Накрепко привязав веревку к столбу, служившему опорой для крыши сарая, он еще раз многозначительно оглядел пса.
– Посмотрим, мож еще кое на что сгодишься. Бабы у меня нет, эти дуры нос воротят, запах им видите ли не нравится… Так что погляжу, мож и подружимся с тобой поближе, – он по-идиотски оскалился, подмигнул псу и вышел из сарая.
Константин Григорьевич дернулся было следом, но удавка тут же впилась ему в горло. Захрипев, он отступил на пару шагов назад к столбу, хватая пастью воздух. Веревка туго обхватила шею, ослабить ее у пса не получалось. Издавая гортанное посвистывание при каждом вдохе, Константин Григорьевич лег на пол и стал ждать.
Через некоторое время, с миской в руках, вернулся Олли. Запах горячей каши приятно защекотал нос пса. Расслабив впившуюся в шею собаки веревку, детина поставил миску прямо у самой морды пса.
– Ешь, глупая собака, ешь. Дам тебе на отдых пару часов, а после примемся за работу.
Проводив взглядом спину Олли, Константин Григорьевич без всяких церемоний принялся за кашу. Горячая пища приятно обволакивала желудок, возвращая утраченные силы. Мысли работали только в одном направлении – как можно скорее удрать отсюда. Константин Григорьевич решил, что надо наперво выбраться из сарая, а там видно будет.
Когда Олли водрузил самый первый мешок с компостом ему на спину, он чуть было не рухнул на землю вместе с поклажей. Детина повел пса за веревку, показывая дорогу, по которой ему предстоит таскать мешки. От компостной кучи по огороду, затем через двор к сараю, возле которого стояла телега, запряженная пегой кобылой. Во второй заход Олли вновь взвалил на спину пса мешок и пару закинул себе за плечи.
– Пошли, помощник, нам нужно загрузить всю телегу – утром в город поеду. Там, поди, заждались меня.
С вонючим мешком на спине – туда, рывком и на удавке – обратно. Туда – сюда, туда – сюда… От запаха компоста Константина Григорьевича мутило, мерзкая жижа, просачивающаяся сквозь мешковину, стекала с его боков. О том. чтоб сбежать, речь даже не заходила: лапы тряслись, голова шла кругом. Когда Олли вновь привязал его в сарае и ушел, Константин Григорьевич воспринял это как милость судьбы и рухнул на соломенную подстилку. Усталость всецело навалилась на него, мысли в голове отсутствовали, глаза слипались. Не прошло и минуты, как пес уснул.
Топот копыт и скрип отъезжающей телеги разбудили Константина Григорьевича рано-рано утром. Солнце только начало всходить, просверливая своими лучами дорожки сквозь щели сарая. Миска с похлебкой стояла недалеко от того места, где спал Смирнов. Как заходил Олли, как ставил эту миску, Константин Григорьевич не слышал. Может, спал крепко, а может, парень старался не будить его. Поев немного, пока каша не остыла, пес вновь заснул и проспал почти весь день.
Вечером вернулся Олли – довольный и изрядно пьяный. Зайдя в сарай, он подошел к псу, и, развалившись рядом на соломе, стал в деталях рассказывать Константину Григорьевичу, как удачно сегодня шла торговля, какие бабенки приходили за его товаром. Пуская слюни, он делился своими рассуждениями по поводу их задниц. Причмокивая губищами, красочно описывал их габариты и жестами показывал псу, что б он с ними сделал. Распалив себя собственными рассказами, Олли многообещающе посмотрел на собаку.
– Иди сюда, – он попытался ухватить пса за лапу, но алкоголь сделал свое дело, и пьяный детина захрапел, так и не дотянувшись до Константина Григорьевича.
Потекли мучительные часы. Олли храпел так, что казалось, стены сарая вот-вот рухнут, не выдержав вибраций. Он то присвистывал, то захлебывался собственным храпом, то шипел, то начинал издавать звуки, напоминающие вой паровозного гудка. Константин Григорьевич откровенно боялся, что Олли проснется и доведет до конца задуманное. Будь он не псом, а человеком, то ублюдок получил бы в морду, но что может сделать пес, полузадушенный удавкой? Смирнов просидел всю ночь, не смыкая глаз, на самом почтительном расстоянии от Олли, на которое его только пускала веревка.
Проспавшийся детина, как ни в чем не бывало, улыбнулся псу и вышел из сарая. Потекли унылые однообразные дни. Олли ездил в город через день, поэтому таскать мешки приходилось частенько. В его же отсутствие пес проводил время на привязи в сарае. Шансы на побег сводились к нулю. Несколько раз он пытался сбежать, перегрызая веревку, но дверь в сарае каждый раз оказывалась плотно закрытой. Ни лазейки, ни мало-мальской щели в стенах он не находил. За перегрызенные веревки и начатые подкопы Олли нещадно избивал пса. В конце концов, ему это надоело, и он посадил собаку на цепь, купленную по случаю в городе.
Отчаянье постепенно закрадывалось в душу Константину Григорьевичу. Если он не сбежит в ближайшее время, то навсегда останется псом. «Счастливый случай» с незапертой дверью сарая или не привязанной цепью, никак не хотел появляться на горизонте. Олли еще ни разу не забывал запереть дверь или посадить пса на привязь. Детина оказался весьма внимательным к подобного рода вещам. Помощь пришла оттуда, откуда Константин Григорьевич ее совсем не ждал.
Олли в очередной раз уехал в город, оставив пса взаперти. Дом и двор пустовали, когда на пороге сарая появились двое «джентльменов удачи». Старшему из них на вид было лет двадцать пять, младшему где-то около семнадцати. Внешнее сходство бросалось в глаза, говоря о том, что перед Константином Григорьевичем братья. Любители быстрого обогащения решили обчистить чучельника. Все, что плохо лежало, они уже вынесли из дома, а жадность-то покоя не давала, вот они и решили проверить сарай. Увидав пса, грабители замерли на пороге, не зная, как тот поведет себя. Но вместо того чтоб со злобным лаем кинуться на расхитителей хозяйского добра, пес, не вставая с подстилки, жалобно заскулил.
Обойдя спокойно весь сарай и не найдя для себя ничего интересного, воришки собрались уходить. Понимая, что они его последняя надежда, пес вскочил и заскулил так жалобно, как только мог. Слезы потекли из глаз собаки, хвост обреченно повис.
– Давай отпустим скотинку? – младший воришка подошел к Константину Григорьевичу и потрепал его за ухом.
– Пошли, – его брат переступил через порог сарая. – Нас это не касается.
Увидав, что они уходят, пес завыл от отчаянья, вкладывая в вой все свое горе, свою боль.
– А, ладно, – махнул рукой старший. – Пусть бежит.
Сердце в груди у Константина Григорьевича учащенно заколотилось. Цепь с бряцаньем упала на пол. Неужели свободен?! Смирнов не верил своим глазам. Низко поклонившись спасителям, пес опрометью кинулся из сарая.
– Ты видел это? – изумленно посмотрел на младшего брата старший.
– Да…
Пьянящий воздух свободы ударил в нос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– Посмотрим, мож еще кое на что сгодишься. Бабы у меня нет, эти дуры нос воротят, запах им видите ли не нравится… Так что погляжу, мож и подружимся с тобой поближе, – он по-идиотски оскалился, подмигнул псу и вышел из сарая.
Константин Григорьевич дернулся было следом, но удавка тут же впилась ему в горло. Захрипев, он отступил на пару шагов назад к столбу, хватая пастью воздух. Веревка туго обхватила шею, ослабить ее у пса не получалось. Издавая гортанное посвистывание при каждом вдохе, Константин Григорьевич лег на пол и стал ждать.
Через некоторое время, с миской в руках, вернулся Олли. Запах горячей каши приятно защекотал нос пса. Расслабив впившуюся в шею собаки веревку, детина поставил миску прямо у самой морды пса.
– Ешь, глупая собака, ешь. Дам тебе на отдых пару часов, а после примемся за работу.
Проводив взглядом спину Олли, Константин Григорьевич без всяких церемоний принялся за кашу. Горячая пища приятно обволакивала желудок, возвращая утраченные силы. Мысли работали только в одном направлении – как можно скорее удрать отсюда. Константин Григорьевич решил, что надо наперво выбраться из сарая, а там видно будет.
Когда Олли водрузил самый первый мешок с компостом ему на спину, он чуть было не рухнул на землю вместе с поклажей. Детина повел пса за веревку, показывая дорогу, по которой ему предстоит таскать мешки. От компостной кучи по огороду, затем через двор к сараю, возле которого стояла телега, запряженная пегой кобылой. Во второй заход Олли вновь взвалил на спину пса мешок и пару закинул себе за плечи.
– Пошли, помощник, нам нужно загрузить всю телегу – утром в город поеду. Там, поди, заждались меня.
С вонючим мешком на спине – туда, рывком и на удавке – обратно. Туда – сюда, туда – сюда… От запаха компоста Константина Григорьевича мутило, мерзкая жижа, просачивающаяся сквозь мешковину, стекала с его боков. О том. чтоб сбежать, речь даже не заходила: лапы тряслись, голова шла кругом. Когда Олли вновь привязал его в сарае и ушел, Константин Григорьевич воспринял это как милость судьбы и рухнул на соломенную подстилку. Усталость всецело навалилась на него, мысли в голове отсутствовали, глаза слипались. Не прошло и минуты, как пес уснул.
Топот копыт и скрип отъезжающей телеги разбудили Константина Григорьевича рано-рано утром. Солнце только начало всходить, просверливая своими лучами дорожки сквозь щели сарая. Миска с похлебкой стояла недалеко от того места, где спал Смирнов. Как заходил Олли, как ставил эту миску, Константин Григорьевич не слышал. Может, спал крепко, а может, парень старался не будить его. Поев немного, пока каша не остыла, пес вновь заснул и проспал почти весь день.
Вечером вернулся Олли – довольный и изрядно пьяный. Зайдя в сарай, он подошел к псу, и, развалившись рядом на соломе, стал в деталях рассказывать Константину Григорьевичу, как удачно сегодня шла торговля, какие бабенки приходили за его товаром. Пуская слюни, он делился своими рассуждениями по поводу их задниц. Причмокивая губищами, красочно описывал их габариты и жестами показывал псу, что б он с ними сделал. Распалив себя собственными рассказами, Олли многообещающе посмотрел на собаку.
– Иди сюда, – он попытался ухватить пса за лапу, но алкоголь сделал свое дело, и пьяный детина захрапел, так и не дотянувшись до Константина Григорьевича.
Потекли мучительные часы. Олли храпел так, что казалось, стены сарая вот-вот рухнут, не выдержав вибраций. Он то присвистывал, то захлебывался собственным храпом, то шипел, то начинал издавать звуки, напоминающие вой паровозного гудка. Константин Григорьевич откровенно боялся, что Олли проснется и доведет до конца задуманное. Будь он не псом, а человеком, то ублюдок получил бы в морду, но что может сделать пес, полузадушенный удавкой? Смирнов просидел всю ночь, не смыкая глаз, на самом почтительном расстоянии от Олли, на которое его только пускала веревка.
Проспавшийся детина, как ни в чем не бывало, улыбнулся псу и вышел из сарая. Потекли унылые однообразные дни. Олли ездил в город через день, поэтому таскать мешки приходилось частенько. В его же отсутствие пес проводил время на привязи в сарае. Шансы на побег сводились к нулю. Несколько раз он пытался сбежать, перегрызая веревку, но дверь в сарае каждый раз оказывалась плотно закрытой. Ни лазейки, ни мало-мальской щели в стенах он не находил. За перегрызенные веревки и начатые подкопы Олли нещадно избивал пса. В конце концов, ему это надоело, и он посадил собаку на цепь, купленную по случаю в городе.
Отчаянье постепенно закрадывалось в душу Константину Григорьевичу. Если он не сбежит в ближайшее время, то навсегда останется псом. «Счастливый случай» с незапертой дверью сарая или не привязанной цепью, никак не хотел появляться на горизонте. Олли еще ни разу не забывал запереть дверь или посадить пса на привязь. Детина оказался весьма внимательным к подобного рода вещам. Помощь пришла оттуда, откуда Константин Григорьевич ее совсем не ждал.
Олли в очередной раз уехал в город, оставив пса взаперти. Дом и двор пустовали, когда на пороге сарая появились двое «джентльменов удачи». Старшему из них на вид было лет двадцать пять, младшему где-то около семнадцати. Внешнее сходство бросалось в глаза, говоря о том, что перед Константином Григорьевичем братья. Любители быстрого обогащения решили обчистить чучельника. Все, что плохо лежало, они уже вынесли из дома, а жадность-то покоя не давала, вот они и решили проверить сарай. Увидав пса, грабители замерли на пороге, не зная, как тот поведет себя. Но вместо того чтоб со злобным лаем кинуться на расхитителей хозяйского добра, пес, не вставая с подстилки, жалобно заскулил.
Обойдя спокойно весь сарай и не найдя для себя ничего интересного, воришки собрались уходить. Понимая, что они его последняя надежда, пес вскочил и заскулил так жалобно, как только мог. Слезы потекли из глаз собаки, хвост обреченно повис.
– Давай отпустим скотинку? – младший воришка подошел к Константину Григорьевичу и потрепал его за ухом.
– Пошли, – его брат переступил через порог сарая. – Нас это не касается.
Увидав, что они уходят, пес завыл от отчаянья, вкладывая в вой все свое горе, свою боль.
– А, ладно, – махнул рукой старший. – Пусть бежит.
Сердце в груди у Константина Григорьевича учащенно заколотилось. Цепь с бряцаньем упала на пол. Неужели свободен?! Смирнов не верил своим глазам. Низко поклонившись спасителям, пес опрометью кинулся из сарая.
– Ты видел это? – изумленно посмотрел на младшего брата старший.
– Да…
Пьянящий воздух свободы ударил в нос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115