— Я отнюдь не из пацифистов, как вы, возможно, знаете. Афганистан был ошибкой, но не потому что мы там слишком много стреляли. Наоборот, мы там мало стреляли. И, главное, начали не вовремя. Мировое сообщество тогда еще не созрело, чтобы слушаться нас. Все эти санкции, эмбарго, бойкот Олимпиады… Сейчас бы такой номер у них не прошел. Верно, генерал? Мы бы сейчас смогли повоевать, так? Послали бы под Кандагар не одну армию, а три, пять, десять. И никто бы не пикнул…
Мне стало еще больше не по себе. Если он таким образом издевался надо мной, то я не понимал причины.
— Позволю не согласиться с вами, господин Президент, — сказал я твердо. — Афганистан был не ошибкой, а безмозглой авантюрой. Мы зря туда влезли. Я виноват в том, что понял это не сразу. В любое время готов нести за это ответственность, вплоть до трибунала.
Президент снова хихикнул-кашлянул.
— Да я шучу, дорогой генерал, — сказал он. Было слышно, как он причмокнул своей трубочкой. — Афганистан не стоит у нас пока на повестке дня… Скажите-ка мне лучше, как вы относитесь к возможности военного переворота? Может пойти армия против законно избранного Президента?
Вот оно что, подумал я с облегчением. Сразу бы с этого начал. Все они боятся человека с ружьем и хотят гарантий. Бывший президент оба раза, когда приезжал в расположение дивизии, спрашивал примерно о том же. Каждый его приезд совпадал почему-то с повышением цен. И этот туда же. Но куда уж больше! И так сегодня сахар не всякий уже может себе позволить…
— Армия всегда была и будет с народом, — ответил я привычной, накрепко заученной формулой. — Армия никогда не пойдет против своего народа.
Президент снова возник у меня из-за спины, теперь выйдя со стороны левого плеча. Повторилась та же процедура: он снова выдохнул клубок дыма и снова нырнул мне в тыл. Кажется, он рассчитывал на свой конкретный вопрос получить конкретный ответ. Что-то вроде искренних заверений, что нет, никогда, за вас в огонь и в воду… Про народ ему слушать было неинтересно.
— Очень хорошо, — сказал он наконец. — Я рад, что мы с вами, генерал, нашли полное взаимопонимание. Завтра к нам едут важные гости. Соответствующие службы, конечно, постараются не допустить инцидентов. Но мне хотелось бы, чтобы и таманцы были наготове. Рост терроризма, сами знаете…
— Так точно, — сказал я, по-прежнему глядя перед собой. Соответствующих служб ему, значит, мало. Таманцы, значит, понадобились. Придется сейчас снова ехать в часть и отменять все увольнительные и отпуска. А уж как обрадуются мои… — Разрешите идти?
Президент наконец-то возник у меня перед глазами, хотя лицо его скрывалось за дымным облачком.
— Ну да, идите, генерал, — сказал он. — Я ведь вас уже отпустил.
Я развернулся и пошел к выходу.
— Кстати, как вы относитесь к маршалу Жукову? — спросил он мне вслед.
— Простите, господин Президент? — Я невольно обернулся.
Президент, похоже, не шутил.
— Да-да, к Жукову, — повторил он с нажимом. — К Георгию Константиновичу. Считаете, что Хрущев обошелся с ним несправедливо?
Он сумасшедший, решил я вдруг. Если так, все сразу вставало на свои места — сталинская трубочка, дурацкие вопросы, разговоры про Афган… Хотелось бы знать, когда он свихнулся, до выборов или после? Боюсь, что до. Но мы-то, мы-то, выбирая, были в своем уме?
— К Жукову? — переспросил я, стараясь выиграть время. — Я считаю, что…
Президент нетерпеливо махнул рукой…
— Я так и думал, — сказал он. — Идите, служите. И помните, о чем я вам говорил.
Я быстрым шагом вышел за дверь, боясь услышать еще какой-нибудь вопрос. Пока вертлявый референт вел меня к главному выходу из апартаментов, я пытался выкинуть из головы весь этот бредовый разговор и представить себе лицо моего Игоря, когда тот был еще жив. Однако память, как заведенная, прокручивала последний вопрос, неожиданно заданный не в кабинете Президента. К тому моменту, когда я садился в свою машину, у меня возникло одно предположение.
Он хочет меня убрать из дивизии, подумал я. И боится, что я не подчинюсь… так, что ли? И брошу солдат на Кремль?
Нелепость какая-то. Глупость. Дичь. Если я прав, значит, он все-таки настоящий сумасшедший. Только ненормальный может всерьез просчитывать и такой вариант. Хотя, разумеется, для таманцев взять тот же Кремль — дело пустяковое. Работы минут на сорок. Но для этого нужно еще, чтобы сумасшедшими были и хотя бы половина моих старших офицеров. Как минимум.
Глава 35
ПРЕЗИДЕНТ
Болван, как я и думал. Суровый, но справедливый. Слуга царю, отец солдатам. У этих военных одна извилина, и та прямая. Боже мой, как напрягались его мозги, пока он пытался понять мои вопросы, пока пытался складывать свои ответы из заплесневелых уставов внутренней службы. Армия никогда не пойдет против своего народа… Я весело хмыкнул. Идет сейчас и думает: чем же я не угодил господину Президенту? Зачем тот спрашивал про Жукова?
Просто так спрашивал. Искал достойную кандидатуру. При товарище Сталине должен быть такой товарищ Жуков, которого можно было бы поощрять и примерно наказывать. И знать, что он никогда не устроит против тебя заговор. И, наоборот, послушается, согласно уставу, именно тебя.
Я сунул трубку в глубокий ящик стола и включил кондиционер. Терпеть не могу табак. И зачем, спрашивается, курю? Чтобы быть похожим на НЕГО? И так на него похож, совсем уж можно не обезьянничать.
Впрочем, пусть будет трубка. Все привыкли к такому образу. Не будем менять.
Я с удовлетворением подумал, что Горбачев погорел на том, что выбрал себе не того Жукова. У Язова не было полководческого дара. Был бы на его месте настоящий Жуков или даже этот, Дроздов, они в том августе никогда не ввязались бы в глупый путч.
Тогда это было бессмысленно, а сейчас — втройне. Тогда не существовало трех секретных служб, каждая из которых бы тянула одеяло на себя и доносила бы на товарку.
А сейчас они есть, кивнул я, соглашаясь с самим собой. И потому переворот возможен в России в одном-единственном случае: если его возглавляет сам Президент, поддерживают кабинет, армия и специальные службы. Тогда это, правда, и не называется переворотом, а только корректировкой политического курса.
Корректировкой, да. Градусов примерно на сто восемьдесят.
Под аплодисменты восхищенного народа — куда же он, голубчик, денется!
Мысли эти всегда были самыми приятными, и всякий раз я их поспешно от себя гнал. Не время расслабляться, не время. В свое время все будет, а сейчас не будем отвлекаться. Завтра — день серьезных событий, возможно, даже исторических событий.
Я в очередной раз заглянул в завтрашний распорядок и, подумав, вычеркнул и Сокольники, и ВДНХ, и вообще все, кроме официальных встреч в аэропорту и культпохода в Большой театр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Мне стало еще больше не по себе. Если он таким образом издевался надо мной, то я не понимал причины.
— Позволю не согласиться с вами, господин Президент, — сказал я твердо. — Афганистан был не ошибкой, а безмозглой авантюрой. Мы зря туда влезли. Я виноват в том, что понял это не сразу. В любое время готов нести за это ответственность, вплоть до трибунала.
Президент снова хихикнул-кашлянул.
— Да я шучу, дорогой генерал, — сказал он. Было слышно, как он причмокнул своей трубочкой. — Афганистан не стоит у нас пока на повестке дня… Скажите-ка мне лучше, как вы относитесь к возможности военного переворота? Может пойти армия против законно избранного Президента?
Вот оно что, подумал я с облегчением. Сразу бы с этого начал. Все они боятся человека с ружьем и хотят гарантий. Бывший президент оба раза, когда приезжал в расположение дивизии, спрашивал примерно о том же. Каждый его приезд совпадал почему-то с повышением цен. И этот туда же. Но куда уж больше! И так сегодня сахар не всякий уже может себе позволить…
— Армия всегда была и будет с народом, — ответил я привычной, накрепко заученной формулой. — Армия никогда не пойдет против своего народа.
Президент снова возник у меня из-за спины, теперь выйдя со стороны левого плеча. Повторилась та же процедура: он снова выдохнул клубок дыма и снова нырнул мне в тыл. Кажется, он рассчитывал на свой конкретный вопрос получить конкретный ответ. Что-то вроде искренних заверений, что нет, никогда, за вас в огонь и в воду… Про народ ему слушать было неинтересно.
— Очень хорошо, — сказал он наконец. — Я рад, что мы с вами, генерал, нашли полное взаимопонимание. Завтра к нам едут важные гости. Соответствующие службы, конечно, постараются не допустить инцидентов. Но мне хотелось бы, чтобы и таманцы были наготове. Рост терроризма, сами знаете…
— Так точно, — сказал я, по-прежнему глядя перед собой. Соответствующих служб ему, значит, мало. Таманцы, значит, понадобились. Придется сейчас снова ехать в часть и отменять все увольнительные и отпуска. А уж как обрадуются мои… — Разрешите идти?
Президент наконец-то возник у меня перед глазами, хотя лицо его скрывалось за дымным облачком.
— Ну да, идите, генерал, — сказал он. — Я ведь вас уже отпустил.
Я развернулся и пошел к выходу.
— Кстати, как вы относитесь к маршалу Жукову? — спросил он мне вслед.
— Простите, господин Президент? — Я невольно обернулся.
Президент, похоже, не шутил.
— Да-да, к Жукову, — повторил он с нажимом. — К Георгию Константиновичу. Считаете, что Хрущев обошелся с ним несправедливо?
Он сумасшедший, решил я вдруг. Если так, все сразу вставало на свои места — сталинская трубочка, дурацкие вопросы, разговоры про Афган… Хотелось бы знать, когда он свихнулся, до выборов или после? Боюсь, что до. Но мы-то, мы-то, выбирая, были в своем уме?
— К Жукову? — переспросил я, стараясь выиграть время. — Я считаю, что…
Президент нетерпеливо махнул рукой…
— Я так и думал, — сказал он. — Идите, служите. И помните, о чем я вам говорил.
Я быстрым шагом вышел за дверь, боясь услышать еще какой-нибудь вопрос. Пока вертлявый референт вел меня к главному выходу из апартаментов, я пытался выкинуть из головы весь этот бредовый разговор и представить себе лицо моего Игоря, когда тот был еще жив. Однако память, как заведенная, прокручивала последний вопрос, неожиданно заданный не в кабинете Президента. К тому моменту, когда я садился в свою машину, у меня возникло одно предположение.
Он хочет меня убрать из дивизии, подумал я. И боится, что я не подчинюсь… так, что ли? И брошу солдат на Кремль?
Нелепость какая-то. Глупость. Дичь. Если я прав, значит, он все-таки настоящий сумасшедший. Только ненормальный может всерьез просчитывать и такой вариант. Хотя, разумеется, для таманцев взять тот же Кремль — дело пустяковое. Работы минут на сорок. Но для этого нужно еще, чтобы сумасшедшими были и хотя бы половина моих старших офицеров. Как минимум.
Глава 35
ПРЕЗИДЕНТ
Болван, как я и думал. Суровый, но справедливый. Слуга царю, отец солдатам. У этих военных одна извилина, и та прямая. Боже мой, как напрягались его мозги, пока он пытался понять мои вопросы, пока пытался складывать свои ответы из заплесневелых уставов внутренней службы. Армия никогда не пойдет против своего народа… Я весело хмыкнул. Идет сейчас и думает: чем же я не угодил господину Президенту? Зачем тот спрашивал про Жукова?
Просто так спрашивал. Искал достойную кандидатуру. При товарище Сталине должен быть такой товарищ Жуков, которого можно было бы поощрять и примерно наказывать. И знать, что он никогда не устроит против тебя заговор. И, наоборот, послушается, согласно уставу, именно тебя.
Я сунул трубку в глубокий ящик стола и включил кондиционер. Терпеть не могу табак. И зачем, спрашивается, курю? Чтобы быть похожим на НЕГО? И так на него похож, совсем уж можно не обезьянничать.
Впрочем, пусть будет трубка. Все привыкли к такому образу. Не будем менять.
Я с удовлетворением подумал, что Горбачев погорел на том, что выбрал себе не того Жукова. У Язова не было полководческого дара. Был бы на его месте настоящий Жуков или даже этот, Дроздов, они в том августе никогда не ввязались бы в глупый путч.
Тогда это было бессмысленно, а сейчас — втройне. Тогда не существовало трех секретных служб, каждая из которых бы тянула одеяло на себя и доносила бы на товарку.
А сейчас они есть, кивнул я, соглашаясь с самим собой. И потому переворот возможен в России в одном-единственном случае: если его возглавляет сам Президент, поддерживают кабинет, армия и специальные службы. Тогда это, правда, и не называется переворотом, а только корректировкой политического курса.
Корректировкой, да. Градусов примерно на сто восемьдесят.
Под аплодисменты восхищенного народа — куда же он, голубчик, денется!
Мысли эти всегда были самыми приятными, и всякий раз я их поспешно от себя гнал. Не время расслабляться, не время. В свое время все будет, а сейчас не будем отвлекаться. Завтра — день серьезных событий, возможно, даже исторических событий.
Я в очередной раз заглянул в завтрашний распорядок и, подумав, вычеркнул и Сокольники, и ВДНХ, и вообще все, кроме официальных встреч в аэропорту и культпохода в Большой театр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96