Небольшие антилопы с блестящей желтовато-коричневой шерстью, осторожно переступая стройными ножками-карандашиками, выбирают дорогу среди лесных великанов, то и дело останавливаясь и оглядывая все вокруг громадными влажными глазами; ушки у них так и стригут воздух, ловя лесные шорохи. Бесшумно скользя в густой прибрежной поросли, антилопы вспугивают забавных водяных мышей, которые там кормятся. Это маленькие серые грызуны с длинными глуповатыми мордочками, большими полупрозрачными ушами, похожими на уши мула, и длинными задними лапками, на которых они временами скачут точь-в-точь как крохотные кенгуру. В вечерние часы они всегда бродят в неглубокой воде у берега и тонкими передними лапками прочесывают прибрежные водоросли, выбирая из них крохотных водяных насекомых, миниатюрных крабов и водяных улиток. Тут же выходят на охоту и другие маленькие крысы, по-моему самые суетливые, самодовольные и симпатичные из всех грызунов. Они сплошь покрыты зеленоватой шерстью, только носы и задняя часть несколько неожиданно окрашены в ярко-рыжий, как у лисы-огневки, цвет: кажется, что все они носят оранжевые спортивные трусики и маски.
Их любимые охотничьи угодья располагались между корнями-контрфорсами гигантских деревьев, где скапливалась влажная опавшая листва. Там они и ходили вразвалочку, перекликаясь пронзительными голосами, переворачивая каждый листок, ветку и камешек в поисках затаившихся насекомых. Временами зверьки прекращали поиски пищи и устраивали собрания, рассаживаясь на задних лапках друг перед другом: их усики подрагивали от непрерывного щебетания и писка, они переговаривались очень быстро, каким-то жалобным тоном, словно выражая друг другу соболезнование по поводу убожества здешних мест. Иногда вдруг, принюхавшись к какому-то местечку, все разом приходили в неописуемое возбуждение и с громким писком принимались азартно, как фокстерьеры, вкапываться в мягкую лесную подстилку. Наконец зверьки победоносно извлекали громадного шоколадного цвета жука, величиной почти не уступавшего им самим. Жуки были рогатые и очень сильные, и крыскам стоило немалого труда с ними справиться. Они переворачивали добычу на спину и быстро обкусывали шиповатые, мельтешащие в воздухе ножки. Лишив таким образом свою жертву возможности защищаться, они одним-двумя укусами приканчивали жука. Затем маленькие крысы усаживались столбиком, держа обеими лапками жука, и с хрустом, как большой леденец, принимались грызть добычу, отрывисто попискивая себе под нос от удовольствия.
К вечеру, когда на поляне еще довольно светло, в лесу уже наступают сумерки, и бывает трудно что-нибудь увидеть. Если посчастливится, вы можете обнаружить ночных животных, выходящих на охоту; случается, мимо трусцой пробежит кистехвостый дикобраз, с солидным и деловитым видом он куда-то поспешает, шурша иглами. И снова фиговые деревья превращаются в место сбора ночных животных. Галаго, или буш-бэби, возникают словно по волшебству, как феи; они сидят на ветвях, вглядываясь в полутьму громадными глазами-блюдцами, и вдруг воздевают маленькие, совершенно человеческие ручки в священном ужасе — точь-в-точь домовые, вдруг осознавшие греховность этого мира. Они поедают фиги, а иногда совершают головоломные прыжки между сучьями в погоне за ночной бабочкой, в то время как в небе, уже подсвеченном пламенем заката, серые попугаи парами слетаются в лес на ночевку, пронзительно пересвистываясь и перекликаясь, так что лес наполняется звенящим эхом. Где-то очень далеко внезапно поднимается дикий крик, уханье и сумасшедший хохот — этот жуткий бедлам устраивает компания шимпанзе, готовясь отойти ко сну. К тому времени галаго исчезают, мгновенно и неслышно, как и появились, и на смену им в темнеющем небе появляются неровные стаи плодоядных летучих мышей. С гулкими криками, хлопая крыльями, они пикируют на деревья и устраивают драки из-за оставшихся на их долю плодов. Когда летучие мыши взмахивают крыльями, кажется, что в кронах деревьев кто-то встряхивает сотни мокрых зонтиков. Издали доносятся последние истерические визгливые вопли шимпанзе, и лес погружается в непроглядную тьму, наполненную бесчисленными негромкими шорохами, писком, топотом лапок и фырканьем, — начинается напряженная, бьющая через край жизнь миллионов ночных существ.
Я поднялся, расправил затекшие руки и ноги и неверной походкой отправился через лес. Каким жалким, тоненьким и потерянным казался луч моего карманного фонарика среди громадных безмолвных лесных великанов! Так вот он каков, тропический лес, — дикий, жестокий и полный опасностей, если судить по прочитанным мною книгам. А я увидел прекрасный, сказочный, невероятный мир, сотканный из миллионов крохотных жизней, где все живое — будь то растение или животное — связано со множеством других организмов, как в одном гигантском ребусе. Мне стало жаль тех людей, которые не хотят расставаться со старым представлением о страшной лесной чащобе: ведь этот мир, полный колдовского очарования, только и ждет, чтобы его исследовали, разглядели и поняли.
Озеро яканы
Может быть, Британская Гвиана Ныне Кооперативная Республика Гайана. (Примеч. пер.) , расположенная на севере Южной Америки, — одно из самых красивых мест на земле: густой тропический лес, бескрайние саванны, зубчатые горные цепи, грандиозные белопенные водопады. Но моему сердцу всего дороже край ручьев — прибрежная полоса, протянувшаяся от Джорджтауна до границы с Венесуэлой. Здесь тысячи лесных рек и речушек пробираются наконец к морю и, достигнув открытой равнины, разбегаются по ней миллионами проток и ручейков, покрывая ее сетью зеркально сверкающего серебра. Роскошь и разнообразие растительности не поддаются описанию, а ее невиданная красота превращает этот уголок в сказочную страну. В 1950 году я ловил в Британской Гвиане животных для английских зоопарков и провел там целых шесть месяцев; побывал я и в саваннах на севере страны, и в тропическом лесу, и, само собой, в краю ручьев, охотясь за диковинным зверьем.
Я поселился в маленькой деревушке американских индейцев неподалеку от городка Санта-Роса, избрав ее своей штаб-квартирой в стране ручьев — до нее было два дня пути. Сначала мы шли на катере по реке Эссекибо, углубляясь в наиболее широкие протоки, пока не добрались до места, где катер пройти не мог: было слишком мелко, да и густые заросли не пропускали. Там мы пересели в утлые долбленки, которыми ловко управляли индейцы, наши гостеприимные хозяева — спокойные, славные люди. И вот, покинув широкое русло главной протоки, мы углубились в лабиринт узеньких речушек. Это было одно из самых прекрасных путешествий, какие я помню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64