У его ног лежала покрытая непроницаемым мраком ледяная пустыня. Он слышал только едва уловимый шорох падающего снега.
Уцепившись за перила, он подумал: «Есть ли смысл спрыгивать на лед?» 07 увез профессора и Николаеву в шлюпке, шлюпку эту наверняка раздавили льды. Что он станет делать, куда он денется на льду? Будет дожидаться спасителей, чтобы их обрадовать: «Трофимов исчез…» Они и без него догадаются, что исчез. У безлюдной ледяной пустыни есть свой язык, она сама скажет им об этом.
Палуба у него под ногами стала быстро подыматься, наклон сделался настолько крутым, что он просто повис на руках. «Ну вот, сейчас все кончится!»
И в эту секунду, когда он был приподнят вверх, где-то далеко во мраке на какое-то мгновение вспыхнул огонек. Желтый слабый огонек! Вспыхнул и растворился. «Опоздал», — подумал он и разжал руки.
* * *
Оскар Леви сказал, что он никак не ожидал от 07 подобной глупости — в момент, когда ему оставалось всего полдня до Кейптауна, пойматься на чужую радиограмму, повернуть корабль на юг и очутиться где-то за Южным полярным кругом! 07 скрежетал зубами. Штабная крыса! Легко ему рассуждать, сидя в Париже! А любой другой, будучи на его месте, разве не попался бы на эту удочку? Кроме него, только двое знали о существовании тайной радиорубки — Франсуа и Ганс. Разве мог он сомневаться в этих людях? Оба они состояли на службе при Втором отделе НАТО. Что касается Шеленберга… Может быть, этого бы и не случилось, если бы ему вовремя сообщили, что болгарский «ас» исчез из Софии, если бы его вовремя снабдили фотографией этого призрака… Ну, а Сяо? Разве 07 повинен в том, что Второй отдел хлопает ушами, когда комплектует экипажи судов «специального» назначения? Потребовав координаты, Оскар Леви посоветовал ему в случае аварии искать спасения на льду. Находящийся в пятистах милях от этих мест ледокол «Франклин» придет им на помощь…
07 ждал беды, но он не думал, что она придет так внезапно, с такой молниеносной быстротой. Ледяное поле прижимало танкер к какому-то пустынному обледенелому острову. Франсуа не терял надежды, все еще верил, что им удастся пробиться в открытые воды. Однако где-то около полуночи громадная ледяная глыба продавила корпус корабля почти по всей длине правого борта.
Едва придя в себя от удара и от взрыва в машинном отделении, 07 ворвался на среднюю палубу и, проклиная всех и вся, принялся тащить профессора Трофимова и Наталью Николаеву к выходу, на трап. Внизу царила ужасная паника, матросы, горланя, силились извлечь спасательные лодки из их продавленных гнезд. Часть палубы уже была покрыта водой.
Надо было бы заставить людей отказаться от этой затеи, от лодок, а выгрузить ящики с припасами на лед, направить экипаж на ледяное поле. Но он побоялся, при такой панике не до рассуждений — пока будет отдавать распоряжения, судно пойдет ко дну. Ему казалось, что это может случиться в любую секунду. И он решил не терять времени и никому ничего не приказывать: пусть каждый спасается как может. В сущности, ничего он не решил, было поздно — смерть дышала ему в лицо. Схватив за руки Константина Трофимова и Наташу, он потащил их к борту.
— Прыгайте! — крикнул он по-английски.
Не дожидаясь, пока они спрыгнут, он столкнул их на лед и, не оборачиваясь, не глядя назад, спрыгнул за ними следом. Он помог им подняться и потащил их дальше — ему все еще казалось, что корабль его «держит». Он был наслышан, что, когда тонет большое судно, оно увлекает за собой все, что находится вблизи. Откуда знать, что за лед тут под ногами и не раскрошится ли он в мелкие кусочки?
Так они прошли метров сто. 07 пошел бы дальше, но профессор Трофимов высвободил свою руку, расстегнул ворот куртки и, задыхаясь, сказал, что он больше идти не может. Наташа опустилась на снег, обхватила руками его ноги и заплакала.
07 достал сигареты и, чиркнув зажигалкой, закурил.
Этот огонек и увидел Аввакум — вспыхнув за густой снежной завесой, ом показался ему очень далеким. Потом все потонуло в глубоком мраке. Когда он очнулся, у его ног в нескольких метрах плескались волны. Корабль потонул, как будто никогда никакого корабля здесь и не было. Все напоминало кошмарный сон.
Аввакум взглянул на часы — было ровно два. Он поднялся на ноги, обессиленный после падения, окоченевший от холода, и медленно побрел по заснеженному льду во тьму. Снежинки обжигали ему лицо, словно догорающие искры.
Он шел, сам не зная куда, совершенно не ориентируясь. В какой-то момент он вспомнил о кожаном мешке с провизией — кто знает, где и когда он потерял его. Аввакум даже не мог вспомнить, был ли мешок у него на плече в ту последнюю секунду, когда он перебирался через перила. Думая о мешке, он почувствовал в своей окоченевшей руке деревянное весло, которое тащил, сам того не замечая.
Так ом шел около часа. Ему хотелось найти какое-нибудь возвышение, за которым можно было бы укрыться от обжигающих прикосновений снега. Обшаривая фонариком лед справа, слева и перед собой, он вдруг так шарахнулся от неожиданности, что чуть не выронил его — шагах в пятидесяти левее него тишину всколыхнул звонкий женский голос. Проникнутое беспредельной скорбью адажио прервали несколько серебряных до-мажорных тактов.
— Эй!.. Э-эй!
Не было более прекрасного, более желанного зова, чем этот. Аввакум рывком бросился в ту сторону. Он бежал, а у него было такое чувство, будто он едва волочит ноги. И только когда добежал, ощутил в руке весло. Швырнув его в сторону, он кинулся к профессору, лежащему на снегу.
— Профессор Трофимов! — воскликнул Аввакум. Он опустился на колени и обнял его за плечи. — Профессор! Что с вами?
Он схватил горсть снега и стал быстро и энергично растирать Трофимову лицо, шею, руки. Профессор приподнялся и махнул рукой.
— Ничего не понимаю, — сказал он. Его ослабевший голос звучал глухо. — Профессор Молино говорит по-болгарски, а Вадим Сергеев — по-английски. Что все это значит?
— Каждый из нас говорит на своем родном языке, — ответил Аввакум по-русски.
Затем он в нескольких словах объяснил, кто такой в действительности Вадим Сергеев и как он их обманывал. Сказал и о себе: как сам он сумел проникнуть на корабль вместо Шеленберга, который должен был выведать во время испытаний секрет луча Трофимова.
Трофимов приподнялся на локте.
— Это правда… Вадим Сергеев?
— Едва ли вам станет теплее от того, что я сознаюсь, — послышался из темноты голос 07.
Эти слова хлестнули, словно бич.
Трофимов плюнул в ту сторону, откуда донесся голос, и отвернулся. Потом произошло нечто такое, чего Аввакум не ожидал. К его плечу прижалась Наташа и, вздрагивая всем телом от мучительных переживаний и холода, тихо заплакала.
— Ты, Наташа, слишком доверчива! — сказал 07.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54