Я нажимаю на спуск и… Тут я передумала. Даже Витюшу убивать не стоило бы. Если уж брать грех на душу, то только ради Одного Дела.
Я доела пирожное. Ближе к концу крем оказался не таким уж приторным. Почти как на Таганке.
Шарлотта Кордэ — дело другое. Большевистский упырь Марат для меня фигура куда более страшная. От него, кстати, была прямая дорога к товарищу Сталину. Марат ведь выпускал газету под названием «Друг народа». Другом был он сам. Ну, а помимо друзей, у народа, само собой, были враги. Враги народа — это пошло как раз от товарища Марата. Я подумала о парадоксах истории: от Марата к товарищу Сталину, а потом к Этому Господину. Вот ему-то уж точно бы не помешала своя Шарлотта Кордэ. Я с ходу нарисовала себе такую картинку: Этот Господин сидит в ванне. Появляется Лера Старосельская с остро наточенным кинжалом. Умри, тиран! — восклицает Лера и вонзает кинжал по самую рукоятку. Куда, кстати, вонзает? Из пистолета-то как раз без вариантов: только в голову, потому что наверняка он носит бронежилет. А тут растеряешься, куда же вонзить? Или, может быть, он и в ванне сидит в бронежилете? Я фыркнула, представив себе такой кадр. Нет, по крайней мере в бане он ходит без бронежилета, налегке. Известный французский писатель Изюмов в своей бессмертной брошюре описал уже сцену посещения бани Этим Господином, когда тот еще был простым кандидатом в президенты. Помню, читать это было даже довольно забавно. Как там у него? Впереди идут голые телохранители с автоматами наперевес, позади другие телохранители, тоже голые, несут шайки и резиновые тапочки. Описывая эту сцену, писатель Изюмов, помнится, сосредоточивался не на Этом Господине, а в основном на этих голых телохранителях. Ну-с, у кого чего болит…
Я разложила завтрашний балахон на столе и включила утюг. Глажение меня всегда успокаивало. Если бы не моя миссия, работала бы я в какой-нибудь прачечной на Большой Якиманке.
Утюг быстро нагрелся, и я поплевала на него. Утюг возмущенно зашипел, как горячие камушки в русской бане, если их хорошенько окатить ледяной водой.
Не строй иллюзий, сказала я себе. В одной бане с Этим Господином тебе, Лера, не бывать, да и противно больно убивать его потного, мыльного и мокрого.
Завтра в театре все будет красиво и торжественно.
Только бы не промахнуться.
Глава 26
РЕДАКТОР МОРОЗОВ
— Что-то не пойму я вас, многоуважаемая Елена Сергеевна, — сказал я, по возможности стараясь не разозлиться и не расплескать своего чудного настроения. — Вам что, новая ваша зарплата не нравится? Так ведь это только пока. Уверяю вас, через месяц-другой такой обозреватель, как вы, будет получать еще в полтора раза больше…
— Нет, — сказала мне эта маленькая белобрысая дрянь. — Зарплата мне как раз нравится.
— Что же вам не по душе? — спросил я, глядя как бы поверх ее головы. Пигалица эта утонула в кресле и тоже смотрела не на меня, а прямо перед собой.
— Все остальное, — ответила мне белобрысая и тут поглядела прямо мне в лицо, так что я не успел увести свой взгляд куда-нибудь в область полок и портретов. Губы Елены Сергеевны были плотно сжаты, глаза горели тихим вызовом. Пригрели змейку в родном коллективе, подумал я, а вслух заметил с некоей отеческой укоризной:
— Ну, а конкретнее?
— Да хотя бы вот это! — Она ткнула своим пальчиком в оттиск первой полосы, который лежал на моем столе и край которого свешивался со стола вниз.
— В чем дело? — искренне удивился я. — Вам нравится Лера? Эта фанатичка? Эта террористка? И это в те дни, когда наша страна прилагает все силы…
— …для достижения национального согласия, когда сам господин Президент не жалеет своей энергии… и так далее, — мигом продолжила Елена Сергеевна. — Спасибо, я это уже читала. Дело ведь не в ней. Дело в том, что мы стали плясать под чужую дудку. И сделали это, многоуважаемый Виктор Ноевич, быстро, глупо и некрасиво.
Нет, вы только послушайте ее! А что я должен был сделать? Сказать Митрофанову нет и потом распустить всю редакцию, потому что нас иначе бы так или так прикрыли?
— А вы что предлагаете, драгоценнейшая Елена Сергеевна, — поинтересовался я с хорошей долей сарказма в голосе. — Что-то я не слышу альтернативных вариантов?
— Каких там вариантов, — грустно сказала Елена Сергеевна, и мне почудилось на секунду, будто ей действительно почему-то меня жаль. — Вы ведь уже определились, Виктор Ноевич. Вы, наверное, сделали свой выбор еще задолго до того, как я пришла в редакцию. Просто у вас все не было повода этот свой выбор проявить. И вот, наконец, случай представился.
— Вы что же имеете в виду? — изобразил я непонимание на лице. — Разве найти спонсоров — это плохо?
— Смотря каких, — ответила белобрысая без всяких раздумий.
— Если идете навстречу таким вот (она кивнула на первую полосу) добрым пожеланиям, то я догадываюсь, куда мы все очень скоро придем.
— Куда же? — спросил я просто для того, чтобы не промолчать.
Вместо ответа Елена Сергеевна изобразила на пальцах простейшее подобие решетки. Оказывается, это я приближаю диктатуру, цензуру и ГУЛАГ. Забавно.
— Ваш муж, если на то пошло, — усмехнулся я, — тоже, между прочим, не в оранжерее работает.
— Верно, — не стала спорить Елена Сергеевна. — Макс работает на Лубянке. Но подлости он не сделает и не предаст. И потом он не носит на своем лбу табличку «Свободный Максим Лаптев».
— А мы? — спросил я, зная возможный ответ. Елена Сергеевна Лаптева выразительно промолчала. Ответа, собственно, не требовалось, и я это понимал не хуже нее. Только она, в отличие от меня, может повертеть хвостиком и уйти. Я же обязан буду остаться и спасать свою газету. Всеми правдами и неправдами. Да Бог с ними, с правдами — согласен одними неправдами. Лишь бы подействовало.
— Дорогая Елена Сергеевна, — сказал я, в свою очередь посмотрев белобрысой в глаза. — В нашей стране дела идут не блестяще. Я не уверен, что обозреватель вашего уровня и вашей квалификации сможет найти себе достойную работу по плечу. Вы ведь не пойдете в «Метро-экспресс» или в «Московский листок»?
— Кто знает, — задумчиво проговорила Лаптева. — В конце концов, название «Московский листок» выглядит честнее, чем наша так называемая «Свободная газета». Какая уж тут свобода, Виктор Ноевич? Сегодня нам приказали ругать ДА, завтра науськают на кого-нибудь другого…
— Если вы явились оскорблять меня, — сухо сказал я, — то лучше уходите. Остыньте, подумайте, посоветуйтесь с мужем. А потом можете решать — будете вы у меня работать или нет. Хорошо?
— А я уже все решила, — сказала мне белобрысая спокойно. — Вот мое заявление. Полагаю, вы не станете чинить мне препятствия и требовать, чтобы я, согласно существующему законодательству, работала здесь еще две недели?
Я подумал, что за две недели работы можно было бы стребовать с нее хоть пару комментариев и обзоров вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Я доела пирожное. Ближе к концу крем оказался не таким уж приторным. Почти как на Таганке.
Шарлотта Кордэ — дело другое. Большевистский упырь Марат для меня фигура куда более страшная. От него, кстати, была прямая дорога к товарищу Сталину. Марат ведь выпускал газету под названием «Друг народа». Другом был он сам. Ну, а помимо друзей, у народа, само собой, были враги. Враги народа — это пошло как раз от товарища Марата. Я подумала о парадоксах истории: от Марата к товарищу Сталину, а потом к Этому Господину. Вот ему-то уж точно бы не помешала своя Шарлотта Кордэ. Я с ходу нарисовала себе такую картинку: Этот Господин сидит в ванне. Появляется Лера Старосельская с остро наточенным кинжалом. Умри, тиран! — восклицает Лера и вонзает кинжал по самую рукоятку. Куда, кстати, вонзает? Из пистолета-то как раз без вариантов: только в голову, потому что наверняка он носит бронежилет. А тут растеряешься, куда же вонзить? Или, может быть, он и в ванне сидит в бронежилете? Я фыркнула, представив себе такой кадр. Нет, по крайней мере в бане он ходит без бронежилета, налегке. Известный французский писатель Изюмов в своей бессмертной брошюре описал уже сцену посещения бани Этим Господином, когда тот еще был простым кандидатом в президенты. Помню, читать это было даже довольно забавно. Как там у него? Впереди идут голые телохранители с автоматами наперевес, позади другие телохранители, тоже голые, несут шайки и резиновые тапочки. Описывая эту сцену, писатель Изюмов, помнится, сосредоточивался не на Этом Господине, а в основном на этих голых телохранителях. Ну-с, у кого чего болит…
Я разложила завтрашний балахон на столе и включила утюг. Глажение меня всегда успокаивало. Если бы не моя миссия, работала бы я в какой-нибудь прачечной на Большой Якиманке.
Утюг быстро нагрелся, и я поплевала на него. Утюг возмущенно зашипел, как горячие камушки в русской бане, если их хорошенько окатить ледяной водой.
Не строй иллюзий, сказала я себе. В одной бане с Этим Господином тебе, Лера, не бывать, да и противно больно убивать его потного, мыльного и мокрого.
Завтра в театре все будет красиво и торжественно.
Только бы не промахнуться.
Глава 26
РЕДАКТОР МОРОЗОВ
— Что-то не пойму я вас, многоуважаемая Елена Сергеевна, — сказал я, по возможности стараясь не разозлиться и не расплескать своего чудного настроения. — Вам что, новая ваша зарплата не нравится? Так ведь это только пока. Уверяю вас, через месяц-другой такой обозреватель, как вы, будет получать еще в полтора раза больше…
— Нет, — сказала мне эта маленькая белобрысая дрянь. — Зарплата мне как раз нравится.
— Что же вам не по душе? — спросил я, глядя как бы поверх ее головы. Пигалица эта утонула в кресле и тоже смотрела не на меня, а прямо перед собой.
— Все остальное, — ответила мне белобрысая и тут поглядела прямо мне в лицо, так что я не успел увести свой взгляд куда-нибудь в область полок и портретов. Губы Елены Сергеевны были плотно сжаты, глаза горели тихим вызовом. Пригрели змейку в родном коллективе, подумал я, а вслух заметил с некоей отеческой укоризной:
— Ну, а конкретнее?
— Да хотя бы вот это! — Она ткнула своим пальчиком в оттиск первой полосы, который лежал на моем столе и край которого свешивался со стола вниз.
— В чем дело? — искренне удивился я. — Вам нравится Лера? Эта фанатичка? Эта террористка? И это в те дни, когда наша страна прилагает все силы…
— …для достижения национального согласия, когда сам господин Президент не жалеет своей энергии… и так далее, — мигом продолжила Елена Сергеевна. — Спасибо, я это уже читала. Дело ведь не в ней. Дело в том, что мы стали плясать под чужую дудку. И сделали это, многоуважаемый Виктор Ноевич, быстро, глупо и некрасиво.
Нет, вы только послушайте ее! А что я должен был сделать? Сказать Митрофанову нет и потом распустить всю редакцию, потому что нас иначе бы так или так прикрыли?
— А вы что предлагаете, драгоценнейшая Елена Сергеевна, — поинтересовался я с хорошей долей сарказма в голосе. — Что-то я не слышу альтернативных вариантов?
— Каких там вариантов, — грустно сказала Елена Сергеевна, и мне почудилось на секунду, будто ей действительно почему-то меня жаль. — Вы ведь уже определились, Виктор Ноевич. Вы, наверное, сделали свой выбор еще задолго до того, как я пришла в редакцию. Просто у вас все не было повода этот свой выбор проявить. И вот, наконец, случай представился.
— Вы что же имеете в виду? — изобразил я непонимание на лице. — Разве найти спонсоров — это плохо?
— Смотря каких, — ответила белобрысая без всяких раздумий.
— Если идете навстречу таким вот (она кивнула на первую полосу) добрым пожеланиям, то я догадываюсь, куда мы все очень скоро придем.
— Куда же? — спросил я просто для того, чтобы не промолчать.
Вместо ответа Елена Сергеевна изобразила на пальцах простейшее подобие решетки. Оказывается, это я приближаю диктатуру, цензуру и ГУЛАГ. Забавно.
— Ваш муж, если на то пошло, — усмехнулся я, — тоже, между прочим, не в оранжерее работает.
— Верно, — не стала спорить Елена Сергеевна. — Макс работает на Лубянке. Но подлости он не сделает и не предаст. И потом он не носит на своем лбу табличку «Свободный Максим Лаптев».
— А мы? — спросил я, зная возможный ответ. Елена Сергеевна Лаптева выразительно промолчала. Ответа, собственно, не требовалось, и я это понимал не хуже нее. Только она, в отличие от меня, может повертеть хвостиком и уйти. Я же обязан буду остаться и спасать свою газету. Всеми правдами и неправдами. Да Бог с ними, с правдами — согласен одними неправдами. Лишь бы подействовало.
— Дорогая Елена Сергеевна, — сказал я, в свою очередь посмотрев белобрысой в глаза. — В нашей стране дела идут не блестяще. Я не уверен, что обозреватель вашего уровня и вашей квалификации сможет найти себе достойную работу по плечу. Вы ведь не пойдете в «Метро-экспресс» или в «Московский листок»?
— Кто знает, — задумчиво проговорила Лаптева. — В конце концов, название «Московский листок» выглядит честнее, чем наша так называемая «Свободная газета». Какая уж тут свобода, Виктор Ноевич? Сегодня нам приказали ругать ДА, завтра науськают на кого-нибудь другого…
— Если вы явились оскорблять меня, — сухо сказал я, — то лучше уходите. Остыньте, подумайте, посоветуйтесь с мужем. А потом можете решать — будете вы у меня работать или нет. Хорошо?
— А я уже все решила, — сказала мне белобрысая спокойно. — Вот мое заявление. Полагаю, вы не станете чинить мне препятствия и требовать, чтобы я, согласно существующему законодательству, работала здесь еще две недели?
Я подумал, что за две недели работы можно было бы стребовать с нее хоть пару комментариев и обзоров вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96