Райпрокурор оказался мужичком покрепче. Он выслушал Чернышова, потом Игоря и глубокомысленно изрек:
— Подумаешь…
Подмахнул постановление на обыск и изъятие вещей и, крепко пожав руку Игорю, напутствовал:
— Шуруй, капитан, действуй по горячим следам. Поможешь нам — век помнить буду, а то у меня в аппарате одни инвалиды и старики. Нынче все наши на фронте.
Игорь покосился на широкую ленточку нашивок за ранение на лацкане его пиджака и понял, что прокурор тоже не так давно вернулся с фронта.
Тот, поймав его взгляд, усмехнулся грустно и добавил:
— Про инвалидов говоря, я и себя имел в виду. Что смотришь? Нашивок за ранение пять, а колодок наградных две. Вот такая, брат, арифметика.
В подъезде Дома полярников Муравьева ждали вызванные из МУРа оперативники их отдела Никитин и Ковалев.
— Мы тут с комендантом поговорили, — лениво цедил слова Никитин, — так она от той Зои в полном восторге. И честная, мол, и работящая, в издательстве «Молодая гвардия» редактором служит. Подтвердила, была у ней бабка из Баку, жила три дня. Фамилия ее Валиева Зульфия Валиевна. Лифтерша тоже показания дала: вчера она с большим желтым «углом» пришлепала, часов в десять. Так что дело ясное, Муравьев, эта Зоя или скупщица, или «малину» держит, брать ее надо.
Никитин достал измятую пачку «Норда», начал разминать папиросу, вопросительно глядя на Игоря.
— Дома Литовская?
— Дома, я проверял, на всякий случай Ковалев у дверей стоит.
— Какой этаж?
— Пятый.
— Лифт работает?
— Тянет.
— Так вот давай, я на лифте, а ты пешочком.
— Ладно. Но зря. Ей деться некуда. Чуть что, Ковалев притормозит.
— Это мне решать.
На площадке пятого этажа курил оперуполномоченный Ковалев.
— Ну как? — спросил Игорь, оглядывая одинаковые, светлого дерева двери с медными табличками.
— А так, — Ковалев бросил папиросу, — одни профессора да герои.
Поднялся запыхавшийся Никитин.
— Пошли, — скомандовал Игорь. — Кстати, — остановился он у самой двери, — понятые есть?
— А то как, — врастяжку сказал Никитин, — целых трое, сидят в комендатуре, трясутся.
— Ладно. — Игорь еле сдержал себя. Он вообще не любил Никитина за его полублатную манеру речи, за ненужное хамство, за нахрапистость. Но вместе с тем понимал, что оперуполномоченный парень хваткий, решительный и смелый.
Дверь открыла высокая женщина в толстом вязаном свитере, серой юбке и белых маленьких валенках. Из-под очков глядели на них большие изумленные глаза.
— Вы ко мне? — растерянно спросила она.
— К вам, к кому ж еще. — Никитин, оттолкнув Игоря плечом, шагнул через порог. — МУР, ясно? — Он вынул удостоверение.
Литовская прочла его и подняла на Игоря недоумевающие глаза:
— Отдел борьбы с бандитизмом?
— Да, Зоя Геннадьевна, мы именно оттуда. — Муравьев вошел в квартиру и сразу же увидел огромный коридор, весь уставленный стеллажами с книгами.
— Но я здесь при чем?.. Как это может быть? — взволнованно спросила Литовская. — Я…
— Ну, кто ты такая, это мы сейчас узнаем. — Никитин опять полез за папиросами.
— Потрудитесь вести себя вежливо, лейтенант. — Игорю хотелось взять Никитина за грудки и вытолкнуть на лестницу. — И перестаньте курить, это отвлекает.
— Слушаюсь, товарищ капитан, — так же врастяжку, без тени обиды ответил Никитин.
— Я старший оперуполномоченный отдела борьбы с бандитизмом капитан милиции Муравьев, вот мои документы.
Литовская поправила очки и, поднеся удостоверение совсем близко к лицу, начала читать.
— Да, слушаю. — Она вернула документ Игорю. — Чушь какая… милиция, бандиты… Вы не ошиблись?
— Нет, — сказал Игорь твердо, — может быть, мы поговорим в комнате?
— Конечно, конечно, проходите. — Хозяйка отступила, освобождая дорогу.
— Кто еще есть в квартире?
— Я одна.
— Останьтесь здесь, — повернулся Игорь к оперативникам, — если что…
— Понятно. — Никитин вынул из кармана пистолет.
Литовская с нескрываемым ужасом посмотрела на оружие.
— Это? — спросила она. — Зачем это?..
— Для порядка, — усмехнулся Никитин, — для полной, значит, расколки.
Игорь резко повернулся и так посмотрел на него, что тот немедленно спрятал оружие.
«Сволочь, — подумал Муравьев, — не человек, а музей пороков, ну погоди, вернемся на Петровку…» — Так куда мне пройти? — продолжал он вслух, обращаясь к хозяйке.
Женщина повернулась и пошла в глубь квартиры. Стараясь ступать по постланной на полу вышитой дорожке, Игорь шел за ней, пораженный блеском натертых воском полов. Он не мог понять, как она в такое время одна может поддерживать в квартире идеальную чистоту. Они вошли в комнату, больше напоминавшую музей. Здесь тоже было много книг, но не это поразило Игоря. На стенах висели акварели. Пейзаж, изображенный на них, был однообразен и суров. Льды. Бесконечные. Уходящие к горизонту. Но именно в этом однообразии и была какая-то мрачная красота, заставлявшая смотреть на них неотрывно.
— Вы любите живопись? — поймала его взгляд Литовская.
— Очень, но такое я вижу впервые.
— Это рисовал отец. Он всегда говорил, что нет ничего прекраснее и величественнее льдов.
— Мне трудно судить, но то, что я вижу здесь, очень здорово. И страшно. Только теперь я понял Амундсена. Помните, он сказал: «Человек может привыкнуть ко всему, кроме холода». На них даже глядеть зябко.
— Я привыкла, — Литовская сняла очки, — привыкла и полюбила этот Север.
— А разве есть другой?
— Конечно. Каждый все воспринимает индивидуально, даже ваш визит. — В голосе ее не было прежней растерянности.
— Я понимаю вашу ироничность, но хотел бы заметить, что наша служба не менее важна и полезна, чем любая другая. Только вот нарисовать нам нечего.
— А как же ваши типажи? Система Ломброзо?
— Слава богу, в нашей стране отменили галереи ужасов. Пусть люди лучше смотрят хорошую живопись. Так вот, — Муравьев улыбнулся, — мы и размялись. Теперь перейдем к делу. Кстати, вы позволите мне снять полушубок?
— Ради бога, если вы не замерзнете, глядя на пейзажи.
Игорь снял полушубок, аккуратно положил его на стул.
— Зоя Геннадьевна, вам известна женщина по фамилии Валиева?
— Зульфия? Ну, конечно.
— Откуда вы ее знаете?
— По Баку. Мы были с теткой в эвакуации. Там с ней и познакомились. Она милая. Зульфия очень помогла нам.
— То есть?
— Тетка у меня больна, а Валиева — управляющая аптекой. Сами понимаете, лекарства сейчас — страшный дефицит.
— Чем было вызвано ее особое расположение к вам?
— Видимо, магической силой фамилии. Дочь героя и всякое такое.
— Значит, она оказывала вам услуги?
— Да, Валиева, я уже говорила, приняла в нас участие… — Литовская замолчала, подыскивая нужные слова.
— Вы должны рассказать мне все.
— Поймите. Эвакуация. Чужой город. Цены на базаре дикие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53