер молча выпил за Гарри. Он понимал, что включился через Лили в интеллектуальную борьбу с мертвецом. Эта мысль обрадовала Гримстера. Рассказ Лили о пятнице, 27 февраля, — неправда от первого слова до последнего. Между тем Лили не лжет. Вот где головоломка со множеством закавык, рассчитанных на интуицию, — и подсунул ее Гримстеру Гарри.
Лили тронула Гримстера за локоть.
— Что вы стоите, как деревянный? Сядьте и ответьте мне. Вот миссис Пилч. У нее с майором… что-то есть, да?
После обеда Гримстер спустился в ту часть подвала, которая была переоборудована под тир и спортзал. Он расписался в книге за две обоймы к автоматическому пистолету «беретта» устаревшей модели образца 1953 года и выпустил в мишень шестнадцать пуль, — целился в глаза, нос и рот, отгоняя мысль о том, что на месте стилизованного фанерного щита может оказаться человек. В спортзал Гримстер не зашел, решил поплавать в бассейне. Под пестрым пляжным зонтиком сидели миссис Пилч и Лили. Они помахали Гримстеру, вернулись к прерванному разговору, засмеялись и, вероятно, тут же забыли о Джоне. Гримстер переплыл бассейн несколько раз и вспомнил, что купался в последний раз вместе с Вальдой в ледяной воде Шотландского озера, и над поросшими вереском холмами плыли клочья осеннего тумана, а у береговых скал, высматривая падаль, кружились вороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Лили улыбнулась. Вероятно, лук ее памяти разогнулся и выпустил стрелу:
Вновь я на радугу гляжу
И на душе светло.
Так было в детстве и потом,
Когда я взрослым стал,
Так будет в старости моей,
Иль лучше умереть!
Закончив, она засмеялась от радости, и он улыбнулся вместе с ней, вспомнив следующие строки:
Ты сын и будущий отец,
Так тоже должно быть.
А потому не забывай
Родителей почтить.
«В наши дни родителей так мало почитают», — подумал Гримстер и спросил:
— Вы вспоминаете стихи только по ключевому слову?
— Чаще всего. Но некоторые, любимые, могу прочесть в любое время.
Гримстер допил херес и попросил:
— Вы хорошо знали Гарри, поэтому подумайте, какое место он выбрал бы для тайника. Если бы спрятать нужно было что-то не очень громоздкое. Скажем, чемоданчик.
— Боже, ну и вопрос! Понятия не имею. Скажу одно — он поступил бы не так, как все. Гарри обожал загадки и головоломки, разгадывал кроссворды лучше всех. И штучки всякие любил мастерить. Он, бывало, говорил: «В нашем будущем доме я сделаю так: нажимаешь одну кнопку — раздвигаются шторы, другую — наполняется ванна, третью — на сковородку выливаются яйца». Для него, по-моему, было бы не очень сложно все это придумать, ведь он ученый.
— Значит, к тайнику он бы отнесся со всей серьезностью?
— Конечно.
Гримстер помедлил, пытаясь задать самый важный вопрос так, чтобы он не показался главным.
— Давайте вспомним последний день, который вы провели на вилле перед отлетом в Лондон. Пятницу, двадцать седьмое февраля нынешнего года. Что вы с Гарри делали?
— Думаете, он спрятал бумаги именно в тот день?
— Не обязательно, Лили. Но вспомните его от начала до конца. Для меня.
«Тогда он их и спрятал, — думал Гримстер. — Он сам об этом сказал, да и результаты наблюдения за ним и Лили это подтверждают. Лили и Диллинг оторвались тогда от хвоста и пропали на целый день».
— Мы встали поздно, позавтракали. Пока Гарри читал газеты, я прибиралась. Так, постель убрала да посуду вымыла…
Лили удобнее устроилась в кресле, чуть склонила голову набок, уставилась на картину с лошадьми, висевшую на стене, и говорила спокойно — ничего не выдумывая, не колеблясь, она вспоминала события того далекого дня. Они никуда не уезжали. На улице было холодно, сильно подморозило. Перед обедом Лили собрала чемодан, но не закрыла его — нужно еще было выгладить блузки и белье. Поели они просто: опорожнили бутылочку вина, закусили чеддерским сыром и салатом из помидоров, потом выпили по чашке черного кофе. После обеда… Вот тут она чуть-чуть замешкалась. Склонила голову ниже, заглянула Гримстеру в глаза, открыто улыбнулась и в первый раз за все время знакомства в ее поведении появился оттенок интимности, словно Лили поняла: они с Гримстером достаточно близки, чтобы не стесняться друг друга.
— Вы пошли в спальню? — подсказал Гримстер.
— Да. Я хотела гладить, но он и слушать не стал. «У тебя еще уйма времени», — сказал он. А когда Гарри выпьет, пропустит, скажем, лишний стаканчик после завтрака, его не уймешь. Ему хочется в постель, и точка. Впрочем, я и не пыталась его остановить.
Они сыграли в любовь, потом Гарри решил на часок прилечь, а Лили занялась глажением, приготовлениями к отъезду. Между четырьмя и пятью часами она принесла ему чашку кофе; как обычно, в шесть он вымылся и переоделся. Вечер прошел за книгами и телевизором, обед Лили приготовила из того, что было в холодильнике. Зная, что скоро уезжать, она подчищала все запасы. На обед были томатный суп — любимое блюдо Гарри, жареная камбала с картофелем фри (все консервированное) и кофе. В одиннадцать они легли спать. Словом, обычный, ничем не примечательный день.
— Тот человек следил за вами с утра до вечера? — спросил Гримстер.
— Гарри сказал, что весь день. Я его не видела. Честно говоря, Гарри подтрунивал над беднягой, над тем, как тот переминается на холоде с ноги на ногу. Заявил, что в наш век научных чудес такая слежка — примитив.
Гримстера озадачило явное противоречие между словами Лили и фактами, но он решил пока не нажимать, сделать вид, будто ничего не произошло.
— Ну что ж, — сказал он. — Благодарю за откровенный рассказ. А что Гарри любил смотреть по телевизору?
— Все. Включал его и просто глазел. Не важно, что. Будто сидел у костра и грелся. Бывало, конечно, он засыпал перед телевизором. — Лили подняла рюмку и спросила: — Может, еще по одной перед обедом? Столько подряд я в жизни не говорила. — Когда Гримстер направился к серванту, она продолжила: — Вы правда встали сегодня в четыре утра и пошли на рыбалку?
— Правда. Кто вам сказал?
— Дежурный в холле у телефона. Мой отец иногда тоже рыбачил. В местечке под названием Баркомб Миллз неподалеку от нашего дома. На реке Уз. Не помню, чтобы он хоть раз принес домой стоящий улов, зато из сарая часто несло зловонием — отец оставлял там червяков и забывал про них. Мне нравился папа, когда только он не выпивал лишнего. Впрочем, у женщин он все равно имел успех. Но, должна сказать, никогда не водил их домой. Занимался ими только в рейсах. А кто ваш отец, Джонни?
Гримстер уверенно и невозмутимо приближался к ней с двумя рюмками хереса. Он уже давно продумал, как отвечать на подобный вопрос.
— Просто хороший человек. Ничего особенного.
Лили взяла рюмку с хересом, отсалютовала ею Гримстеру и сказала:
— Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.
— Это вы узнали от Гарри?
— Да, и не только это. Гарри помнил массу пословиц. Пересказывал мне даже соленые. А в общем, он был очень добрый. Боже, какой хороший был человек. Бедняга. Другого такого не будет.
Гримстер молча выпил за Гарри. Он понимал, что включился через Лили в интеллектуальную борьбу с мертвецом. Эта мысль обрадовала Гримстера. Рассказ Лили о пятнице, 27 февраля, — неправда от первого слова до последнего. Между тем Лили не лжет. Вот где головоломка со множеством закавык, рассчитанных на интуицию, — и подсунул ее Гримстеру Гарри.
Лили тронула Гримстера за локоть.
— Что вы стоите, как деревянный? Сядьте и ответьте мне. Вот миссис Пилч. У нее с майором… что-то есть, да?
После обеда Гримстер спустился в ту часть подвала, которая была переоборудована под тир и спортзал. Он расписался в книге за две обоймы к автоматическому пистолету «беретта» устаревшей модели образца 1953 года и выпустил в мишень шестнадцать пуль, — целился в глаза, нос и рот, отгоняя мысль о том, что на месте стилизованного фанерного щита может оказаться человек. В спортзал Гримстер не зашел, решил поплавать в бассейне. Под пестрым пляжным зонтиком сидели миссис Пилч и Лили. Они помахали Гримстеру, вернулись к прерванному разговору, засмеялись и, вероятно, тут же забыли о Джоне. Гримстер переплыл бассейн несколько раз и вспомнил, что купался в последний раз вместе с Вальдой в ледяной воде Шотландского озера, и над поросшими вереском холмами плыли клочья осеннего тумана, а у береговых скал, высматривая падаль, кружились вороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57