Свои соображения на этот счет мы сообщили руководству Наркоминдела, которое предложило нам высказать суммарную точку зрения советской стороны, не оставляющую места для каких-либо неясностей по обсуждавшимся вопросам.
Сводилась она к следующим основным положениям: германо-итальянский «примирительный проект» лишь повторяет в немного измененных формулировках румынский проект, в силу чего примирительным не является; румынский и итало-германский проекты неприемлемы, ибо игнорируют факт восстановления Советским Союзом своих прерогатив дунайского государства и, по существу, клонятся к нарушению суверенных прав и государственных интересов СССР на Дунае; позиция румынской делегации способна лишь подорвать работу конференции, а проект германской и итальянской делегаций, как это явствует из предыдущего, ни в коей мере этой опасности не устраняет.
Наше заявление, сделанное в ясной и категорической форме, положило предел двусмысленному маневрированию германской и итальянской делегаций и бесплодному обсуждению нереалистического румынского проекта.
Естественно, встал вопрос: как быть дальше? И сам собою напрашивался ответ: основа для продолжения работы конференции в данный момент отсутствует. Запросы, адресованные в эти дни нашими оппонентами своим правительствам, ни к какому сдвигу не привели.
После нескольких дней пребывания в нерешительности четыре делегации договорились о временном перерыве в работе конференции. Дату ее нового созыва предполагалось согласовать по обычным дипломатическим каналам. В соответствии с этим решением 21 декабря состоялось заключительное заседание, на котором конференция, с соблюдением надлежащего дипломатического декорума, была закрыта.
7. Накануне Великой Отечественной войны
В тот же день вечером наша делегация выехала поездом из Бухареста на родину – через Будапешт, Братиславу, Прагу, Берлин и Варшаву.
В пути мы благодаря продолжительным остановкам в крупных городах сумели кое-что увидеть. В Будапеште мы на скорую руку заехали в полпредство, где полпред Н. И. Шаронов угостил нас отличным ужином. Беспросветное уныние и подавленность царили в Праге, столице растерзанной нацистами Чехословакии. У нас нашлось часа два времени, чтобы походить по привокзальным кварталам этого злосчастного города.
В Берлин мы прибыли вечером 23 декабря. На вокзале нас встретил сотрудник полпредства и отвез в отель «Адлон» на Унтер-ден-Линден, возле Бранденбургских ворот. На берлинских улицах нас поразила кромешная тьма, в которой едва светились закрашенные синей краской автомобильные фары. Окна домов были плотно зашторены. Эти и другие предосторожности вызывались тем, что английские бомбардировщики часто вторгались в ночное небо над Берлином, нанося немалый ущерб столице «третьего рейха» и его обитателям.
От «Адлона» рукой подать до советского полпредства, также расположенного на Унтер-ден-Линден. Поэтому за те двое суток, что мы провели в Берлине, мы не раз наносили туда визит. Формально никаких дел у нас там не было, но обмен свежими политическими новостями для дипломатов тоже дело.
В машине полпредства и в сопровождении одного из его сотрудников мы совершили несколько поездок по Берлину, повидали некоторые из его достопримечательностей, старых и новых, в том числе главную штаб-квартиру гитлеровской агрессии – мрачную имперскую канцелярию на Вильгельмштрассе. Не меньший интерес проявляли мы и к уличной толпе берлинцев, густо нашпигованной нацистскими и военными униформами всех мастей. Вызывался он жгучим желанием получить ответ на вопрос, который мы всегда и везде задавали себе: так ли уж прочно приняли немцы нацистскую веру, как об этом вещает геббельсовская пропаганда? Я не открою большого секрета, если скажу, что многие советские люди, если не большинство, питали тогда надежду на то, что нацизм не имеет глубоких корней в широких народных массах, что он не выдержит испытания серьезной войной, скажем против Советского Союза, и быстро придет к краху. Но многоликая берлинская толпа не давала нам ясного ответа на этот вопрос.
Из Берлина мы выехали 25 декабря, в рождественский вечер. Берлинское небо было ярко иллюминировано лучами прожекторов ПВО. С этим последним впечатлением мы и покинули логово фашистского зверя.
Вторично я побывал в Берлине в январе 1946 года проездом из Соединенных Штатов в Москву. Город лежал в неописуемых развалинах, его центр обезлюдел. Великолепная Унтер-ден-Линден была обезображена до неузнаваемости разрушенными зданиями, обломки которых загромождали тротуары и мостовую.
Но водитель машины все-таки сумел кое-как провезти меня по ней, так же как и по другим центральным артериям. Мысленно я восстанавливал в памяти их прежний импозантный облик, но удавалось мне это с трудом. И в голову мне тогда приходила древняя истина: «Взявший меч от меча и погибнет».
* * *
В Москву я вернулся в конце декабря и Новый, 1941 год встретил дома в семейной обстановке.
Подготовив вместе с А. А. Соболевым подробный отчет о Бухарестской конференции и представив его руководству НКИД, я с головой погрузился в дела и заботы Ближневосточного отдела, от которых оторвался за минувшие два месяца. Кстати сказать, в январе к этим заботам прибавились еще и проблемы Венгрии и Словакии, которые были включены в наш отдел из Центральноевропейского отдела. Таким образом, «сфера влияния» отдела распространялась теперь не только на Ближний Восток и Балканский полуостров, но и на часть Центральной Европы.
В центре нашего внимания по-прежнему оставалась Румыния, превращенная в плацдарм для дальнейшей экспансии фашистской Германии на Балканах. Эти захватнические намерения, представлявшие угрозу безопасности СССР, стали поводом для серьезного предупреждения, сделанного В. М. Молотовым германскому послу Шуленбургу. В беседе с ним 17 января 1941 года нарком, указав на то, что в Румынию вводятся немецкие войска с целью вступления в Болгарию и ее оккупации, а также с целью оккупации Греции и черноморских проливов, продолжал: «Советское правительство неоднократно заявляло германскому правительству, что оно считает территорию Болгарии и проливов зоной безопасности СССР и что оно не может индифферентно относиться к событиям, угрожающим интересам безопасности СССР. Ввиду всего вышеизложенного Советское правительство считает своим долгом предупредить, что оно будет рассматривать появление любых иностранных вооруженных сил на территории Болгарии и проливов как нарушение интересов безопасности СССР».
Само собой разумеется, что эти агрессивные приготовления Германии не могли не сказываться на советско-румынских отношениях, которые и в 1941 году отличались большой напряженностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Сводилась она к следующим основным положениям: германо-итальянский «примирительный проект» лишь повторяет в немного измененных формулировках румынский проект, в силу чего примирительным не является; румынский и итало-германский проекты неприемлемы, ибо игнорируют факт восстановления Советским Союзом своих прерогатив дунайского государства и, по существу, клонятся к нарушению суверенных прав и государственных интересов СССР на Дунае; позиция румынской делегации способна лишь подорвать работу конференции, а проект германской и итальянской делегаций, как это явствует из предыдущего, ни в коей мере этой опасности не устраняет.
Наше заявление, сделанное в ясной и категорической форме, положило предел двусмысленному маневрированию германской и итальянской делегаций и бесплодному обсуждению нереалистического румынского проекта.
Естественно, встал вопрос: как быть дальше? И сам собою напрашивался ответ: основа для продолжения работы конференции в данный момент отсутствует. Запросы, адресованные в эти дни нашими оппонентами своим правительствам, ни к какому сдвигу не привели.
После нескольких дней пребывания в нерешительности четыре делегации договорились о временном перерыве в работе конференции. Дату ее нового созыва предполагалось согласовать по обычным дипломатическим каналам. В соответствии с этим решением 21 декабря состоялось заключительное заседание, на котором конференция, с соблюдением надлежащего дипломатического декорума, была закрыта.
7. Накануне Великой Отечественной войны
В тот же день вечером наша делегация выехала поездом из Бухареста на родину – через Будапешт, Братиславу, Прагу, Берлин и Варшаву.
В пути мы благодаря продолжительным остановкам в крупных городах сумели кое-что увидеть. В Будапеште мы на скорую руку заехали в полпредство, где полпред Н. И. Шаронов угостил нас отличным ужином. Беспросветное уныние и подавленность царили в Праге, столице растерзанной нацистами Чехословакии. У нас нашлось часа два времени, чтобы походить по привокзальным кварталам этого злосчастного города.
В Берлин мы прибыли вечером 23 декабря. На вокзале нас встретил сотрудник полпредства и отвез в отель «Адлон» на Унтер-ден-Линден, возле Бранденбургских ворот. На берлинских улицах нас поразила кромешная тьма, в которой едва светились закрашенные синей краской автомобильные фары. Окна домов были плотно зашторены. Эти и другие предосторожности вызывались тем, что английские бомбардировщики часто вторгались в ночное небо над Берлином, нанося немалый ущерб столице «третьего рейха» и его обитателям.
От «Адлона» рукой подать до советского полпредства, также расположенного на Унтер-ден-Линден. Поэтому за те двое суток, что мы провели в Берлине, мы не раз наносили туда визит. Формально никаких дел у нас там не было, но обмен свежими политическими новостями для дипломатов тоже дело.
В машине полпредства и в сопровождении одного из его сотрудников мы совершили несколько поездок по Берлину, повидали некоторые из его достопримечательностей, старых и новых, в том числе главную штаб-квартиру гитлеровской агрессии – мрачную имперскую канцелярию на Вильгельмштрассе. Не меньший интерес проявляли мы и к уличной толпе берлинцев, густо нашпигованной нацистскими и военными униформами всех мастей. Вызывался он жгучим желанием получить ответ на вопрос, который мы всегда и везде задавали себе: так ли уж прочно приняли немцы нацистскую веру, как об этом вещает геббельсовская пропаганда? Я не открою большого секрета, если скажу, что многие советские люди, если не большинство, питали тогда надежду на то, что нацизм не имеет глубоких корней в широких народных массах, что он не выдержит испытания серьезной войной, скажем против Советского Союза, и быстро придет к краху. Но многоликая берлинская толпа не давала нам ясного ответа на этот вопрос.
Из Берлина мы выехали 25 декабря, в рождественский вечер. Берлинское небо было ярко иллюминировано лучами прожекторов ПВО. С этим последним впечатлением мы и покинули логово фашистского зверя.
Вторично я побывал в Берлине в январе 1946 года проездом из Соединенных Штатов в Москву. Город лежал в неописуемых развалинах, его центр обезлюдел. Великолепная Унтер-ден-Линден была обезображена до неузнаваемости разрушенными зданиями, обломки которых загромождали тротуары и мостовую.
Но водитель машины все-таки сумел кое-как провезти меня по ней, так же как и по другим центральным артериям. Мысленно я восстанавливал в памяти их прежний импозантный облик, но удавалось мне это с трудом. И в голову мне тогда приходила древняя истина: «Взявший меч от меча и погибнет».
* * *
В Москву я вернулся в конце декабря и Новый, 1941 год встретил дома в семейной обстановке.
Подготовив вместе с А. А. Соболевым подробный отчет о Бухарестской конференции и представив его руководству НКИД, я с головой погрузился в дела и заботы Ближневосточного отдела, от которых оторвался за минувшие два месяца. Кстати сказать, в январе к этим заботам прибавились еще и проблемы Венгрии и Словакии, которые были включены в наш отдел из Центральноевропейского отдела. Таким образом, «сфера влияния» отдела распространялась теперь не только на Ближний Восток и Балканский полуостров, но и на часть Центральной Европы.
В центре нашего внимания по-прежнему оставалась Румыния, превращенная в плацдарм для дальнейшей экспансии фашистской Германии на Балканах. Эти захватнические намерения, представлявшие угрозу безопасности СССР, стали поводом для серьезного предупреждения, сделанного В. М. Молотовым германскому послу Шуленбургу. В беседе с ним 17 января 1941 года нарком, указав на то, что в Румынию вводятся немецкие войска с целью вступления в Болгарию и ее оккупации, а также с целью оккупации Греции и черноморских проливов, продолжал: «Советское правительство неоднократно заявляло германскому правительству, что оно считает территорию Болгарии и проливов зоной безопасности СССР и что оно не может индифферентно относиться к событиям, угрожающим интересам безопасности СССР. Ввиду всего вышеизложенного Советское правительство считает своим долгом предупредить, что оно будет рассматривать появление любых иностранных вооруженных сил на территории Болгарии и проливов как нарушение интересов безопасности СССР».
Само собой разумеется, что эти агрессивные приготовления Германии не могли не сказываться на советско-румынских отношениях, которые и в 1941 году отличались большой напряженностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139