— Смотри мне, давай без суеверных глупостей.
Бледный Алкидий неуверенно кивнул.
Огненная повозка бога солнца тем временем продолжала свой спуск. Вскоре стало возможным расслышать не только гудение вибрировавших хрустальных рельсов, но и гневные ругательства самого Гелиоса.
— Да чтоб тебя! — ревел бог солнца. — Проклятая развалюха, никчемное старье.
Когда колесница Гелиоса, исходя жаром, остановилась наконец на платформе, стало ясно, почему бог солнца так неистово ругался.
Правый рукав его золотой накидки горел.
Сбросив с себя накидку, Гелиос выпрыгнул из повозки, держа в руках большое медное ведро. Проворно подбежав к краю платформы, он опустил ведро в воду, а затем, вернувшись, вылил содержимое медной емкости на свою колесницу.
Колесница зашипела.
В небо повалил столб густого пара.
— Фух! — Гелиос с облегчением вытер рукой взмокший лоб. — Еще одно такое приземление, и Зевсу придется искать другого бога солнца.
Зашвырнув ведро в остывающую повозку, Гелиос еще с минуту крыл матом ненавистное изделие Гефеста, после чего, забравшись в лодку, поплыл на восток, где располагался его прекрасный дворец. Лодка при этом двигалась сама по себе, с жужжанием выбрасывая из-под дна струю шипящей воды.
— Тоже, видимо, изобретение божественного кузнеца Гефеста, — хмыкнул в укрытии Фемистоклюс.
Колесница, хоть она и называлась колесницей, на самом деле таковой не являлась.
Во-первых, у нее не было коней, но оно и понятно, зачем они были нужны, если повозка сама двигалась по проложенным в небе прозрачным рельсам.
Во-вторых, своей формой колесница сильно отличалась от известного прототипа, на котором сражались (то есть по бабам ездили. — Авт.) смертные герои.
Ее борта были красиво инкрустированы золотом, а вместо колес имелись странные, из непонятного блестящего металла зубчатые шестерни.
Под самым дном колесницы была прикреплена некая прозрачная сфера, излучавшая мягкий желтый свет.
Время от времени в глубине этой сферы пробегали маленькие молнии и голубые искорки непонятного происхождения.
Колесница медленно остывала.
Отряхнув одежду, Фемистоклюс подошел к повозке бога солнца ближе и заметил на ее бортах мигающие зеленым огоньки.
— Что бы это могло означать? — вслух подумал он. (Вот же дурак, даром что грек древний. — Авт.)
Выбравшийся из ненадежного укрытия вслед за другом Алкидий осторожно приблизился к Фемистоклюсу, став на всякий случай у него за спиной.
— Она что, живая? — опасливо спросил он.
— Не мели ерунды, — отмахнулся Фемистоклюс, пощипывая рыжую бороденку. — Что значит зеленый цвет? — вслух продолжал рассуждать грек. — Зелеными бывают неспелые яблоки и мертвые эфиопы, значит ли это, что повозка пока не готова отправиться в обратный путь?
— Возможно, она остывает, — тихо проговорил Алкидий.
— Точно. — Фемистоклюс поднял вверх указательный палец. — Ты прав, мой проницательный друг.
Занятые изучением удивительной колесницы Гелиоса, друзья и не заметили, что вокруг уже давно царит ночь.
Светящаяся сфера под дном повозки бога солнца медленно тускнела. Зеленые огни на бортах стали мигать все реже, и вот уже вместо них засияли красные треугольники, пульсируя и наливаясь ярким светом.
— Скорее! — закричал Фемистоклюс, запрыгивая в колесницу. — Сейчас она поедет.
Замешкавшегося трусливого Алкидия пришлось затаскивать в повозку за шиворот, ибо страх крепко сковал все его члены (в смысле руки-ноги и т. п. — Авт.).
— Болван! — орал и плевался Фемистоклюс. — Ты провалишь нам всю операцию. Если ты сейчас же не сядешь в колесницу, я лишу тебя твоей доли прибыли.
Страшная угроза возымела свое действие, алчность победила в Алкидий страх, и он (в смысле Алкидий, а не страх), неуклюже взойдя по деревянным ступенькам, свалился мешком на дно колесницы.
Колесница вздрогнула.
Внутри нее что-то приглушенно зажужжало (да мотор, мотор! — Авт.), там, где у нормальной повозки крепились вожжи, сами по себе задвигались диковинные черные рычажки.
— Ну, теперь держись, — выдохнул Фемистоклюс, судорожно вцепившись в борта божественного устройства.
Еще раз сильно вздрогнув, колесница медленно поползла вверх, загудели хрустальные рельсы, заскрипели зубчатые колеса.
— А как же Фаэтон? — вдруг вспомнил Алкидий, хватая друга за руку.
— Что Фаэтон? — не понял Фемистоклюс.
— Ну как же! — казалось, от отчаяния Алкидий сейчас расплачется, — ведь это был сын Гелиоса, он пытался править колесницей отца, чуть не сжег всю Грецию и сам погиб в огне.
— Кретин, — громко ответил Фемистоклюс. — Не было никакого Фаэтона. Эту легенду специально олимпийцы выдумали. Просто пьяный Гефест полез однажды колесницу Гелиоса чинить и в итоге, естественно, напортачил, а ведь замять это дело как-то надо было, куча народу ведь поджарилось, скандал на всю Аттику. Вот и выдумали боги некоего Фаэтона. А что, красиво очень даже получилось, героически так…
Внизу меланхолично плескалось темное море, а деревянная платформа на воде уже давно превратилась в размытую серую кляксу.
Колесница бога солнца набирала высоту.
— Не дрейфь, приятель, — успокаивал друга Фемистоклюс. — Через час будем на Олимпе, план переходит в решающую стадию.
Распластавшись на дне колесницы и зажмурив глаза, Алкидий шепотом молился Аиду, прося бога подземного царства пока не забирать его к себе.
Фемистоклюс, внимательно следивший за ночным небом, внезапно пригнулся, сев на дно повозки рядом с другом.
— Селена едет, — тихо пояснил он. — Луну на небо везет.
Время шло.
Колесницу сильно трясло, занося на поворотах (здесь, по-видимому, имеется в виду турбулентность. — Авт.), и Алкидий, под недоуменным взглядом Фемистоклюса, всякий раз тихонько подвывал от страха.
— Слушай, Алкидий, я тебя не понимаю, — пытался успокоить друга Фемистоклюс, — чего ты боишься? Ведь боги — это, считай, те же греки, с единственным отличием, что много жрут, гуляют да живут вечно, в них нет ничего сверхъестественного. Лучше вспомни, сколько раз Аресу герои морду били, вечно его потом Афина выручает, и что ты думаешь, он своим обидчикам мстит? А вот тебе, фигушки, синяки на морде залечит и снова давай свары да драки среди смертных устраивать, подстрекать.
Но эти успокоительные речи на Алкидия не действовали.
Махнув рукой, Фемистоклюс принялся ждать конечной цели их увлекательного и, что греха таить, сатирски рискованного предприятия.
И вот наконец колесница затормозила, въехав в открытые ворота просторного небесного гаража. Фемистоклюс осторожно выглянул из повозки.
Колесница Гелиоса стояла в просторном светлом помещении, стены которого были украшены забавными порнографическими фресками, изображавшими наиболее пикантные моменты из жизни героев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Бледный Алкидий неуверенно кивнул.
Огненная повозка бога солнца тем временем продолжала свой спуск. Вскоре стало возможным расслышать не только гудение вибрировавших хрустальных рельсов, но и гневные ругательства самого Гелиоса.
— Да чтоб тебя! — ревел бог солнца. — Проклятая развалюха, никчемное старье.
Когда колесница Гелиоса, исходя жаром, остановилась наконец на платформе, стало ясно, почему бог солнца так неистово ругался.
Правый рукав его золотой накидки горел.
Сбросив с себя накидку, Гелиос выпрыгнул из повозки, держа в руках большое медное ведро. Проворно подбежав к краю платформы, он опустил ведро в воду, а затем, вернувшись, вылил содержимое медной емкости на свою колесницу.
Колесница зашипела.
В небо повалил столб густого пара.
— Фух! — Гелиос с облегчением вытер рукой взмокший лоб. — Еще одно такое приземление, и Зевсу придется искать другого бога солнца.
Зашвырнув ведро в остывающую повозку, Гелиос еще с минуту крыл матом ненавистное изделие Гефеста, после чего, забравшись в лодку, поплыл на восток, где располагался его прекрасный дворец. Лодка при этом двигалась сама по себе, с жужжанием выбрасывая из-под дна струю шипящей воды.
— Тоже, видимо, изобретение божественного кузнеца Гефеста, — хмыкнул в укрытии Фемистоклюс.
Колесница, хоть она и называлась колесницей, на самом деле таковой не являлась.
Во-первых, у нее не было коней, но оно и понятно, зачем они были нужны, если повозка сама двигалась по проложенным в небе прозрачным рельсам.
Во-вторых, своей формой колесница сильно отличалась от известного прототипа, на котором сражались (то есть по бабам ездили. — Авт.) смертные герои.
Ее борта были красиво инкрустированы золотом, а вместо колес имелись странные, из непонятного блестящего металла зубчатые шестерни.
Под самым дном колесницы была прикреплена некая прозрачная сфера, излучавшая мягкий желтый свет.
Время от времени в глубине этой сферы пробегали маленькие молнии и голубые искорки непонятного происхождения.
Колесница медленно остывала.
Отряхнув одежду, Фемистоклюс подошел к повозке бога солнца ближе и заметил на ее бортах мигающие зеленым огоньки.
— Что бы это могло означать? — вслух подумал он. (Вот же дурак, даром что грек древний. — Авт.)
Выбравшийся из ненадежного укрытия вслед за другом Алкидий осторожно приблизился к Фемистоклюсу, став на всякий случай у него за спиной.
— Она что, живая? — опасливо спросил он.
— Не мели ерунды, — отмахнулся Фемистоклюс, пощипывая рыжую бороденку. — Что значит зеленый цвет? — вслух продолжал рассуждать грек. — Зелеными бывают неспелые яблоки и мертвые эфиопы, значит ли это, что повозка пока не готова отправиться в обратный путь?
— Возможно, она остывает, — тихо проговорил Алкидий.
— Точно. — Фемистоклюс поднял вверх указательный палец. — Ты прав, мой проницательный друг.
Занятые изучением удивительной колесницы Гелиоса, друзья и не заметили, что вокруг уже давно царит ночь.
Светящаяся сфера под дном повозки бога солнца медленно тускнела. Зеленые огни на бортах стали мигать все реже, и вот уже вместо них засияли красные треугольники, пульсируя и наливаясь ярким светом.
— Скорее! — закричал Фемистоклюс, запрыгивая в колесницу. — Сейчас она поедет.
Замешкавшегося трусливого Алкидия пришлось затаскивать в повозку за шиворот, ибо страх крепко сковал все его члены (в смысле руки-ноги и т. п. — Авт.).
— Болван! — орал и плевался Фемистоклюс. — Ты провалишь нам всю операцию. Если ты сейчас же не сядешь в колесницу, я лишу тебя твоей доли прибыли.
Страшная угроза возымела свое действие, алчность победила в Алкидий страх, и он (в смысле Алкидий, а не страх), неуклюже взойдя по деревянным ступенькам, свалился мешком на дно колесницы.
Колесница вздрогнула.
Внутри нее что-то приглушенно зажужжало (да мотор, мотор! — Авт.), там, где у нормальной повозки крепились вожжи, сами по себе задвигались диковинные черные рычажки.
— Ну, теперь держись, — выдохнул Фемистоклюс, судорожно вцепившись в борта божественного устройства.
Еще раз сильно вздрогнув, колесница медленно поползла вверх, загудели хрустальные рельсы, заскрипели зубчатые колеса.
— А как же Фаэтон? — вдруг вспомнил Алкидий, хватая друга за руку.
— Что Фаэтон? — не понял Фемистоклюс.
— Ну как же! — казалось, от отчаяния Алкидий сейчас расплачется, — ведь это был сын Гелиоса, он пытался править колесницей отца, чуть не сжег всю Грецию и сам погиб в огне.
— Кретин, — громко ответил Фемистоклюс. — Не было никакого Фаэтона. Эту легенду специально олимпийцы выдумали. Просто пьяный Гефест полез однажды колесницу Гелиоса чинить и в итоге, естественно, напортачил, а ведь замять это дело как-то надо было, куча народу ведь поджарилось, скандал на всю Аттику. Вот и выдумали боги некоего Фаэтона. А что, красиво очень даже получилось, героически так…
Внизу меланхолично плескалось темное море, а деревянная платформа на воде уже давно превратилась в размытую серую кляксу.
Колесница бога солнца набирала высоту.
— Не дрейфь, приятель, — успокаивал друга Фемистоклюс. — Через час будем на Олимпе, план переходит в решающую стадию.
Распластавшись на дне колесницы и зажмурив глаза, Алкидий шепотом молился Аиду, прося бога подземного царства пока не забирать его к себе.
Фемистоклюс, внимательно следивший за ночным небом, внезапно пригнулся, сев на дно повозки рядом с другом.
— Селена едет, — тихо пояснил он. — Луну на небо везет.
Время шло.
Колесницу сильно трясло, занося на поворотах (здесь, по-видимому, имеется в виду турбулентность. — Авт.), и Алкидий, под недоуменным взглядом Фемистоклюса, всякий раз тихонько подвывал от страха.
— Слушай, Алкидий, я тебя не понимаю, — пытался успокоить друга Фемистоклюс, — чего ты боишься? Ведь боги — это, считай, те же греки, с единственным отличием, что много жрут, гуляют да живут вечно, в них нет ничего сверхъестественного. Лучше вспомни, сколько раз Аресу герои морду били, вечно его потом Афина выручает, и что ты думаешь, он своим обидчикам мстит? А вот тебе, фигушки, синяки на морде залечит и снова давай свары да драки среди смертных устраивать, подстрекать.
Но эти успокоительные речи на Алкидия не действовали.
Махнув рукой, Фемистоклюс принялся ждать конечной цели их увлекательного и, что греха таить, сатирски рискованного предприятия.
И вот наконец колесница затормозила, въехав в открытые ворота просторного небесного гаража. Фемистоклюс осторожно выглянул из повозки.
Колесница Гелиоса стояла в просторном светлом помещении, стены которого были украшены забавными порнографическими фресками, изображавшими наиболее пикантные моменты из жизни героев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73