Какой благоприятный поворот произошел в странах Леванта за последние недели! Я должен с твердым убеждением засвидетельствовать, что принципы советской дипломатии не расходятся с ее практическими делами. Египетское правительство горячо приветствует ваши акты признания Сирии и Ливана независимыми государствами. Эти акты блестяще подтверждают последовательность внешнеполитической линии Советского Союза в отношении арабского мира. Ничто так не ободряет нас, арабов, как эта поддержка нашего стремления к самостоятельному государственному существованию. Она вселяет в нас уверенность, что наши национальные цели будут достигнуты, какие бы препятствия ни вставали на нашем пути.
Отвечая премьеру, я сказал, что очень хорошо понимаю его чувства и что с большим удовлетворением выслушал столь высокую оценку внешней политике Советского правительства. Слова премьера – красноречивое доказательство доверия к ней, а взаимное доверие – самый прочный цемент, скрепляющий подлинно дружественные отношения между странами.
Оптимистические нотки звучали и в других высказываниях Наххас-паши в ходе нашей беседы. Так, когда мы коснулись неизбежной темы скорого окончания войны, он утверждал, хотя и в довольно расплывчатой форме, что мир должен принести с собою перемены к лучшему в государственном статусе Египта, что приближается момент осуществления его заветных национальных чаяний. С энтузиазмом говорил он о перспективе объединения арабских стран, которое позволит им эффективно противостоять любым враждебным проискам.
Я впервые видел Наххас-пашу в таком приподнятом настроении. Вызвано оно было, несомненно, общим политическим подъемом в арабских странах, в особенности в Египте, где с каждым днем набирало силу национально-освободительное движение, развертывавшееся в то время под знаменами Вафда. Расставаясь с премьером, я, не кривя душой, пожелал ему и египетскому правительству успеха в осуществлении национальных целей Египта.
Несколько дней спустя я прочел опубликованную в газете речь Наххас-паши по случаю восьмой годовщины подписания англо-египетского договора о «союзе». Я нашел в нем те же радужные мотивы, которые прозвучали в его недавних конфиденциальных высказываниях. Лидер Вафда, в 1942 году согласившегося, не отказываясь от конечных целей партии, сотрудничать с Англией в период войны, теперь напоминал стране о том, что эти цели по-прежнему указывают ей путь к свободному, независимому будущему. Ликвидация неравноправного договора 1936 года, эвакуация после окончания войны английских вооруженных сил с египетской территории – таковы были главные мотивы в выступлении Наххас-паши. С откровенными надеждами воспринял его египетский народ и с плохо скрытым недовольством – англичане. В глазах последних Наххас-паша стал, пользуясь дипломатическим выражением, персона нон грата, и дни его правления были сочтены.
О его внезапной отставке я расскажу дальше.
А сейчас пора обратиться к событиям в Румынии, которые в последнюю декаду августа властно выступили на первый план, отдалив меня на время от ближневосточных дел.
9. Переговоры в Каире
12 сентября 1944 года в Москве было подписано соглашение о перемирии с Румынией. А 13 сентября каирские газеты, комментируя сообщение об этом, подавали под крупными заголовками новость о том, что в московских переговорах наряду с другими членами советской делегации участвовал и посол СССР в Египте. Новость вызвала у непосвященных законное недоумение. В самом деле, почему советский посол, только что вернувшись из длительной поездки в Сирию, Ливан и Палестину, вдруг оказывается в Москве и ведет там переговоры о перемирии с Румынией?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо начать с некоторых военных и политических событий конца 1943 года.
Разгром румынской армии на Дону и под Сталинградом, назревающий в стране острый политический кризис, широкое распространение в армии духа пораженчества, охватившего и офицерский корпус, вынудили правящие круги Румынии еще осенью 1943 года всерьез задуматься о способах прекращения бесперспективной войны. Фашистская клика маршала Антонеску, а заодно с нею и оппозиционные буржуазно-помещичьи партии национал-царанистов и национал-либералов надеялись, что им удастся заключить сепаратное соглашение с Англией и США, которое позволит последним высадить в Румынии военно-воздушный десант и тем самым предотвратить оккупацию Балкан Красной Армией.
С этой целью румынский посланник в Анкаре А. Крецяну вступил в контакт с англичанами. Однако наши западные союзники, готовившиеся тогда к Тегеранской конференции, сочли это предложение нереальным и посоветовали румынской стороне вести переговоры о мире со всеми тремя главными державами антигитлеровской коалиции.
Ранней весной 1944 года румынские правящие круги предприняли новую попытку выйти из войны путем сепаратного сговора с западными союзниками. Переговоры теперь поручались не официальным дипломатам, а эмиссарам оппозиционных партий – князю Барбу Штирбею (от партии национал-царанистов, возглавляемой Юлиу Маниу) и Константину Вишояну (от национал-либералов). В начале марта Штирбей прибыл в Анкару. Центральный пункт его предложений англичанам предусматривал высадку на румынской территории английских и американских авиадесантных дивизий. Но теперь, после Тегеранской конференции, и в особенности после того, как Красная Армия вплотную подошла к румынской границе, эта перспектива была дальше от реализации, чем когда-либо. Английское и американское правительства не могли не считаться с этим фактом, и их дипломатические представители в Анкаре порекомендовали князю Штирбею ехать в Каир для ведения переговоров с представителями трех держав.
От имени Советского правительства участие в этих переговорах было поручено мне.
* * *
Заседания представителей трех держав по вопросу о перемирии – в присутствии румынского эмиссара или без него – проходили в здании английского посольства.
За день до первого заседания глава делегации князь Штирбей выразил – через англичан – пожелание предварительно представиться мне и побеседовать в частном порядке. Я дал на это согласие.
Доставил его в наше посольство офицер английской разведки, а в гостиную ввел один из наших секретарей. Еще не видя его, я уже заранее проникся к нему глухой неприязнью. Как-никак, а он олицетворял собою воюющую против нас клику, которая направила своих солдат на нашу территорию. И хотя сам Штирбей не проливал ничьей крови, все же, как видный политический деятель, поддержавший вначале разбойничью войну, он также нес большую долю вины за нее. Умеряла мою неприязнь только мысль, что ныне князь Штирбей относится к числу тех сил во враждебном стане, которые, отрезвившись от шовинистического угара, решились выйти из войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Отвечая премьеру, я сказал, что очень хорошо понимаю его чувства и что с большим удовлетворением выслушал столь высокую оценку внешней политике Советского правительства. Слова премьера – красноречивое доказательство доверия к ней, а взаимное доверие – самый прочный цемент, скрепляющий подлинно дружественные отношения между странами.
Оптимистические нотки звучали и в других высказываниях Наххас-паши в ходе нашей беседы. Так, когда мы коснулись неизбежной темы скорого окончания войны, он утверждал, хотя и в довольно расплывчатой форме, что мир должен принести с собою перемены к лучшему в государственном статусе Египта, что приближается момент осуществления его заветных национальных чаяний. С энтузиазмом говорил он о перспективе объединения арабских стран, которое позволит им эффективно противостоять любым враждебным проискам.
Я впервые видел Наххас-пашу в таком приподнятом настроении. Вызвано оно было, несомненно, общим политическим подъемом в арабских странах, в особенности в Египте, где с каждым днем набирало силу национально-освободительное движение, развертывавшееся в то время под знаменами Вафда. Расставаясь с премьером, я, не кривя душой, пожелал ему и египетскому правительству успеха в осуществлении национальных целей Египта.
Несколько дней спустя я прочел опубликованную в газете речь Наххас-паши по случаю восьмой годовщины подписания англо-египетского договора о «союзе». Я нашел в нем те же радужные мотивы, которые прозвучали в его недавних конфиденциальных высказываниях. Лидер Вафда, в 1942 году согласившегося, не отказываясь от конечных целей партии, сотрудничать с Англией в период войны, теперь напоминал стране о том, что эти цели по-прежнему указывают ей путь к свободному, независимому будущему. Ликвидация неравноправного договора 1936 года, эвакуация после окончания войны английских вооруженных сил с египетской территории – таковы были главные мотивы в выступлении Наххас-паши. С откровенными надеждами воспринял его египетский народ и с плохо скрытым недовольством – англичане. В глазах последних Наххас-паша стал, пользуясь дипломатическим выражением, персона нон грата, и дни его правления были сочтены.
О его внезапной отставке я расскажу дальше.
А сейчас пора обратиться к событиям в Румынии, которые в последнюю декаду августа властно выступили на первый план, отдалив меня на время от ближневосточных дел.
9. Переговоры в Каире
12 сентября 1944 года в Москве было подписано соглашение о перемирии с Румынией. А 13 сентября каирские газеты, комментируя сообщение об этом, подавали под крупными заголовками новость о том, что в московских переговорах наряду с другими членами советской делегации участвовал и посол СССР в Египте. Новость вызвала у непосвященных законное недоумение. В самом деле, почему советский посол, только что вернувшись из длительной поездки в Сирию, Ливан и Палестину, вдруг оказывается в Москве и ведет там переговоры о перемирии с Румынией?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо начать с некоторых военных и политических событий конца 1943 года.
Разгром румынской армии на Дону и под Сталинградом, назревающий в стране острый политический кризис, широкое распространение в армии духа пораженчества, охватившего и офицерский корпус, вынудили правящие круги Румынии еще осенью 1943 года всерьез задуматься о способах прекращения бесперспективной войны. Фашистская клика маршала Антонеску, а заодно с нею и оппозиционные буржуазно-помещичьи партии национал-царанистов и национал-либералов надеялись, что им удастся заключить сепаратное соглашение с Англией и США, которое позволит последним высадить в Румынии военно-воздушный десант и тем самым предотвратить оккупацию Балкан Красной Армией.
С этой целью румынский посланник в Анкаре А. Крецяну вступил в контакт с англичанами. Однако наши западные союзники, готовившиеся тогда к Тегеранской конференции, сочли это предложение нереальным и посоветовали румынской стороне вести переговоры о мире со всеми тремя главными державами антигитлеровской коалиции.
Ранней весной 1944 года румынские правящие круги предприняли новую попытку выйти из войны путем сепаратного сговора с западными союзниками. Переговоры теперь поручались не официальным дипломатам, а эмиссарам оппозиционных партий – князю Барбу Штирбею (от партии национал-царанистов, возглавляемой Юлиу Маниу) и Константину Вишояну (от национал-либералов). В начале марта Штирбей прибыл в Анкару. Центральный пункт его предложений англичанам предусматривал высадку на румынской территории английских и американских авиадесантных дивизий. Но теперь, после Тегеранской конференции, и в особенности после того, как Красная Армия вплотную подошла к румынской границе, эта перспектива была дальше от реализации, чем когда-либо. Английское и американское правительства не могли не считаться с этим фактом, и их дипломатические представители в Анкаре порекомендовали князю Штирбею ехать в Каир для ведения переговоров с представителями трех держав.
От имени Советского правительства участие в этих переговорах было поручено мне.
* * *
Заседания представителей трех держав по вопросу о перемирии – в присутствии румынского эмиссара или без него – проходили в здании английского посольства.
За день до первого заседания глава делегации князь Штирбей выразил – через англичан – пожелание предварительно представиться мне и побеседовать в частном порядке. Я дал на это согласие.
Доставил его в наше посольство офицер английской разведки, а в гостиную ввел один из наших секретарей. Еще не видя его, я уже заранее проникся к нему глухой неприязнью. Как-никак, а он олицетворял собою воюющую против нас клику, которая направила своих солдат на нашу территорию. И хотя сам Штирбей не проливал ничьей крови, все же, как видный политический деятель, поддержавший вначале разбойничью войну, он также нес большую долю вины за нее. Умеряла мою неприязнь только мысль, что ныне князь Штирбей относится к числу тех сил во враждебном стане, которые, отрезвившись от шовинистического угара, решились выйти из войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139