Я душой с вами, с братвой!
— А чего на мента учишься?
— Чтобы в армию не идти. Мне мама, она у меня с башлями, место купила. Я в ментовке работать и не хотел.
— Да, — задумчиво протянул Арнольд. — Значит, в братаны хотел?
— Хотел!
— А к секретам там разным ментовским имеешь доступ?
— Имею.
— На работу тебя взять, что ли, а, мент? — спросил я.
— А сколько заплатите? — Ментенок расслабился, и в его голосе теперь звучала искренняя заинтересованность.
— Это как работать будешь, — сказал я. — Может, до штуки зеленой, а то и до двух в месяц дойдет.
— Согласен! Я за штуку вам всю секретную библиотеку перетаскаю!
— Молодец, — кивнул Арнольд. — Только оформить наши отношения надо. Пиши расписку.
— А что писать?
— Пиши, — Арнольд вынул из папки чистый лист бумаги и авторучку и протянул ментенку. — Такой-то такой-то, год рождения…
Ментенок запыхтел, выводя аккуратные строки. Работал прилежно и с удовольствием. Иногда спрашивал, и Арнольд охотно пояснял ему все.
— Число, подпись, — Арнольд кивнул, взял бумагу, прочитал. Протянул мне.
"Расписка.
Я, Калугин Д. Г., ул. Кузьминская, 34, кв. 10, учусь в колледже милиции в должности слушателя 12 взвода. Обязуюсь сотрудничать с организованной преступностью, а именно с группировкой Татарина, сообщать обо всех известных мне событиях, связанных с деятельностью органов внутренних дел, в том числе служебную и государственную тайну. Обязательство дано мной добровольно, так как я всю жизнь ненавижу милицию, существующий строй и законы и служу в колледже для того, чтобы избежать службы в армии и получить образование за государственный счет. В любом случае по окончании колледжа служить в органах внутренних дел не буду. Форму ненавижу, переодеваюсь в подъездах, так как не люблю ее носить. Я понимаю, что, занимаясь перепродажей героина и марихуаны, сознательно преступаю закон.
Написано мной добровольно и без физического воздействия. А начальника курса подполковника Малыгина я ненавижу особо.
Слушатель 12 Взвода колледжа милиции УВД области.
Подпись".
— Отлично, — Арнольд спрятал в папку расписку. Потом вытащил удостоверение. — Отдел по борьбе с наркотиками. Ну что, ублюдок, влип?
Немая сцена. Ментенок минуты две глотал ртом воздух. А потом радостно закричал:
— Как хорошо, что это вы! Я так и знал, что вы коллеги. Я бы пришел в колледж и тут же бы доложил в службу собственной безопасности, что меня вербовали.
— Да?
— Конечно!
— А как же ненависть к милиции и любовь к бандитам? — осведомился я.
— Врал.
— Арнольд, он врал, — кивнул я. — За сколько мы вчера эти удостоверения купили?
— Две ксивы за штуку зеленую. А ты поверил, дурак, — Арнольд потрепал ментенка по коротким волосам. — Мы действительно из братвы. А ты свое ментовское мурло показал. Все, кранты теперь.
— Братаны, расписка в силе. Я вам правда все буду выкладывать.
— Да? — Арнольд оценивающе осмотрел его. — А менты мы настоящие.
Ментенок весь утух, съежился. Он теперь и не знал, что думать. Потом, приняв единственное напрашивающееся решение, воскликнул:
— Я деньги дам. У родителей бабок полно.
— Бабок полно, да? — сочувственно спросил я.
— Да… Тысячи три баксов. Хватит?
— Нет, дружок, баксами не отделаешься. Ты у Тюти раньше героин брал? — спросил я.
— Ну, говори быстрее, — Арнольд дал ему с размаху по шее. — Цацкаться здесь с тобой не будут!
— Брал, — кивнул ментенок.
— А потом у кого брал? — гаркнул я на него. — Я слушаю.
— У Мегеры и Кукиша — ее сынка.
— Это с Романовского проезда?
— Нет. Они у вокзала живут. В переулке, — ментенок всхлипнул и смахнул ладонью сопли.
— Слышал о таких, — кивнул я, хотя ни черта ни о каких Мегере и Кукише не слышал. — Руки у нас до них не дошли. Тютя тоже у них брал?
— У них.
— Ну что, коллега, вы УК еще не учили?
— Учили.
— До двенадцати лет за торговлю героином положено. Тебе это надо?
— Нет.
— Будешь закупку у Мегеры делать.
— Ох, — он глубоко вздохнул. — Хорошо. Только вы мне обещайте…
— В озере утопить?..
— Но… — промямлил ментенок.
— Ты нам еще условия будешь ставить? Сейчас двигаем в контору. Там телефон. Будешь договариваться о закупке. А по дороге ты нам о Мегере и ее сынке поведаешь.
Мы с Асеевым вдвоем сидели в кабинете Романова. Сам шеф был в областном ГУВД на ковре.
— Представляешь, не взяли бы мы ментенка сегодня — был бы это наш будущий коллега, — покачал головой Асеев.
— Да уж. Не думаю, чтобы это был образец служебного рвения и чистоты, — кивнул я.
— А сколько их таких? Кто нам придет на смену, Терентий? Кто людей будет защищать? Такие вот твари?
— Ну почему. Есть же и нормальные ребята, — сказал я. — Вон у нас в отделе молодежь. На них можно положиться.
— Единицы, Терентий. Большинство просто не знает, зачем живет. Они другие.
— Другие, — согласился я. — А мы знаем, зачем живем?
— Я знаю, — уверенно произнес Асеев.
— И зачем?
— Чтобы не дать нам рухнуть в пропасть… Наш мир слишком хрупок.
— Тебе виднее, — хмыкнул я.
Уж действительно, кто, как не Асеев — специалист по хрупкости мира. Бывший офицер-ракетчик, десяток лет Просидевший на кнопке в ракетной шахте и знавший, что может прийти миг, когда движением руки он обрушит ядерную смерть на целый континент. Работенка — не приведи Господи. Еще если учесть, что время от времени там бывали тревоги, когда офицер не знал, что она учебная, и вынужден был на полном серьезе жать на кнопки, ощущая, что может быть сейчас ракеты противника уже взмыли из шахт и с ядерных лодок и устремились на русские города. Асеев рассказывал, что некоторые не выдерживали — у одних ехала крыша, другие отказывались выполнять приказ, и их вышибали безжалостно. Сам Асеев пережил не одну такую тревогу и вышел из них с честью и неповрежденной психикой. У большинства на этой службе появляется эмоциональная тупость. Асеев же стал философом. И он считает, что живет не просто так, что у него есть предназначение — хоть что-то сделать, чтобы удержать падение в пропасть. А как считаю я? Я не философ и служил не в ракетных войсках стратегического назначения, а в стройбате. Но… ОБНОН — это как противочумный отряд. Это не место для решивших удобно устроиться в жизни. Какого бы черта я делал на этой собачьей работе, если бы не считал так же, как Асеев?
— Ну что, прозвонились они там? — спросил я, поднимаясь. — Пошли глянем.
Ментенок все-таки дозвонился до барыги.
— Кукиш говорит, весов у него нет, — произнес ментенок, сжимая трубку.
— Героин вешать, — кивнул Асеев.
— Да. Весы электронные нужны. У него сломались. — Ментенок был взъерошенный, нахохлившийся.
— Вот, — Арнольд полез в сейф и извлек коробочку электронных весов, — мы их изъяли у азербайджанского барыги два месяца назад, к делу не приобщили, оставили в отделе как военную добычу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— А чего на мента учишься?
— Чтобы в армию не идти. Мне мама, она у меня с башлями, место купила. Я в ментовке работать и не хотел.
— Да, — задумчиво протянул Арнольд. — Значит, в братаны хотел?
— Хотел!
— А к секретам там разным ментовским имеешь доступ?
— Имею.
— На работу тебя взять, что ли, а, мент? — спросил я.
— А сколько заплатите? — Ментенок расслабился, и в его голосе теперь звучала искренняя заинтересованность.
— Это как работать будешь, — сказал я. — Может, до штуки зеленой, а то и до двух в месяц дойдет.
— Согласен! Я за штуку вам всю секретную библиотеку перетаскаю!
— Молодец, — кивнул Арнольд. — Только оформить наши отношения надо. Пиши расписку.
— А что писать?
— Пиши, — Арнольд вынул из папки чистый лист бумаги и авторучку и протянул ментенку. — Такой-то такой-то, год рождения…
Ментенок запыхтел, выводя аккуратные строки. Работал прилежно и с удовольствием. Иногда спрашивал, и Арнольд охотно пояснял ему все.
— Число, подпись, — Арнольд кивнул, взял бумагу, прочитал. Протянул мне.
"Расписка.
Я, Калугин Д. Г., ул. Кузьминская, 34, кв. 10, учусь в колледже милиции в должности слушателя 12 взвода. Обязуюсь сотрудничать с организованной преступностью, а именно с группировкой Татарина, сообщать обо всех известных мне событиях, связанных с деятельностью органов внутренних дел, в том числе служебную и государственную тайну. Обязательство дано мной добровольно, так как я всю жизнь ненавижу милицию, существующий строй и законы и служу в колледже для того, чтобы избежать службы в армии и получить образование за государственный счет. В любом случае по окончании колледжа служить в органах внутренних дел не буду. Форму ненавижу, переодеваюсь в подъездах, так как не люблю ее носить. Я понимаю, что, занимаясь перепродажей героина и марихуаны, сознательно преступаю закон.
Написано мной добровольно и без физического воздействия. А начальника курса подполковника Малыгина я ненавижу особо.
Слушатель 12 Взвода колледжа милиции УВД области.
Подпись".
— Отлично, — Арнольд спрятал в папку расписку. Потом вытащил удостоверение. — Отдел по борьбе с наркотиками. Ну что, ублюдок, влип?
Немая сцена. Ментенок минуты две глотал ртом воздух. А потом радостно закричал:
— Как хорошо, что это вы! Я так и знал, что вы коллеги. Я бы пришел в колледж и тут же бы доложил в службу собственной безопасности, что меня вербовали.
— Да?
— Конечно!
— А как же ненависть к милиции и любовь к бандитам? — осведомился я.
— Врал.
— Арнольд, он врал, — кивнул я. — За сколько мы вчера эти удостоверения купили?
— Две ксивы за штуку зеленую. А ты поверил, дурак, — Арнольд потрепал ментенка по коротким волосам. — Мы действительно из братвы. А ты свое ментовское мурло показал. Все, кранты теперь.
— Братаны, расписка в силе. Я вам правда все буду выкладывать.
— Да? — Арнольд оценивающе осмотрел его. — А менты мы настоящие.
Ментенок весь утух, съежился. Он теперь и не знал, что думать. Потом, приняв единственное напрашивающееся решение, воскликнул:
— Я деньги дам. У родителей бабок полно.
— Бабок полно, да? — сочувственно спросил я.
— Да… Тысячи три баксов. Хватит?
— Нет, дружок, баксами не отделаешься. Ты у Тюти раньше героин брал? — спросил я.
— Ну, говори быстрее, — Арнольд дал ему с размаху по шее. — Цацкаться здесь с тобой не будут!
— Брал, — кивнул ментенок.
— А потом у кого брал? — гаркнул я на него. — Я слушаю.
— У Мегеры и Кукиша — ее сынка.
— Это с Романовского проезда?
— Нет. Они у вокзала живут. В переулке, — ментенок всхлипнул и смахнул ладонью сопли.
— Слышал о таких, — кивнул я, хотя ни черта ни о каких Мегере и Кукише не слышал. — Руки у нас до них не дошли. Тютя тоже у них брал?
— У них.
— Ну что, коллега, вы УК еще не учили?
— Учили.
— До двенадцати лет за торговлю героином положено. Тебе это надо?
— Нет.
— Будешь закупку у Мегеры делать.
— Ох, — он глубоко вздохнул. — Хорошо. Только вы мне обещайте…
— В озере утопить?..
— Но… — промямлил ментенок.
— Ты нам еще условия будешь ставить? Сейчас двигаем в контору. Там телефон. Будешь договариваться о закупке. А по дороге ты нам о Мегере и ее сынке поведаешь.
Мы с Асеевым вдвоем сидели в кабинете Романова. Сам шеф был в областном ГУВД на ковре.
— Представляешь, не взяли бы мы ментенка сегодня — был бы это наш будущий коллега, — покачал головой Асеев.
— Да уж. Не думаю, чтобы это был образец служебного рвения и чистоты, — кивнул я.
— А сколько их таких? Кто нам придет на смену, Терентий? Кто людей будет защищать? Такие вот твари?
— Ну почему. Есть же и нормальные ребята, — сказал я. — Вон у нас в отделе молодежь. На них можно положиться.
— Единицы, Терентий. Большинство просто не знает, зачем живет. Они другие.
— Другие, — согласился я. — А мы знаем, зачем живем?
— Я знаю, — уверенно произнес Асеев.
— И зачем?
— Чтобы не дать нам рухнуть в пропасть… Наш мир слишком хрупок.
— Тебе виднее, — хмыкнул я.
Уж действительно, кто, как не Асеев — специалист по хрупкости мира. Бывший офицер-ракетчик, десяток лет Просидевший на кнопке в ракетной шахте и знавший, что может прийти миг, когда движением руки он обрушит ядерную смерть на целый континент. Работенка — не приведи Господи. Еще если учесть, что время от времени там бывали тревоги, когда офицер не знал, что она учебная, и вынужден был на полном серьезе жать на кнопки, ощущая, что может быть сейчас ракеты противника уже взмыли из шахт и с ядерных лодок и устремились на русские города. Асеев рассказывал, что некоторые не выдерживали — у одних ехала крыша, другие отказывались выполнять приказ, и их вышибали безжалостно. Сам Асеев пережил не одну такую тревогу и вышел из них с честью и неповрежденной психикой. У большинства на этой службе появляется эмоциональная тупость. Асеев же стал философом. И он считает, что живет не просто так, что у него есть предназначение — хоть что-то сделать, чтобы удержать падение в пропасть. А как считаю я? Я не философ и служил не в ракетных войсках стратегического назначения, а в стройбате. Но… ОБНОН — это как противочумный отряд. Это не место для решивших удобно устроиться в жизни. Какого бы черта я делал на этой собачьей работе, если бы не считал так же, как Асеев?
— Ну что, прозвонились они там? — спросил я, поднимаясь. — Пошли глянем.
Ментенок все-таки дозвонился до барыги.
— Кукиш говорит, весов у него нет, — произнес ментенок, сжимая трубку.
— Героин вешать, — кивнул Асеев.
— Да. Весы электронные нужны. У него сломались. — Ментенок был взъерошенный, нахохлившийся.
— Вот, — Арнольд полез в сейф и извлек коробочку электронных весов, — мы их изъяли у азербайджанского барыги два месяца назад, к делу не приобщили, оставили в отделе как военную добычу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41