— Надо будет — подержим, — ответил конвоир женским голосом и тоже по-русски. Хрюшка успокоилась и уже без вопросов отправилась по делам в пристегнутом состоянии. Когда она с приставленной к ней дамой вернулась, меня тоже сводили до ветру тем же образом. После этого я ощутил какое-то успокоение и усталость. Денек, который не назовешь самым легким в моей жизни, наконец-то завершился.
Я думал, что после всех этих полетов, перестрелок, морских прогулок и трахов буду спать, как труп. И вообще-то не думал, что посмотрю во сне то, о чем уже знал со слов Линды Атвуд. Но душа ее кузена вновь стала моим «я»…
Дурацкий сон N12 Дмитрия Баринова. Пропажа
— Зря я взял тебя с собой, Майк… — задумчиво произнес отец, когда автомобиль уже отъехал почти на двадцать миль от нашего городка.
— Почему, па? — обиделся я, думая, что он скажет что-нибудь вроде: «Тебе пора спать, малыш!»
— Потому что у нас появился «хвост», — сказал отец, озабоченно вглядываясь в зеркало заднего вида. — Почти от самого города за нами идет «Шевроле», хотя давно мог бы нас обогнать. Не отстает, не сворачивает, держится в трехстах ярдах. Я прибавляю скорость — он прибавляет, я сбавляю — и он сбавляет. Не знаю, может быть, у меня мания преследования началась…
— Папа, — сказал я, — может быть, попробовать использовать ящик? Он нас в два счета донесет куда нужно.
— Черт возьми, это мысль! — отец еще раз глянул в зеркало. — Действуй!
Я перегнулся через спинку сиденья и взял в руки коробку. Вот черт, кольца опять не было! На сей раз я удивился меньше, потому что знал — или думал, что знаю! — как надо действовать. Black box был по-прежнему маленьким. Я положил руки на две противоположные длинные грани коробки и стал думать о том, чтобы появилось кольцо. Почти так же, как час назад дома. Я даже стал представлять себе, как в середине торцевой стенки ящика выпучивается непрозрачный пузырь, который раздувается, превращается в сферу, потом сплющивается и становится кольцом, продетым сквозь цапфы.
Поначалу все было так, как в прошлый раз. Ящик стал нагреваться. Но очень медленно, во всяком случае, намного медленнее, чем тогда, дома. При этом, как мне показалось, коробка начала сжиматься.
— Ну что? — нетерпеливо спросил отец, не оборачиваясь.
— Кольцо опять пропало! — пробормотал я. — Я пробую его вытащить.
— Давай быстрее! Дальше начинается неприятный участок — десять миль по горной трассе. Если бы я хотел отделаться от лейтенанта Атвуда, то устроил бы западню где-нибудь там.
Я продолжал держаться за ящик ладонями. Он чуть-чуть нагрелся, но, похоже, не собирался превышать эту температуру. А обе торцевые стенки и не думали вспучиваться.
— Не выходит? — спросил отец.
— Нет! — ответил я. — Там что-то испортилось, наверное…
— Батарейки сели? — без особого веселья усмехнулся отец. — Что же мы будем показывать губернатору, а?
— Но ты же видел, он работал. Ты даже выпил виски, которое…
— Да, я все видел. Но показать будет нечего.
— Нет, он же греется! Я положил руки на бока, и ящик нагревается! Может быть, еще что-то получится… Попробую положить руки на большие грани.
— Пробуй, пробуй… — рассеянно кивнул отец, прибавляя скорость.
Я действительно попробовал переложить руки на длинные грани. На какое-то время мне показалось, что дело пойдет лучше. Во всяком случае, едва я поменял положение рук, как коробка начала разогреваться, причем заметно быстрее, чем раньше. Мне показалось, что в торцевой стенке коробки вроде бы даже начала появляться выпуклость. Но…
Этот самый разогрев пошел не просто быстро, а очень быстро. Не прошло и пяти минут, как я вынужден был отпустить обе руки от ящика. Потому что иначе бы на ладонях у меня появились волдыри. Я попытался перехватить коробку так, как держал сначала, но не смог. Она накалилась со всех сторон. И продолжала греться даже после того, как я уронил ее на сиденье. От матерчатого чехла пошел запах паленого, такой, как тогда, когда забывают выключить электроутюг без терморегулятора и оставляют его на ткани…
— Папа! — закричал я. — Она разогревается! Сейчас сиденье загорится!
— Не говори ерунды! — пробормотал он. — Не работает коробка, ну и ладно. Сейчас надо о другом думать…
Дорога сворачивала влево, огибая высокий холм. Справа за мелькавшими в лучах фар столбиками ограждения просматривался довольно крутой откос, а дальше — каменистый склон с редкими кустами. Такой же склон накатывал на дорогу слева. Там, выше нас, тянулась еще одна дорога, и по ней катил тяжелый грузовик. Слишком быстро катил.
— Надо успеть! — выкрикнул отец. — Те, сзади, скорости тоже прибавили!
А чехол сиденья уже дымился! Я втянул ноги на сиденье и попытался подошвами отпихнуть ящик ближе к дверце. Жар, исходивший от него, я почувствовал даже через обувь. Когда кроссовки прикоснулись к поверхности ящика, послышалось шипение и вонь от горящей резины заполнила сарай. Но я сумел придвинуть ящик почти к самой дверце. На какое-то время я перестал смотреть по сторонам, потому что, сняв куртку, пытался захлопать ею тлеющий чехол.
— Выкидывай ее к чертовой матери! — заорал отец, глядя куда-то влево.
— Остановись! — взмолился я.
— Нельзя! — рявкнул он. — На ходу выкидывай!
Сиденье затлело и там, куда я передвинул ящик. Чтобы не обжечься, я слез с сиденья, повернулся спиной по ходу автомобиля и осторожно потянулся к рукоятке, открывающей правую заднюю дверь. Я думал, что смогу распахнуть ее, а потом подогнуть ногу и вытолкнуть ящик из автомобиля. Но этому плану не суждено было сбыться. Я успел только взяться за ручку дверцы и оглянуться на отца, всей тяжестью тела давившего на акселератор. Впереди пересекались две дороги — наша и та, верхняя, по которой мчался грузовик. Точнее, другая дорога соединялась с нашей. Я понимал, что отец стремится проскочить перекресток прежде, чем туда выкатит этот самый грузовичище. Наверно, если бы он не засомневался в исходе этой гонки, то успел бы опередить грузовик и проскочить перед его капотом примерно в семи-десяти ярдах. Но он засомневался и чуть-чуть сбавил газ. Крик ужаса вырвался у меня из груди, когда я увидел мощный бампер грузовика совсем рядом. Скрип тормозов и звон разбитых стекол были последними звуками, которые я успел услышать… (Обрыв памяти.) …Открыв глаза, наверно, минут через пять, может быть, через десять, я долго не мог увидеть ничего, кроме темного неба, немногочисленных звезд и красноватых отсветов пламени, полыхавшего где-то поблизости.
Какое-то время, наверно, я ничего не слышал. Потому что мне казалось, будто вокруг стоит абсолютная тишина. Звуки стали проникать в мою голову через пять минут. Первыми из них стали шуршащие по траве и камням шаги нескольких пар ног и слова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138