Ко всему приспосабливается: к революции, войнам, бомбежкам. Распускает слухи, от которых, как заячий хвост, дрожит его малокровное сердце и трясется ночью в квартире за обитой железом дверью с крепостными запорами. За сплетни и слухи нужно привлекать к уголовной ответственности. Жаль, что такой статьи нет.
Предъявив удостоверение мрачному старшине с погонами внутренней службы, Данилов, раздевшись, поднялся на лифте на четвертый этаж. Он шел по длинному тоннелю-коридору с одинаковыми заплатами дверей. Здесь было тихо, не то что у них в МУРе, где коридоры были похожи на улицу в выходной день. Ворсистая дорожка глушила шаги, сияли плафоны под потолком, в их свете круглые таблички с номерами комнат отливали эмалевой чистотой.
Серебровского на месте не было. Смазливая секретарша, оценивающе оглядев незнакомого полковника, небрежно ответила, что начальник отдела у комиссара Королева. В приемной Данилова встретил молодой лейтенант. Он внимательно изучил удостоверение и предложил Данилову подождать.
Иван Александрович взял со стола очередной номер «Огонька» и, устроившись удобнее, начал читать. Он не торопился. Передав свои московские дела, он еще не приступил к белорусским и находился в блаженном состоянии командированного, едущего в поезде. Данилов с интересом просмотрел рубрику «Дела и люди Советской страны». Полюбовался портретом летчицы Поповой, на счету которой было 750 боевых вылетов, пересчитал ордена дважды Героя подполковника Мазуренко и начал читать «Дневник войны» И.Ермашева. Он так увлекся рассказом журналиста о войне, что совсем забыл, где находится.
— Немедленно разыщите… Да… Приказ комиссара Королева… Товарищ полковник, так же нельзя… Мы вашего Данилова давно ждем.
В неинтересном для него разговоре лейтенанта вдруг промелькнула его фамилия.
— Вы какого Данилова ищете? — спросил он, с неохотой отрываясь от журнала.
— Простите, товарищ полковник, но это наше дело, — важно ответил лейтенант.
Данилов хотел сказать ему пару слов. Уж больно не любил он вот таких лощеных нагловатых порученцев. Его дело, так пусть и ищет Данилова. Иван Александрович вновь открыл журнал и с удовольствием начал читать приключенческий рассказ Ник.Жданова «Старая лоция», но все же вполуха он слышал, как бился у телефона лейтенант, пытаясь его разыскать.
Постепенно приключения катера лейтенанта Лукашина настолько увлекли его, что Данилов забыл и о времени, и о порученце.
— Иван, — вернул его обратно в приемную голос Серебровского. — Сидит, читает, а мы с ног сбились, его разыскивая. Ты что здесь делаешь?
— Как видишь, читаю «Огонек» и жду приема, — невозмутимо ответил Данилов.
— Что такое? — Серебровский повернулся к лейтенанту. — Почему полковник Данилов сидит в приемной?
— Как Данилов? — лицо у порученца вытянулось. — Я…
— Ты давно здесь? — все больше распаляясь, рявкнул Серебровский.
— Часа полтора.
— Ну, Макаров, — голосом, не предвещавшим ничего хорошего, проговорил Серебровский, — с тобой мы разберемся позже. Пошли, — махнул он рукой Данилову.
Королев встал из-за стола и пошел им навстречу. Виктор Кузьмич только еще больше похудел, и оспины на лице стали заметнее.
— Нашелся. А мы его ищем, поминаем тихим, незлым словом, — он крепко пожал руку Данилову, заглянул в глаза. — Давно, давно не видел тебя. Поседел, похудел.
— Да и ты, Виктор Кузьмич, не раздался на наших-то харчах. Или теперь на «вы», товарищ комиссар третьего ранга?
— Нет, Иван Александрович, для тебя все, как прежде. — Королев обнял его за плечи, повел к столу. — Садись. Кури.
Данилов удобно устроился в кресле, взял папиросу из пачки, лежащей на столе.
— Рад, очень рад, — продолжал Королев, — что опять пришлось работать вместе. Это моя идея была подключить тебя к белорусским делам. И подсказал мне ее Алтунин.
— То есть как?
— А очень просто. Беседовал я с ним, с доверием относится к тебе бывший капитан. Вот поэтому мы и решили поручить тебе одно очень важное дело. Я предварительно говорил с ним. Вроде бы мужик осознал многое и искренне раскаивается. Больше того, я думаю, он нам здорово сможет помочь. Но я пока ни о чем конкретном не намекал ему. Думаю, что ты сам побеседуешь с ним.
Королев постучал мундштуком папиросы по столу и вопросительно посмотрел на Данилова.
— Ты имеешь в виду явку в Барановичах?
— Гений, светлая голова, — вмешался в разговор Серебровский, — мы хотели бы внедрить Алтунина в банду.
— Не боитесь? — Иван Александрович посмотрел поочередно на своих собеседников. Они молчали, но в глазах каждого он прочитал, что да, конечно, боятся, но иного выхода нет.
— У меня есть парень, надо его внедрить вместе с ним, — твердо сказал Данилов.
— Кто? — Королев взял ручку.
— Лейтенант Никитин.
— Почему именно он?
— Смелый парень, фиксы золотые. Он вполне сойдет за уголовника, ну а потом дело знает.
— Вот это главное, — обрадовался Королев. — Он семейный?
— Пока нет.
— Прекрасно.
— Что именно? — удивился Данилов.
— Одинокого легче на такое дело посылать, — пояснил ему Серебровский, — если что, терзаться меньше будешь.
— Это не ответ. Какая разница, если мы посылаем человека на смерть. Значит, вина ложится прежде всего на нас, — сказал Данилов грустно. И подумал о тяжелом бремени власти. О тяжести потерь и ответственности, которая ложится прежде всего на плечи командиров.
— Ну так как, Иван Александрович? — спросил его Королев. — Как тебе наш план?
— План-то хорош. Но основные детали нужно доработать на месте, в Барановичах, а с Алтуниным я поговорю. Он где сидит?
— В «Таганке». В отдельной камере. Вызвать его? — оживился Серебровский.
— Не надо, я с ним прямо там поговорю.
Данилов и Алтунин
Таганскую тюрьму со всех сторон окружали высокие дома, и Данилов подумал, что это не дело. Из окон виден прогулочный двор, совсем неподходящий пейзаж для тех, кто живет в этих домах. Но ничего, скоро наверняка эти тюрьмы разрушат. Незачем в черте города иметь такие страшилища.
Дежурный по КПП внимательно сверил его документы с бланком пропуска и нажал кнопку. Металлическая решетчатая дверь отъехала в сторону, пропуская его, и немедленно захлопнулась. У окошка дежурного он сдал оружие и получил ключ от следственной камеры.
Идя по темному коридору с потеками сырости на стене, Данилов поражался специфическому тюремному запаху: им были пропитаны стены, двери, пол, окна. Он был неистребим и едок. Данилов не любил бывать в тюрьмах. Каждое посещение их вызывало в нем ничем не оправданную, правда, брезгливую жалость к людям, сидящим в душных камерах. Вчера он посылал в тюрьму Белова, чтобы он навел справки об Алтунине. В его карточке было записано: чистоплотен, вежлив, много читает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53