Он и от своих подчиненных всегда требовал предельной честности, и сам был честен с начальством. Это было заложено в самом понятии флотской чести, которая была для капитана второго ранга Егорова самой высокой, самой емкой нравственной категорией.
Профессор слушал, не перебивая и не уточняя деталей. Просто сидел, как старый гриф на скале, и слушал. И лишь когда подполковник закончил доклад, произнес:
— Вы правильно сделали, что прилетели и доложили. Это был трудный выбор?
— Не слишком, — ответил Егоров. — В операции появились проблемы, которые я не имел права решать. Операция не того масштаба, чтобы я мог принимать окончательные решения. Поэтому я и прилетел.
— Как я понимаю, от нашего первоначального плана не осталось ничего?
— Почти ничего, — согласился Егоров. — Кроме общей идеи. Все карты перемешаны, и я уже не очень понимаю, какая идет игра и по каким правилам.
— И сделал все это наш фигурант Пастухов.
— Так точно, — подтвердил Егоров, хотя в тоне Профессора не было никакого вопроса.
— Значит, вы были правы, когда сомневались, нужно ли его задействовать. Я не прислушался. А зря. Но ничего страшного, подполковник. Ничего страшного. Вы сами прекрасно знаете, что ни одна операция не идет по заранее намеченному плану.
Всегда что-нибудь мешает. Всегда что-нибудь не так. И самое глупое — это переть быком в намеченном направлении. Наша задача — достичь конечной цели. А как мы будем менять свою тактику по ходу дела — это никого не интересует. Давайте отсюда и танцевать. Меня волнуют три аспекта. Первый. Как Пастухов узнал, кто я такой.
— Не могу знать, — по-военному ответил Егоров. — Не от меня. И не от моих людей.
Я сам не знал, кто вы. Верней, знал, но очень немногое. Необходимый минимум. А мои люди о вас понятия не имеют. Они вообще не знают, что вы существуете.
— У меня и мысли не было вас обвинять. В разговоре с этим Кэпом Пастухов сказал, что меня знают человек десять у нас в стране и человека два-три в ЦРУ. Я правильно вас понял?
— Так точно.
Профессор поморщился:
— Оставьте вы эти «так точно» и «не могу знать». Вы же не с адмиралом разговариваете, а с человеком, можно сказать, вполне штатским. Насчет Лэнгли он, возможно, прав. Человека два-три там меня знают. И то больше догадываются, чем знают.
— Пастухов не может быть человеком ЦРУ. Не та биография, не та психофизика, все не то. Даже методы его действий чисто русские.
— Согласен, — кивнул Профессор. — Именно потому, в частности, что он знает обо мне больше, чем ЦРУ. Насчет того, что у нас в стране меня знает не больше десяти человек, — тут, я думаю, Пастухов или ошибся или соврал намеренно. Меня знают человек двадцать. И я знаю всех, кто меня знает. Информация обо мне к Пастухову могла уйти только от них. И у меня есть возможность проверить, от кого именно. Я это сделаю. Так что этот аспект проблемы, будем считать, закрыт. Он бы и не имел решающего значения, если бы Пастухов не поделился этими знаниями с Кэпом. При этом вполне отдавая себе отчет, что разговор прослушивается вами или вашими людьми. Он не сомневался, что после этого вы уничтожите и Кэпа и его охрану?
— Он был в этом уверен на все сто. Он сам мне об этом сказал.
Профессор покачал своей голой головой старого грифа.
— Остроумное решение. Интересный парень. Досадно, что мы вынуждены использовать его в этой роли. Как он воспринял ваше решение не спешить с определением участи Кэпа?
— Попытался давить.
— Как?
— Намекнул, что для меня лучше сначала закончить всю операцию, а потом докладывать о ее ходе. И о том, что я могу оказаться где-нибудь в дальневосточном морском дивизионе.
Профессор засмеялся:
— Не дурак. Очень не дурак. Его ошибка в том, что он не знает истинных масштабов операции.
— Об этом я ему и сказал, — проговорил Егоров.
— А вы их знаете?
— В полном объеме — нет. Поэтому и прилетел к вам с этим докладом.
— Давайте сначала решим первую проблему, а потом займемся другими, — предложил Профессор. — Кэп. Никаких акций. Немедленно освободить и предоставить возможность действовать по его собственному усмотрению. Извиняться не обязательно.
— Но он уже знает, кто вы, — предупредил Егоров. — И что вы руководите всей операцией.
Профессор отмахнулся:
— Не имеет значения. Об этом он будет молчать, как мертвый. И сам найдет способ заставить молчать своих охранников. К сожалению, он нам нужен. Вы понимаете, почему я говорю «к сожалению»?
— Да, понимаю, — подтвердил Егоров.
— Грязное дело. — Профессор поморщился. — Но мы вынуждены работать с тем материалом, который у нас есть. Это не доставляет удовольствия ни вам, ни мне.
Но кто-то должен делать это дело. Выпало нам. Примем это с достойным смирением.
Профессор вызвал, из приемной помощника и приказал связать Егорова с его людьми в городе К.
Через три минуты в трубке раздался голос капитана-лейтенанта Козлова:
— Слушаю, шеф. У нас полный порядок, объекты на месте.
— Можете говорить открытым текстом, линия защищена, — подсказал Профессор.
— Всех освободить, — приказал Егоров. — Проводить до их «линкольна», и пусть валят на все четыре. Извиняться за причиненные неудобства не нужно.
— Это приказ? — уточнил Козлов.
— Правильно понял.
— Ну, хоть за то, что не нужно извиняться, спасибо. А морду напоследок набить нельзя?
— Раньше нужно было, — буркнул Егоров. — Пастухов?
— Всю ночь был в номере, сейчас тоже. Спит. Машина его на месте, на стоянке.
Никого постороннего в номере не было, ни с кем по телефону не говорил. Данные наружного наблюдения подтверждены с базы телеметристами. Так что никаких сомнений.
— Все, до связи, — проговорил Егоров и отключил селектор.
— Продолжим, — предложил Профессор. — Салахов. Что же все-таки с ним случилось?
— Второй день ломаю над этим голову и не могу понять, — признался Егоров. — Был найден мертвым в редакторской комнате телецентра. Сломана шея. По заключению судмедэксперта, очень необычным и профессиональным приемом. Смерть наступила мгновенно. Ориентировочно между семнадцатью и семнадцатью сорока. Минут без пяти семнадцать ведущий Чемоданов вышел из редакторской и направился к проходной, чтобы встретить Мазура. Он опаздывал на передачу в прямом эфире. Передача началась в семнадцать двадцать и закончилась в семнадцать сорок одну. Вместе с Мазуром он пришел из студии в редакторскую, и тут все и обнаружилось.
— Подробнее. Что? — уточнил Профессор.
— Я не был на осмотре места происшествия с оперативниками. Это привлекло бы ко мне ненужное внимание. Но позже ознакомился и с местом происшествия, и со всеми материалами уголовного розыска. Оперативники в полном недоумении. В полу обнаружено восемь отверстий от пистолетных пуль калибра 9 миллиметров, найдено столько же гильз, плюс пустая обойма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96