— Ворона, ты? — заорал Рок.
— Нет, — огласил кабинет женский голос.
— А это кто? — требовательным прокурорским тоном осведомился Рок.
— Оксана! — на том конце провода визжали.
— А чего орешь-то? Чего орешь, дура? Это Рок, понятно? Рок, говорю!
— И чего?! , — Ворону давай!
— Нет ее! — истерично завопили на том конце провода.
— А где она?
— Умерла!
— Шутим, — угрожающе произнес Рок.
— Я говорю — умерла! Почти умерла! Вон валяется! Дохнет!
— Ух ты, а «герыч»? — заволновался Рок. — Она мне должна была!
— Она умирает, понимаешь, козел?
— За козла ответишь… «Скорую» ей вызывай.
— Они ее не берут, — Оксана зарыдала. Явственно слышалось шмыганье носом. — Она умрет!
— Э, пусть скажет, где «гера», и потом откидывается.
— Ты чего? — прошептал я. — Скажи, что сейчас приедешь.
— Сейчас приеду, — пообещал Рок. — Откачаем Ворону. Не трясись, коза, все будет путем…
Мы с Асеевым остановились на лестнице между пятым и шестым этажами. А Рок поднялся на шестой и начал названивать без остановки в квартиру.
— Открывай, коза, серый волк пришел! — заорал он. Дверь медленно, со скрипом отворилась, будто открывавший ее был на последнем издыхании.
— Ну, че тут? — Рок ворвался в квартиру. Дверь прикрыли.
— Пошли, — кивнул я.
Мы по стеночке подобрались к девятнадцатой квартире.
Номерок был 61 — но не верь глазам своим. Просто «19» приколотили вверх ногами. Обитатели этой квартиры внимания на подобные мелочи сроду не обращали.
— Э, Ворона, вставай! — послышалось из-за двери. — Действительно хреново ей… Откачивать надо.
— У-у, — послышался вой скорее всего Оксаны, приятельницы хозяйки. Видимо, Воронова орать уже не могла.
— Откачаем… «Геру» давай, что Ворона обещала.
— Я не знаю где, — с вызовом, в котором легко читалась ложь, воскликнула Оксана.
— Все ты знаешь, овца! Все знаешь. Ну…
В квартире чем-то зашелестели, что-то ухнуло — будто мешок с потолка рухнул.
— На, — воскликнула Оксана. — Больше нет.
А нам больше и не надо. Сбытом считается и просто передача наркотика. Так что Оксану можно уже упекать. Я распахнул дверь и приветливо произнес:
— Привет, ласточка. Руки вверх. Отдел по наркотикам.
— У-у-й-а! — послышался утробный вой из глубины самого существа коренастой, белобрысой, прыщавой девахи. Она приткнулась спиной к стене, будто желая вдавиться в нее или в крайнем случае размазаться по ней.
— Да не надрывайся, — Асеев встряхнул Оксану. — Где Ворона?
— Та-ам, — она ткнула в сторону комнаты.
Ворона — гражданка Воронова Анастасия Даниловна — с момента прошлой встречи прилично изменилась. Была такая розовощекая пышечка. А теперь стала синещекой, и уже не пышечка. И кто ей даст восемнадцать лет?
Она лежала на диване и хрипела.
Асеев нагнулся над ней и осведомился:
— Перебрала?
— Ага, — закивала Оксана, размазывая ладонями по лицу струящиеся ручьями из глаз слезы.
— Героин?
— Ага.
— Ты какого черта врача не вызвала? — спросил я.
— Вызвала-а, — взвыла Оксана.
— И что?
— Бригада приехала-а… Настю осмотрели-и… Сто баксов запросили-и…
— И? — Где я им сто баксов возьму? — Ты так и сказала?
— Ага.
— А врачи?
— Обернулись и молча ушли.
— Помирать оставили?
— Ага-а.
— А клятва Гипократа? — спросил я.
— Чья клятва? — недоуменно посмотрела на меня Оксана, решив, что это какой-то модный прикол, которого она не знает.
— Тот же героин, что и с притона на Приморской? — обернулся Асеев ко мне.
— Черт знает, — пожал я плечами. — По-моему, просто передозировка. Когда она укололась? — спросил я Оксану.
— Как этот, — она кивнула на Рока, — позвонил. Она укололась. И отлетела.
— А ты не кололась?
— Нет. Я с утра уже ширнулась. Только сидела, воду хлебала. А Настя кольнулась, и я вижу — кончается.
— А чего трубку не брала? — осведомился Асеев.
— Телефон выключила.
— Почему?
— Звонков боялась.
— С чего это?
— Не знаю, — недоуменно протянула Оксана. Я присел рядом с Вороной. Веки ее подрагивали. Она хрипела. Я открыл папку, в которой имелся небольшой комплект лекарств на подобные случаи. Бывало, приходилось уже откачивать людей в таких ситуациях. Я вколол болезной содержимое одноразового шприца. Ох, наркоши, колятся ржавыми иглами, хватая гепатит и иммунодефицит. Пусть хоть от милиции культуру медицинского обслуживания увидят. Но все равно в больницу надо.
— Звони в «Скорую», — протянул я трубку.
— Не хочу! — взвизгнула Оксана. — Я боюсь.
— И их боишься?
— Всех боюсь! Боюсь! — заорала Оксана. Получила подзатыльник от Асеева и тут же пришла в себя.
— Звони, — велел я. Она набрала «03».
— «Скорая». У меня подруга умирает! Да сделайте что-то!
«Скорая» приехала через пятнадцать минут. Я стоял на лестничной площадке повыше и смотрел, как «синие халаты» — женщина лет тридцати, медсестра с чемоданами — прошествовали в квартиру. У подъезда застыла машина с красным крестом.
Мы снова по стеночке подобрались к квартире. Оставалось только приложить ухо к двери и слышать весь спектакль.
— Лекарства дорогие, сто долларов стоят, — слышался женский голос.
Да, похоже, такса у них одна у всех.
— Но нет денег! — это голос Оксаны.
— На нет и суда нет, — спокойный, уверенный голос женщины-врача.
Шаги приближаются к входной двери.
— Ладно! — кричит Оксана. — Я найду деньги.
— Так ищите.
— Вот… Последние…
Оксана врет. Это не ее последние деньги. Это мои последние деньги.
— Ладно, — меняет гнев на милость врач. «Скорая» начинает заниматься тем, чем и должна. Вороне вкатывают лекарства. Приводят в себя.
— Будем госпитализировать? — спрашивает врач.
— Ни в коем случае! — кричит Оксана.
— Как хотите.
Дверь открылась. Появилась врач. Я всплеснул руками и, искренне улыбнувшись, произнес:
— Ох, какие лица.
Звать ее Эмма, работает она на третьей подстанции. Мы с ней сталкивались, когда сажали Клистера — широко известного в наркоманском мире врача «Скорой». Те наркоманы, кому сильно хотелось обдолбаться, не выходя из берлоги, звонили по «03» и требовали прислать двадцать девятую машину. На вызов и приезжала передвижная наркотическая лавка. И сам лавочник — Клистер. У него всегда был широкий выбор наркотических веществ и сильнодействующих препаратов — тут тебе и тазепам, и эфедрин, и морфин, и даже героин. С этим джентльменским набором мы его взяли. А потом в шкафчике для его личных вещей на подстанции нашли немерено «дури». Эмма тогда работала с ним в одну смену на другой машине. Мы ее допрашивали в качестве свидетеля. Лицо мое она, похоже, хорошо запомнила. Потому что побледнела и стала такой, будто ее обработали отбеливателем «Ас».
— Эмма, я вас люблю. Я забыл это сказать вам в прошлый раз, — еще шире улыбнулся я.
— Что? Кто вы такие? — начала она валять дурака, пытаясь прорваться из квартиры, но габариты у меня достаточные, чтобы закупорить проход не хуже, чем пробка закупоривает горлышко бутылки от шампанского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41