И ничего более, никаких иных конфигураций. Но самое страшное заключалось в том, что сущность, обретя черты, туг же выпрыгивала из Зеркала и начинала проявлять агрессию по отношению к окружающим. К моменту прихода мастера Вэйтэка уже с десяток мелких гадостей бегало по мастерской, громя все на своем пути, и покусывая своих «хозяев». Десять обескураженных подмастерьев стояли, словно пришибленные, и с ужасом смотрели на происходящее.
– Чего же вы стоите?! – крикнул прямо с порога им мастер Вэйтэк.
На ходу он схватил огромный молоток и. отбиваясь от нападавших на него уродцев, подбежал к Зеркалу. Стараясь не глядеть в него, он со всего размаху ударил молотком. Раздался звон и сотни тысяч мелких осколков, словно брызги, разлетелись в разные стороны. Злобные сущности тут же исчезли. Мастер Вэйтэк отбросил молоток в сторону.
– Уберите тут, – сказал он подмастерьям, а сам отправился в свою лабораторию, чтобы в тишине проанализировать и понять случившееся.
То, что за окном наступила ночь, его нисколько не волновало. Он мог работать без остановки на сон и еду. Теперь, главное, понять, что случилось с Зеркалом.
Прошло несколько дней. Мастер Вэйтэк не появлялся дома. Он сидел в своей лаборатории и не выходил оттуда. Конэ-Эль очень переживал, что никак не может продолжить с отцом начатый разговор. Трилистник не собирался исчезать, он по-прежнему горел на ладони. Во избежание лишних объяснений с теми, кто мог ненароком увидеть контуры, Конэ-Эль замотал руку тряпкой. Ответ: «порезался случайно» – устраивал всех.
Лапа у Евы заживала на удивление быстро благодаря чудодейственной мази, которую втирал эльф. Хорошо, что кость к тому же оказалась не задета. Вот только передняя почему-то продолжала ныть. Конэ-Эль часто навещал волчицу, просиживая рядом подолгу. Он рассказывал ей о своей жизни, делился мечтами. Ева ждала его приходов.
За эти несколько дней эльф стал для нее самым близким, самым родным. Словно они с эльфом находились на одном уровне вибраций, и она в полной мере ощущала их. Ей было сложно объяснить это состояние даже самой себе. Просто не существовало тех слов, которые подошли бы, которые смогли в полной мере передать это потрясающее состояние. Или все же существовало? Любовь? Любовь… Скорее нечто большее. У Евы сложилось впечатление, что она встретила свою вторую половику, саму себя. Все, что ей хотелось, это чтоб Конэ-Эль находился рядом, говорил с ней, смотрел на нее. Чувствовать его тепло, его энергию. На большее Ева и не смела рассчитывать потому, как прекрасно понимала кто она и кто он. Как бы сильно ни мечтала, как бы ни хотела, но у них все равно нет будущего.
Да все и так понятно. Просто потому, что он – эльф, а она человек. Осознание этой простой истины выводило ее из себя. И к тому же эльф любит волчицу, и еще не известно, как он отреагирует на «Еву», на человека. Ей захотелось завыть, словно в полнолуние. От таких мыслей становилось больно, нестерпимо больно. Хотелось плакать и кричать: «Нет! Нет! Я не хочу так! Ну почему…».
И никто и никогда не даст ответа Никто! Почему происходит так, что не можешь обнять кого любишь, рассказать ему о своих чувствах. Нельзя! Не положено. Кем и куда не положено?!!! Кто решил за нее? Такова жизнь… Терпи, мучайся, страдай, а проявлять слабость нельзя. Слабость? Неужели это «слабость» – сказать любимому о своих чувствах? Дать простор эмоциям, позволить себе открыться. Да, слабость! Потому что на тебя возложено серьезное дело, ответственность. Нельзя подвести, нельзя перечеркнуть проделанную работу, затраченные усилия только лишь потому, что сердце сжимается и ноет при виде эльфа, позволить эмоциям взять верх над разумом. Естественно, это слабость духа. Но она не такая, нет! Есть понятие – долг. Долг чести, долг совести, долг памяти. Что будет, если эмоции возьмут верх? Ева даже представлять не стала, и так понятно. Она просто смотрела на Конэ-Эля.
Эльф увлеченно делился с волчицей своими планами относительно того, как помириться с Найру.
– Как ты думаешь, а что если нарвать много-много цветов и выложить перед ее окном огромное сердце из них? Нет, не пойдет. – ответил он сам себе. – Найру не любит сорванные цветы.
Ева тяжело вздохнула.
– Тогда может прийти вечером и петь ей под окном? Или пригласить на Черный Дол прогуляться? Как думаешь?
Волчица молчала. Зато богатая фантазия Евы тут же отреагировала, получив пищу для размышления.
«Жаль, что у вас нет воздушных шариков. А так бы надул огромную охапку, и лучше всего гелием, чтоб они летали. Хотя гелия у вас тоже нет. Пришел бы рано утречком к ее дому, привязал шарики к заборчику… или дереву… А они ка-а-к начали бы лопаться! Эта Найру спросонья не разобрала бы, что за треск и канонада, да ка-а-ак завизжит!» – уже ехидно закончила мысль Ева.
– Вот и я не знаю, чего такого придумать. Что-то ничего в голову не приходит, – пожал плечами эльф.
Такие разговоры Ева любила меньше всего. Ей совсем не хотелось слушать про Найру, а эльф все говорил и говорил о своей подружке. Конэ-Эль даже не догадывался, какие смерчи в те минуты бушевали в душе волчицы.
«Встретиться бы с этой эльфийкой один на один», – подумала Ева, и звериный огонек метнулся в ее глазах.
Хлопнула входная дверь – мастер Вэйтэк вернулся домой. Конэ-Эль кинулся к отцу. Хмурый и уставший вид мастера Вэйтэка красноречиво говорил о том, что он не расположен к разговорам. Отдых и еда вот, что требовалось ему в данную минуту. Конэ-Эль прекрасно знал – сейчас отца лучше не беспокоить. Ждал несколько дней, подождет и несколько часов.
Мастер Вэйтэк молча впихнул в себя еду, и, не говоря никому ни слова, ушел в свою комнату спать. Конэ-Эль отложил запланированные дела, остался дома и стал ждать. Время, затраченное его отцом на сон, показалось эльфу вечностью – Конэ-Эль и не думал, что ожидание будет столь мучительным. Он сидел рядом с волчицей и молчал. Ева не могла понять, что происходит с эльфом. Она ощущала его состояние, чувствовала волнение в душе Конэ-Эля, но не могла выяснить причину всего этого. Эльф нервничал, нервничала и она.
«Не думаю, что все это связано с его подружкой, – размышляла Ева, глядя на погрузившегося в свои мысли эльфа. – Из-за этой вертихвостки он не стал бы так переживать. Видимо, дело намного серьезней, раз он молчит. Понять бы причину…»
Ближе к вечеру мастер Вэйтэк зашел в комнату сына. Эльф вскочил на ноги.
– Что случилось в мастерских? – спросил Конэ-Эль.
– Серьезные проблемы, – нахмурился мастер Вэйтэк. – Но ты ведь не о них хотел поговорить со мной.
Конэ-Эль не знал с чего начать.
– Я хотел поговорить с тобой о волчице. Ты помнишь это?
Услышав, что речь пойдет о ней, Ева вся обратилась в слух.
Мастер Вэйтэк глянул на волчицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– Чего же вы стоите?! – крикнул прямо с порога им мастер Вэйтэк.
На ходу он схватил огромный молоток и. отбиваясь от нападавших на него уродцев, подбежал к Зеркалу. Стараясь не глядеть в него, он со всего размаху ударил молотком. Раздался звон и сотни тысяч мелких осколков, словно брызги, разлетелись в разные стороны. Злобные сущности тут же исчезли. Мастер Вэйтэк отбросил молоток в сторону.
– Уберите тут, – сказал он подмастерьям, а сам отправился в свою лабораторию, чтобы в тишине проанализировать и понять случившееся.
То, что за окном наступила ночь, его нисколько не волновало. Он мог работать без остановки на сон и еду. Теперь, главное, понять, что случилось с Зеркалом.
Прошло несколько дней. Мастер Вэйтэк не появлялся дома. Он сидел в своей лаборатории и не выходил оттуда. Конэ-Эль очень переживал, что никак не может продолжить с отцом начатый разговор. Трилистник не собирался исчезать, он по-прежнему горел на ладони. Во избежание лишних объяснений с теми, кто мог ненароком увидеть контуры, Конэ-Эль замотал руку тряпкой. Ответ: «порезался случайно» – устраивал всех.
Лапа у Евы заживала на удивление быстро благодаря чудодейственной мази, которую втирал эльф. Хорошо, что кость к тому же оказалась не задета. Вот только передняя почему-то продолжала ныть. Конэ-Эль часто навещал волчицу, просиживая рядом подолгу. Он рассказывал ей о своей жизни, делился мечтами. Ева ждала его приходов.
За эти несколько дней эльф стал для нее самым близким, самым родным. Словно они с эльфом находились на одном уровне вибраций, и она в полной мере ощущала их. Ей было сложно объяснить это состояние даже самой себе. Просто не существовало тех слов, которые подошли бы, которые смогли в полной мере передать это потрясающее состояние. Или все же существовало? Любовь? Любовь… Скорее нечто большее. У Евы сложилось впечатление, что она встретила свою вторую половику, саму себя. Все, что ей хотелось, это чтоб Конэ-Эль находился рядом, говорил с ней, смотрел на нее. Чувствовать его тепло, его энергию. На большее Ева и не смела рассчитывать потому, как прекрасно понимала кто она и кто он. Как бы сильно ни мечтала, как бы ни хотела, но у них все равно нет будущего.
Да все и так понятно. Просто потому, что он – эльф, а она человек. Осознание этой простой истины выводило ее из себя. И к тому же эльф любит волчицу, и еще не известно, как он отреагирует на «Еву», на человека. Ей захотелось завыть, словно в полнолуние. От таких мыслей становилось больно, нестерпимо больно. Хотелось плакать и кричать: «Нет! Нет! Я не хочу так! Ну почему…».
И никто и никогда не даст ответа Никто! Почему происходит так, что не можешь обнять кого любишь, рассказать ему о своих чувствах. Нельзя! Не положено. Кем и куда не положено?!!! Кто решил за нее? Такова жизнь… Терпи, мучайся, страдай, а проявлять слабость нельзя. Слабость? Неужели это «слабость» – сказать любимому о своих чувствах? Дать простор эмоциям, позволить себе открыться. Да, слабость! Потому что на тебя возложено серьезное дело, ответственность. Нельзя подвести, нельзя перечеркнуть проделанную работу, затраченные усилия только лишь потому, что сердце сжимается и ноет при виде эльфа, позволить эмоциям взять верх над разумом. Естественно, это слабость духа. Но она не такая, нет! Есть понятие – долг. Долг чести, долг совести, долг памяти. Что будет, если эмоции возьмут верх? Ева даже представлять не стала, и так понятно. Она просто смотрела на Конэ-Эля.
Эльф увлеченно делился с волчицей своими планами относительно того, как помириться с Найру.
– Как ты думаешь, а что если нарвать много-много цветов и выложить перед ее окном огромное сердце из них? Нет, не пойдет. – ответил он сам себе. – Найру не любит сорванные цветы.
Ева тяжело вздохнула.
– Тогда может прийти вечером и петь ей под окном? Или пригласить на Черный Дол прогуляться? Как думаешь?
Волчица молчала. Зато богатая фантазия Евы тут же отреагировала, получив пищу для размышления.
«Жаль, что у вас нет воздушных шариков. А так бы надул огромную охапку, и лучше всего гелием, чтоб они летали. Хотя гелия у вас тоже нет. Пришел бы рано утречком к ее дому, привязал шарики к заборчику… или дереву… А они ка-а-к начали бы лопаться! Эта Найру спросонья не разобрала бы, что за треск и канонада, да ка-а-ак завизжит!» – уже ехидно закончила мысль Ева.
– Вот и я не знаю, чего такого придумать. Что-то ничего в голову не приходит, – пожал плечами эльф.
Такие разговоры Ева любила меньше всего. Ей совсем не хотелось слушать про Найру, а эльф все говорил и говорил о своей подружке. Конэ-Эль даже не догадывался, какие смерчи в те минуты бушевали в душе волчицы.
«Встретиться бы с этой эльфийкой один на один», – подумала Ева, и звериный огонек метнулся в ее глазах.
Хлопнула входная дверь – мастер Вэйтэк вернулся домой. Конэ-Эль кинулся к отцу. Хмурый и уставший вид мастера Вэйтэка красноречиво говорил о том, что он не расположен к разговорам. Отдых и еда вот, что требовалось ему в данную минуту. Конэ-Эль прекрасно знал – сейчас отца лучше не беспокоить. Ждал несколько дней, подождет и несколько часов.
Мастер Вэйтэк молча впихнул в себя еду, и, не говоря никому ни слова, ушел в свою комнату спать. Конэ-Эль отложил запланированные дела, остался дома и стал ждать. Время, затраченное его отцом на сон, показалось эльфу вечностью – Конэ-Эль и не думал, что ожидание будет столь мучительным. Он сидел рядом с волчицей и молчал. Ева не могла понять, что происходит с эльфом. Она ощущала его состояние, чувствовала волнение в душе Конэ-Эля, но не могла выяснить причину всего этого. Эльф нервничал, нервничала и она.
«Не думаю, что все это связано с его подружкой, – размышляла Ева, глядя на погрузившегося в свои мысли эльфа. – Из-за этой вертихвостки он не стал бы так переживать. Видимо, дело намного серьезней, раз он молчит. Понять бы причину…»
Ближе к вечеру мастер Вэйтэк зашел в комнату сына. Эльф вскочил на ноги.
– Что случилось в мастерских? – спросил Конэ-Эль.
– Серьезные проблемы, – нахмурился мастер Вэйтэк. – Но ты ведь не о них хотел поговорить со мной.
Конэ-Эль не знал с чего начать.
– Я хотел поговорить с тобой о волчице. Ты помнишь это?
Услышав, что речь пойдет о ней, Ева вся обратилась в слух.
Мастер Вэйтэк глянул на волчицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115