– Обычно, – заметил он, – когда она получает очередную телеграмму, то не делает таких крюков.
И посмотрел на меня.
– Тоже мне крюк, – усомнился я.
– Да нет, – проговорил он, – мне-то что, я даже «за».
Я поспешил сменить тему.
– А Ливорно, – поинтересовался я, – это ведь совсем недалеко от Пизы, да?
– Двадцать километров. Ты что, знаешь эти края?
– Пизу? Да. Случилось побывать там неделю назад. Вся разрушена. Правда, площадь, к счастью, совсем не пострадала. Ну и жарища там была.
– Ты был в Рокке с какой-то женщиной, – проговорил он. – Я видел тебя у Эоло.
– Да, – ответил я. – Она вернулась в Париж.
– Правильно сделал, что поехал с нами, – одобрил он.
– А что будет после Ливорно?
– Пьомбино. Там мы наверняка сделаем остановку.
– Все-таки надо бы мне хоть взглянуть на карту, – вспомнил я.
Он все не сводил с меня глаз.
– Знаешь, странное дело, – проговорил он, – но мне почему-то кажется, что вот ты-то и останешься у нас на яхте.
– И мне тоже так кажется, – согласился я. Мы рассмеялись, будто удачной шутке.
И он ушел. Совсем стемнело. Вот уже четыре дня и три ночи, как я знал ее. Заснул я не сразу. Успел еще увидеть множество проплывших мимо яхты крошечных портов, прежде чем окончательно наступила ночь. Мрак окутал палубу, море. Окутал меня, целиком поглотив мое сердце. Небо еще долго оставалось светлым. Должно быть, пока я успел немного вздремнуть, море с небом тоже сделались совсем темными. Проснулся я где-то час спустя. Мне захотелось есть. Пошел в бар. Она была там. Улыбнулась мне, я уселся напротив. Лоран тоже был там и дружески помахал мне рукой.
– У тебя какой-то странный вид, – заметила она.
– Я спал на палубе, мне никогда еще не доводилось спать на палубе.
– Ты все забыл?
– Все, – ответил я. – Когда я проснулся, то уже ничего не мог понять.
– Совсем ничего?
– Совсем-совсем.
– А теперь?
– Теперь мне хочется есть.
Она взяла мою тарелку и встала. Я пошел за нею к стойке бара. Там еще оставались жареная рыба и рагу из барашка. Я выбрал рагу из барашка.
– Если мы в море, – заметил я, – это вовсе не причина, чтобы все время питаться одной рыбой.
Она засмеялась. Внимательно, хоть и украдкой, следила, как я ем.
– Вот видишь, что значит вольный воздух, – рассуждала она, – сразу появляется аппетит.
Она опять смеялась, у нее было прекрасное настроение. Мы поболтали о том о сем с матросами. Побалагурили. Одни из них хотели, прежде чем подниматься к Сету, дойти до Сицилии. Другие говорили, что там еще слишком жарко и лучше бы развернуться пораньше, где-нибудь в районе Пьомбино. Никто даже словом не обмолвился, что будет после Сета. Расправившись с ужином, я вышел на палубу и стал смотреть, как мимо нас проплывает итальянское побережье. Она тоже вышла и встала рядом со мной.
– Когда вот так смотришь, как оно проплывает прямо у тебя под носом, – спокойно говорил я, – должно быть, постоянно испытываешь желание причалить к берегу.
– Я искала тебя, – проговорила она, – потом нашла около лебедки. Но не стала будить.
Я указал ей на сверкающую точку на побережье.
– Куэрчанелла, – пояснила она.
– Пошли сядем в шезлонги. Я принесу тебе виски.
– У меня сейчас нет особого желания вспоминать, – почти взмолилась она.
– Что ж, – ответил я, – тогда придумывай что взбредет в голову, но ты должна мне что-нибудь рассказать.
Я придвинул поближе друг к другу два шезлонга. Она без удовольствия растянулась в одном из них. Я принес ей виски.
– Так, значит, это длилось шесть месяцев?
– Этого не расскажешь.
– Ты вышла замуж за хозяина яхты, стала богатой, прошли годы.
– Три года, – уточнила она.
– Потом ты снова встретилась с ним.
– Да, снова встретилась с ним. И все опять повторилось сначала. Я встретила его тогда, когда у меня вроде даже затеплилась какая-то надежда не то чтобы забыть его, нет, просто надежда, что настанет день, когда я смогу жить чем-то другим, а не только одними воспоминаниями о нем.
Внезапно она повернулась ко мне и замолчала.
– Так что, выходит, – заметил я, – никогда не надо терять надежды.
Она выпила виски. Потом смотрела на итальянское побережье довольно долго, не говоря ни слова. Я ждал, когда она заговорит, ей это было известно, так что я считал излишним подгонять ее. Она повернулась ко мне и с какой-то мягкой иронией в голосе проговорила:
– Если в своем американском романе ты захочешь описать эту встречу, не забудь упомянуть, что она была для меня очень важной. Что она позволила мне уловить, понять… пусть даже совсем чуточку, смысл этой истории, то есть какие чувства мог испытывать он вообще и ко мне в частности… и только благодаря этой истории я стала верить, что смогу встретить его снова… встретить, неважно, кого, и неважно, когда, просто встретить… И еще мне кажется, что эти поиски дали мне что-то такое, что другие…
– И что же это такое?
– Сама не знаю, – ответила она. – Честное слово, не знаю.
– Ладно, так и напишу, – пообещал я.
– Это ведь тебе не литература, – немного помолчав, добавила она. – А если уж это становится литературой, то надо пройти через это не один раз, чтобы понять некоторые вещи по-настоящему.
– Хорошо, я и это напишу, – заверил я.
– Если это литература, – снова повторила она, – тогда, выходит, я пришла к ней именно таким путем.
И улыбнулась.
– Может, так оно и есть. Об этом я тоже напишу.
– Это было зимой в Марселе. Мы приехали на побережье поразвлечься и остановились в Марселе. Была ночь, наверное, где-нибудь около пяти часов утра. Ночи стояли длинные, какие-то глубокие, темные. Должно быть, в одну из таких ночей он шестью годами раньше и совершил это убийство. В тот момент я еще не знала, кого же именно он тогда убил, кроме того, что это был какой-то американец…
Нас было четверо. Мой муж, двое его приятелей и я. Мы всю ночь провели в каком-то кабаре на одной из маленьких улочек в районе Канбьеры. А та улочка выходила прямо на Канбьеру. Так что наша встреча стала возможной только благодаря тому, что мы не смогли припарковать машины на этой узенькой улочке и нам пришлось оставить их на Канбьере. Нам просто не удалось оставить их поближе к кабаре, там не было места. И вот когда мы шли пешком к машинам, он и встретился на нашем пути.
Короче, мы вышли из кабаре. Было пять часов утра. Помню, насколько долгой и глубокой была эта ночь. Впрочем, я могла бы хоть сто раз повторять все подробности той ночи.
За нами двери кабаре закрылись. Мы были последними посетителями. Мы везде были последними посетителями. И, конечно, самыми большими бездельниками. Я превратилась в праздную женщину, которая каждый день спала до полудня.
Марсель был безлюден. Мы пошли по узкой улочке к своим машинам.
Наши приятели шагали впереди нас, они замерзли и поэтому спешили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97