— Ваши проблемы закончились. Все. И личные. И общественные. Все.
Понимаете?
— Чего вы от меня хотите? — спросил он.
— Попробуйте угадать. Это не очень трудно. Но требует другого взгляда на ситуацию.
— У меня нет ни денег, ни ценностей.
— Да ладно вам прибедняться! Как говорил в таких случаях один мой знакомый по кличке Артист: «Не верю».
— Это говорил не ваш знакомый бандит, а Константин Сергеевич Станиславский! Если вам что-нибудь напоминает это имя! — довольно нервно поправил меня Антонюк.
— Серьезно? Надо же. Вот засранец. А выдавал эти слова за свои. Буду знать.
Только он не бандит, он и в самом деле артист. С незаконченным театральным образованием. И мечтает сыграть Гамлета. Но вряд ли когда-нибудь сыграет.
Знаете, почему? Для него не существует вопроса: «Быть или не быть?» Он сначала стреляет, а потом начинает над этим раздумывать. Но недолго раздумывает. Нет, недолго.
Антонюк вынул из внутреннего кармана пиджака пачку баксов в банковской упаковке и бросил мне на колени.
— Пять тысяч. Берите и уходите.
— А говорили, что у вас денег нет. Или это для вас не деньги?
Он вытащил еще пачку.
— Десять. Забирайте и проваливайте. И забудьте обо мне.
— Не могу, — честно признался я. — Я обязан все время о вас помнить. За это мне заплатили. И гораздо больше.
— Пятьдесят! Вы получите пятьдесят тысяч долларов!
— Столько мне и заплатили.
— Значит, договорились?
— А мои обязательства? Исполнение договора в натуре. Так вроде пишут нынче в контрактах? Неустойка. Упущенная выгода. Да со мной ведь и контракт-то заключили не коммерческий. А такой, за неисполнение которого отвечают вовсе не бабками.
— А чем?
— Жизнью.
— Моей?
— Моей, Лев Анатольевич. Как, по-вашему, мне это надо?
Он помедлил и хмуро кивнул.
— Пойдемте!
И направился в кухню.
Я бросил баксы на стол и пошел следом. Антонюк вытащил из морозилки пластмассовый кювет с заиндевевшей клубникой, извлек из-под нее увесистый пакет в плотной обертке. Не говоря ни слова, перенес пакет в гостиную и положил на стол.
— Сто. Здесь ровно сто тысяч баксов. Этого, надеюсь, хватит?
— Ни хрена себе! — удивился я. — Они у вас что, скоропортящиеся?
— Больше у меня нет. Ни копейки. Остальное — в деле, в акциях.
— В каких?
— Какое ваше собачье дело? В акциях порта, верфи. Для вас может быть важно только одно: они неликвидны. Я не могу вынуть их и положить на стол! И уберите, наконец, свою пушку! Или хотя бы поставьте на предохранитель!
— Вы так хорошо разбираетесь в оружии? — удивился я. — Не ожидал. Вы правы. Это венгерский вариант ТТ. Он действительно с предохранителем. У обычных «тэтэшников» нет предохранителя. Не раз пытались приделать. Как правило, неудачно. Например, в китайской девятимиллиметровой модели «213». Потом научились. У венгров хорошо получилось. Китайцы в конце концов тоже справились.
У их «ТУ-90» вполне нормальный предохранитель. Почему убили Комарова?
— Откуда я, черт возьми, знаю?! Не в свое дело сунулся!
— В какое дело мог сунуться безобидный историк?
— История, мой молодой друг, не такая уж безобидная штука! Вы пришли рассказывать мне об оружии? Или слушать мою лекцию об истории?
— С интересом послушал бы.
— Хватит болтать! Берите доллары и исчезайте. Можете не проверять — банковская упаковка. Больше вы ничего не выжмете из меня, даже если разрежете на куски.
Обещаю, что о нашей встрече никто не узнает.
— Как же вы объясните исчезновение ста штук?
— Мне не нужно никому ничего объяснять. Это черный нал. Избирательный фонд.
— Надо же! Не из дешевых, оказывается, удовольствие!
— Вы и понятия не имеете, насколько не из дешевых! Знаете, сколько стоит минута эфира? А ролик?
— Нет. Сколько?
— А митинг? За один предмет требуют уже по двадцать баксов!
— За какой предмет? — не понял я.
— За любой! Знамя, лозунг, плакат.
— Сделать?
— Поносить! Просто в руках подержать! Каких-нибудь два часа! Совсем обнаглели!
Умело он затягивал разговор. Не пережимая. Не выходя из роли. Хорошо на меня реагируя. Опытный политик, если искусство политика заключается в умении быстро сориентироваться и выбрать верную тактику поведения. Должно быть, именно в этом оно и заключается. А в чем еще?
— Интересно с вами разговаривать, — сказал я. — Но времени больше нет. Минуты через три здесь будет СОБР. Или ОМОН. Они и так что-то задерживаются. А в другой раз. Лев Анатольевич, вы все-таки так не делайте. Бабки, конечно, большие, но жизнь дороже. Вы согласны со мной?
— Чего я не должен делать? — хмуро спросил он.
— То, что сделали, когда сунули руку в карман. Давать сигнал тревоги. Если за вами гонятся, сели на хвост вашей машине, лупят по колесам из «АКМов» — тогда да. А уж попали в такой расклад, лучше не дергаться. Представьте: ворвутся, пальба. Киллер вас не прикончит, так собровцы могут зацепить. Что там у вас в кармане? Фишка? Брелок? Покажите.
Он показал. Брелок. Новейшая разработка «Америкэн ВИП секьюрити». Сигнал поступает на милицейский пульт, компьютер выдает координаты объекта с точностью до метра. Для отлова угнанных машин подобная система уже довольно давно действует. А для особо важных персон только вводится. У нас, по крайней мере.
Сообразили наконец, что машина не дороже жизни. И до города К., выходит, дошло.
А что — богатых людей на душу населения здесь не меньше, чем в Москве. Или даже больше: граница, порт, импорт-экспорт, лимитед-интернейшнл.
Я посмотрел на часы.
— Даже странно. Где они застряли? Заправиться, не иначе, заехали.
В этот момент из-за окна донесся приглушенный стеклами вой милицейских сирен. Я выглянул. С шоссе к обкомовскому дому сворачивали две «Волги» с мигалками.
В густом тумане, среди дубов.
Фары, мигалки, сирены. Эффектное зрелище.
— Этот-то фейерверк зачем? — вырвалось у меня. — Можете мне объяснить?
— Нет, — ответил Антонюк. — А как нужно?
— Точно так же, только втихую. И без заезда на заправку. А где оцепление? В двух «Волгах» — максимум восемь оперативников. Если большое начальство не увязалось.
А чтобы такой дом оцепить, нужен взвод!
— Я смотрю, вы в этих делах хорошо разбираетесь, — заметил Антонюк.
— В этих делах я разбираюсь на уровне учебного спецкурса. Но по сравнению с вашими ментами я, судя по всему, академик. Пойдемте, Лев Анатольевич.
— Вы не берете деньги?
— Нет.
Тут он снова побледнел.
— Быстрей! — поторопил я и показал стволом «тэтэшника» на выход.
— Куда мы? Куда вы меня?
— Вы спросили, как я уйду после того, как вас прикончу. Сейчас покажу.
Внизу уже захлопали двери. Я вызвал лифт, втолкнул в кабину Антонюка и нажал кнопку верхнего, седьмого этажа. Они, конечно, ринутся по лестнице на своих двоих, но этажи в этом доме были высокие, не «хрущоба». Пять этажей — две с половиной минуты даже в хорошем темпе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Понимаете?
— Чего вы от меня хотите? — спросил он.
— Попробуйте угадать. Это не очень трудно. Но требует другого взгляда на ситуацию.
— У меня нет ни денег, ни ценностей.
— Да ладно вам прибедняться! Как говорил в таких случаях один мой знакомый по кличке Артист: «Не верю».
— Это говорил не ваш знакомый бандит, а Константин Сергеевич Станиславский! Если вам что-нибудь напоминает это имя! — довольно нервно поправил меня Антонюк.
— Серьезно? Надо же. Вот засранец. А выдавал эти слова за свои. Буду знать.
Только он не бандит, он и в самом деле артист. С незаконченным театральным образованием. И мечтает сыграть Гамлета. Но вряд ли когда-нибудь сыграет.
Знаете, почему? Для него не существует вопроса: «Быть или не быть?» Он сначала стреляет, а потом начинает над этим раздумывать. Но недолго раздумывает. Нет, недолго.
Антонюк вынул из внутреннего кармана пиджака пачку баксов в банковской упаковке и бросил мне на колени.
— Пять тысяч. Берите и уходите.
— А говорили, что у вас денег нет. Или это для вас не деньги?
Он вытащил еще пачку.
— Десять. Забирайте и проваливайте. И забудьте обо мне.
— Не могу, — честно признался я. — Я обязан все время о вас помнить. За это мне заплатили. И гораздо больше.
— Пятьдесят! Вы получите пятьдесят тысяч долларов!
— Столько мне и заплатили.
— Значит, договорились?
— А мои обязательства? Исполнение договора в натуре. Так вроде пишут нынче в контрактах? Неустойка. Упущенная выгода. Да со мной ведь и контракт-то заключили не коммерческий. А такой, за неисполнение которого отвечают вовсе не бабками.
— А чем?
— Жизнью.
— Моей?
— Моей, Лев Анатольевич. Как, по-вашему, мне это надо?
Он помедлил и хмуро кивнул.
— Пойдемте!
И направился в кухню.
Я бросил баксы на стол и пошел следом. Антонюк вытащил из морозилки пластмассовый кювет с заиндевевшей клубникой, извлек из-под нее увесистый пакет в плотной обертке. Не говоря ни слова, перенес пакет в гостиную и положил на стол.
— Сто. Здесь ровно сто тысяч баксов. Этого, надеюсь, хватит?
— Ни хрена себе! — удивился я. — Они у вас что, скоропортящиеся?
— Больше у меня нет. Ни копейки. Остальное — в деле, в акциях.
— В каких?
— Какое ваше собачье дело? В акциях порта, верфи. Для вас может быть важно только одно: они неликвидны. Я не могу вынуть их и положить на стол! И уберите, наконец, свою пушку! Или хотя бы поставьте на предохранитель!
— Вы так хорошо разбираетесь в оружии? — удивился я. — Не ожидал. Вы правы. Это венгерский вариант ТТ. Он действительно с предохранителем. У обычных «тэтэшников» нет предохранителя. Не раз пытались приделать. Как правило, неудачно. Например, в китайской девятимиллиметровой модели «213». Потом научились. У венгров хорошо получилось. Китайцы в конце концов тоже справились.
У их «ТУ-90» вполне нормальный предохранитель. Почему убили Комарова?
— Откуда я, черт возьми, знаю?! Не в свое дело сунулся!
— В какое дело мог сунуться безобидный историк?
— История, мой молодой друг, не такая уж безобидная штука! Вы пришли рассказывать мне об оружии? Или слушать мою лекцию об истории?
— С интересом послушал бы.
— Хватит болтать! Берите доллары и исчезайте. Можете не проверять — банковская упаковка. Больше вы ничего не выжмете из меня, даже если разрежете на куски.
Обещаю, что о нашей встрече никто не узнает.
— Как же вы объясните исчезновение ста штук?
— Мне не нужно никому ничего объяснять. Это черный нал. Избирательный фонд.
— Надо же! Не из дешевых, оказывается, удовольствие!
— Вы и понятия не имеете, насколько не из дешевых! Знаете, сколько стоит минута эфира? А ролик?
— Нет. Сколько?
— А митинг? За один предмет требуют уже по двадцать баксов!
— За какой предмет? — не понял я.
— За любой! Знамя, лозунг, плакат.
— Сделать?
— Поносить! Просто в руках подержать! Каких-нибудь два часа! Совсем обнаглели!
Умело он затягивал разговор. Не пережимая. Не выходя из роли. Хорошо на меня реагируя. Опытный политик, если искусство политика заключается в умении быстро сориентироваться и выбрать верную тактику поведения. Должно быть, именно в этом оно и заключается. А в чем еще?
— Интересно с вами разговаривать, — сказал я. — Но времени больше нет. Минуты через три здесь будет СОБР. Или ОМОН. Они и так что-то задерживаются. А в другой раз. Лев Анатольевич, вы все-таки так не делайте. Бабки, конечно, большие, но жизнь дороже. Вы согласны со мной?
— Чего я не должен делать? — хмуро спросил он.
— То, что сделали, когда сунули руку в карман. Давать сигнал тревоги. Если за вами гонятся, сели на хвост вашей машине, лупят по колесам из «АКМов» — тогда да. А уж попали в такой расклад, лучше не дергаться. Представьте: ворвутся, пальба. Киллер вас не прикончит, так собровцы могут зацепить. Что там у вас в кармане? Фишка? Брелок? Покажите.
Он показал. Брелок. Новейшая разработка «Америкэн ВИП секьюрити». Сигнал поступает на милицейский пульт, компьютер выдает координаты объекта с точностью до метра. Для отлова угнанных машин подобная система уже довольно давно действует. А для особо важных персон только вводится. У нас, по крайней мере.
Сообразили наконец, что машина не дороже жизни. И до города К., выходит, дошло.
А что — богатых людей на душу населения здесь не меньше, чем в Москве. Или даже больше: граница, порт, импорт-экспорт, лимитед-интернейшнл.
Я посмотрел на часы.
— Даже странно. Где они застряли? Заправиться, не иначе, заехали.
В этот момент из-за окна донесся приглушенный стеклами вой милицейских сирен. Я выглянул. С шоссе к обкомовскому дому сворачивали две «Волги» с мигалками.
В густом тумане, среди дубов.
Фары, мигалки, сирены. Эффектное зрелище.
— Этот-то фейерверк зачем? — вырвалось у меня. — Можете мне объяснить?
— Нет, — ответил Антонюк. — А как нужно?
— Точно так же, только втихую. И без заезда на заправку. А где оцепление? В двух «Волгах» — максимум восемь оперативников. Если большое начальство не увязалось.
А чтобы такой дом оцепить, нужен взвод!
— Я смотрю, вы в этих делах хорошо разбираетесь, — заметил Антонюк.
— В этих делах я разбираюсь на уровне учебного спецкурса. Но по сравнению с вашими ментами я, судя по всему, академик. Пойдемте, Лев Анатольевич.
— Вы не берете деньги?
— Нет.
Тут он снова побледнел.
— Быстрей! — поторопил я и показал стволом «тэтэшника» на выход.
— Куда мы? Куда вы меня?
— Вы спросили, как я уйду после того, как вас прикончу. Сейчас покажу.
Внизу уже захлопали двери. Я вызвал лифт, втолкнул в кабину Антонюка и нажал кнопку верхнего, седьмого этажа. Они, конечно, ринутся по лестнице на своих двоих, но этажи в этом доме были высокие, не «хрущоба». Пять этажей — две с половиной минуты даже в хорошем темпе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96