Петр-то?! Да он и слова такого не выговорит. Петр — нормальный русский мужик. Тоже мне, нашла гомика.
— Я не говорю, что он голубой. Но есть латентные гомосексуалисты.
Которые об этом и сами не догадываются. Ты об этом не знал, любовь моя?
— Слушай, насколько все-таки у женщин извращенный ум. И как все же мужики чище, а? Ну, бабы…
— Чистюля ты мой. Просто он тебя любит, и это хорошо.
— У нас старые деловые отношения. Без всяких эмоций. А ты как раз таки и есть большая балда.
— Поэтому вдвойне не правильно, если я как-то… между вами… Или он будет так считать. Это… действительно не правильно.
— Так, давай начистоту.
— Хорошо. Я про Лютого. Если это только твое решение, Петр еще готов будет с этим согласиться. А если наше… Не стоит это педалировать. А лучше, если это будет его решение. Ведь это сделать несложно.
— Так, не узнаю собственной жены.
— Женщины всегда более обстоятельны. Они — арьергард популяции.
— Мне кажется, что я давно не тискал одну популяцию.
— Мне тоже так кажется. Наелся? Ну, если еще кусочек?.. Давай?
— Хорошо. Возможно, ты все немножечко усложняешь. Может, и Петр тоже.
Понимаешь, он всегда побаивался резких телодвижений. Но потом, когда решение срабатывало, он был мне благодарен. Но… я подумаю обо всем, что ты говоришь.
И уже хватит. Не хватало еще и дома работы. Иначе я либо сделаю тебя домохозяйкой, либо разделю «Континент» на две части, чтобы не знать, чем ты там занимаешься.
— На три.
— Что — на три?
— На три части. Есть еще и Петр.
Он серьезно посмотрел на нее:
— Ну конечно, на три. Петр… Петина доля — это святое. Но ведь я же шучу.
— Я тоже шучу. Но есть еще Петр. И ты никогда не должен этого забывать. Даже когда шутишь.
Алексей посмотрел на нее чуть удивленно, потом усмехнулся и произнес:
— Между прочим, Виноградов только кажется таким скучным дядей в пиджаке. Маскировка — дело великое. Он игрок. Ты никогда не была с ним в казино? Вот. А я был. Знаешь, как дядя заводится? Мы с тобой — безусые дети.
— Можно, даже когда я вырасту, у меня не будет усов? — спросила Вика.
— Очень на это рассчитываю, — рассмеялся Леха. Затем он быстрым движением извлек из-под стола какую-то большую цветистую коробку: стало ясно, что все это время она находилась там. — На вот тебе, кстати, — он протянул коробку жене, — случайно наткнулся.
— Что это?
— Краски.
— Краски?!
— Да, краски. Самые лучшие и самые дорогие.
— А зачем… — она с удивлением смотрела на мужа, — нужны краски?
— У твоего Андрея скоро день рождения?
— Да, у Андрюши двенадцатого…
— Ну вот. Это… я думаю, он будет рад. Это чтоб ты не носилась с глазищами на лбу в поисках подарка, лучше все равно не найдешь.
— Но почему краски? — произнесла Вика, хотя она уже начала догадываться. — Так это… это специальные?
— Да, это краски для татуировок. Я же тебе говорю — он запал. Причем в отличие от тебя он не ограничился одной маленькой татуировкой вот здесь. — Его рука прошла по ее бедру и двинулась дальше.
— Прекрати, — громким шепотом выговорила Вика. — Хочешь, чтобы няня приняла меня за распутную особу?
— Считаешь, для нее это будет открытием?
Вика чуть отстранилась и теперь смотрела на коробку в своих руках:
— Спасибо тебе большое.
— Эни тайм…
— Я как раз думала, что бы ему подарить.
— Я знаю. Ты обожаешь делать подарки. Ты у нас вообще сластена.
— А откуда?..
— Андрей, заметь, — твой друг…
— Да.
— …сейчас учится искусству татуировки…
— Прямо как из энциклопедии… А что это ты говорил насчет глазищ на лбу? Что, так бывает?
— Совершенно верно. Так вот: учится искусству татуировки у одного нашего общего знакомого художника. Такому подарку любой профи позавидует.
— Слушай… Какой же ты у меня чудесный. Хоть и похвальбуша.
— Попробуй после этого сказать, что у тебя ревнивый муж. 59 — Да.
— Что — да?
— Не скажу.
— А русскому ты обучалась у монголо-татаров?
— Татаро-монголов. По-русски так.
Вика какое-то время смотрела на коробку, затем произнесла:
— Это так удивительно, что он увлекся татуировкой.
Вика открыла коробку: баночки с краской оказались упакованы в пластиковый футляр, имитирующий потрескавшуюся коричневую кожу. Еще, запечатанный в полиэтилен, в коробке находился каталог. Жалко, что запечатан.
Что ж, значит, полистать не удастся. Но на обложке, где красовалось множество нательных рисунков, внимание Вики сразу привлек один из них. Яркая, разноцветная рыба, в которой сквозило нечто странное, какой-то древний прообраз; огромные созерцающие глаза на хищной, словно драконьей, голове, жаркие расправленные плавники с когтями на иглах — рудименты каких-то неведомых органов доисторических эпох. Но что-то еще было в этой мифологической рыбе, вытатуированной на чьей-то груди, что-то, присутствующее здесь, и, может статься, что-то очень… важное. Вика смотрела на рисунок не отводя глаз.
Неожиданно это пришло, как и… еле уловимое ощущение смутного беспокойства.
— Радужная вдова, — еле слышно произнесла Вика, — это ты? Да? Это ты?
Лишь чуть позже Вика поняла, что ее пальцы с силой сжимали края каталога, оставляя на полиэтилене следы от ногтей. Чуть позже, когда уже улеглось странное ощущение тревоги, кольнувшее ее в сердце. Но прежде, несколько мгновений, это сердце билось как бешеное. Господи, что за глупости?
Что за чушь сейчас влезла в голову? Вика бросила взгляд в глубину коридора, соединявшего столовую с детской, и, услышав веселое лопотание близнецов, успокоилась окончательно.
Только… Вика никогда прежде не переживала подобного. Она была совершенно рациональным существом, хоть и не лишенным качества, именуемого женской интуицией. Вовсе не лишенным. Это качество помогало ей принимать как само собой разумеющееся единственно верные решения. Причем с легкостью, где иным требовалась длительная, упорная аналитическая работа. Однако никогда прежде Вика не переживала такого… странного и яростного, хоть и очень короткого, приступа необоснованной тревоги.
Она убрала каталог обратно в коробку и попыталась улыбнуться мужу:
— Отличная вещь.
— Ты что?
— Что?
— Ты… в порядке? Мне показалось…
— Да. Наверное, эта простуда еще не прошла окончательно. Знаешь, старею. Неожиданно закружилась голова. Но теперь все в порядке.
— Не старей, пожалуйста.
— И ты тоже.
— Что ж, будем стареть вместе.
Алексей какое-то время смотрел на жену. Потом улыбнулся и показал жестами, в какую Вика превратится очаровательную старушку и какая в согбенной старости будет у нее клюка. Вика прыснула и скорчила рожицу: вот каким Леха заделается старикашкой — весь сморщенный, вредный, одноглазый и с костылем…
Они расхохотались.
Это была их старая игра, одна из многих… И черт с ней, с простудой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Я не говорю, что он голубой. Но есть латентные гомосексуалисты.
Которые об этом и сами не догадываются. Ты об этом не знал, любовь моя?
— Слушай, насколько все-таки у женщин извращенный ум. И как все же мужики чище, а? Ну, бабы…
— Чистюля ты мой. Просто он тебя любит, и это хорошо.
— У нас старые деловые отношения. Без всяких эмоций. А ты как раз таки и есть большая балда.
— Поэтому вдвойне не правильно, если я как-то… между вами… Или он будет так считать. Это… действительно не правильно.
— Так, давай начистоту.
— Хорошо. Я про Лютого. Если это только твое решение, Петр еще готов будет с этим согласиться. А если наше… Не стоит это педалировать. А лучше, если это будет его решение. Ведь это сделать несложно.
— Так, не узнаю собственной жены.
— Женщины всегда более обстоятельны. Они — арьергард популяции.
— Мне кажется, что я давно не тискал одну популяцию.
— Мне тоже так кажется. Наелся? Ну, если еще кусочек?.. Давай?
— Хорошо. Возможно, ты все немножечко усложняешь. Может, и Петр тоже.
Понимаешь, он всегда побаивался резких телодвижений. Но потом, когда решение срабатывало, он был мне благодарен. Но… я подумаю обо всем, что ты говоришь.
И уже хватит. Не хватало еще и дома работы. Иначе я либо сделаю тебя домохозяйкой, либо разделю «Континент» на две части, чтобы не знать, чем ты там занимаешься.
— На три.
— Что — на три?
— На три части. Есть еще и Петр.
Он серьезно посмотрел на нее:
— Ну конечно, на три. Петр… Петина доля — это святое. Но ведь я же шучу.
— Я тоже шучу. Но есть еще Петр. И ты никогда не должен этого забывать. Даже когда шутишь.
Алексей посмотрел на нее чуть удивленно, потом усмехнулся и произнес:
— Между прочим, Виноградов только кажется таким скучным дядей в пиджаке. Маскировка — дело великое. Он игрок. Ты никогда не была с ним в казино? Вот. А я был. Знаешь, как дядя заводится? Мы с тобой — безусые дети.
— Можно, даже когда я вырасту, у меня не будет усов? — спросила Вика.
— Очень на это рассчитываю, — рассмеялся Леха. Затем он быстрым движением извлек из-под стола какую-то большую цветистую коробку: стало ясно, что все это время она находилась там. — На вот тебе, кстати, — он протянул коробку жене, — случайно наткнулся.
— Что это?
— Краски.
— Краски?!
— Да, краски. Самые лучшие и самые дорогие.
— А зачем… — она с удивлением смотрела на мужа, — нужны краски?
— У твоего Андрея скоро день рождения?
— Да, у Андрюши двенадцатого…
— Ну вот. Это… я думаю, он будет рад. Это чтоб ты не носилась с глазищами на лбу в поисках подарка, лучше все равно не найдешь.
— Но почему краски? — произнесла Вика, хотя она уже начала догадываться. — Так это… это специальные?
— Да, это краски для татуировок. Я же тебе говорю — он запал. Причем в отличие от тебя он не ограничился одной маленькой татуировкой вот здесь. — Его рука прошла по ее бедру и двинулась дальше.
— Прекрати, — громким шепотом выговорила Вика. — Хочешь, чтобы няня приняла меня за распутную особу?
— Считаешь, для нее это будет открытием?
Вика чуть отстранилась и теперь смотрела на коробку в своих руках:
— Спасибо тебе большое.
— Эни тайм…
— Я как раз думала, что бы ему подарить.
— Я знаю. Ты обожаешь делать подарки. Ты у нас вообще сластена.
— А откуда?..
— Андрей, заметь, — твой друг…
— Да.
— …сейчас учится искусству татуировки…
— Прямо как из энциклопедии… А что это ты говорил насчет глазищ на лбу? Что, так бывает?
— Совершенно верно. Так вот: учится искусству татуировки у одного нашего общего знакомого художника. Такому подарку любой профи позавидует.
— Слушай… Какой же ты у меня чудесный. Хоть и похвальбуша.
— Попробуй после этого сказать, что у тебя ревнивый муж. 59 — Да.
— Что — да?
— Не скажу.
— А русскому ты обучалась у монголо-татаров?
— Татаро-монголов. По-русски так.
Вика какое-то время смотрела на коробку, затем произнесла:
— Это так удивительно, что он увлекся татуировкой.
Вика открыла коробку: баночки с краской оказались упакованы в пластиковый футляр, имитирующий потрескавшуюся коричневую кожу. Еще, запечатанный в полиэтилен, в коробке находился каталог. Жалко, что запечатан.
Что ж, значит, полистать не удастся. Но на обложке, где красовалось множество нательных рисунков, внимание Вики сразу привлек один из них. Яркая, разноцветная рыба, в которой сквозило нечто странное, какой-то древний прообраз; огромные созерцающие глаза на хищной, словно драконьей, голове, жаркие расправленные плавники с когтями на иглах — рудименты каких-то неведомых органов доисторических эпох. Но что-то еще было в этой мифологической рыбе, вытатуированной на чьей-то груди, что-то, присутствующее здесь, и, может статься, что-то очень… важное. Вика смотрела на рисунок не отводя глаз.
Неожиданно это пришло, как и… еле уловимое ощущение смутного беспокойства.
— Радужная вдова, — еле слышно произнесла Вика, — это ты? Да? Это ты?
Лишь чуть позже Вика поняла, что ее пальцы с силой сжимали края каталога, оставляя на полиэтилене следы от ногтей. Чуть позже, когда уже улеглось странное ощущение тревоги, кольнувшее ее в сердце. Но прежде, несколько мгновений, это сердце билось как бешеное. Господи, что за глупости?
Что за чушь сейчас влезла в голову? Вика бросила взгляд в глубину коридора, соединявшего столовую с детской, и, услышав веселое лопотание близнецов, успокоилась окончательно.
Только… Вика никогда прежде не переживала подобного. Она была совершенно рациональным существом, хоть и не лишенным качества, именуемого женской интуицией. Вовсе не лишенным. Это качество помогало ей принимать как само собой разумеющееся единственно верные решения. Причем с легкостью, где иным требовалась длительная, упорная аналитическая работа. Однако никогда прежде Вика не переживала такого… странного и яростного, хоть и очень короткого, приступа необоснованной тревоги.
Она убрала каталог обратно в коробку и попыталась улыбнуться мужу:
— Отличная вещь.
— Ты что?
— Что?
— Ты… в порядке? Мне показалось…
— Да. Наверное, эта простуда еще не прошла окончательно. Знаешь, старею. Неожиданно закружилась голова. Но теперь все в порядке.
— Не старей, пожалуйста.
— И ты тоже.
— Что ж, будем стареть вместе.
Алексей какое-то время смотрел на жену. Потом улыбнулся и показал жестами, в какую Вика превратится очаровательную старушку и какая в согбенной старости будет у нее клюка. Вика прыснула и скорчила рожицу: вот каким Леха заделается старикашкой — весь сморщенный, вредный, одноглазый и с костылем…
Они расхохотались.
Это была их старая игра, одна из многих… И черт с ней, с простудой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97