Отдельные удары слились в ровный гул, который вдруг резко оборвался оглушительной тишиной, когда конная группа, ворвавшаяся на площадь, остановилась как вкопанная, раздирая губы взмыленных лошадей жестокими мексиканскими удилами.
Нескончаемую минуту длилась тишина, не нарушаемая ничем кроме тихого позвякивания сбруи да хрипения загнанных лошадей. Зловещие фигуры всадников были неподвижны, их сомбреро надвинуты низко на глаза, а подбородки прикрыты полами черных плащей.
Над толпой трепещущих пеонов вознесся вздох, как будто все они выдохнули по сигналу, а затем можно было слышать только нервное шарканье множества ног.
А всадники все молчали, как каменные. Хэтфилду их замысел был предельно ясен: жуткий свет луны внушающий суеверный страх, дрожащие тени испуганных людей, группа всадников — зловещая, неподвижная — все это должно было вселять ужас в души пеонов и парализовать их рассудок, ибо несмотря на примесь испанской крови, они, по сути, оставались индейцами, со всеми присущими индейцам суевериями и безотчетным страхом перед неведомым. Смуглолицые жители прибрежных поселков не страдали недостатком физического мужества, они умели со стоическим безразличием смотреть в глаза смерти, без слова жалобы переносить ужасную боль. Но сейчас они столкнулись с чем-то таким, чего не могли понять, а потому — боялись. Сила их духа была подорвана, как и способность сопротивляться…
Раздался голос, резкий, властный, говоривший по-испански.
— Алькальд! Пусть выйдет алькальд!
Дрожащий мэр вышел вперед, шаркая ногами и с опаской поглядывал в сторону говорящего. Взгляд Хэтфилда тоже был обращен на всадника, который восседал на своем коне впереди остальных. Одинокий Волк всмотрелся — и глаза его расширились, челюсти сжались. а на скулах заиграли желваки. Он не мог поверить своим глазам: казалось, у этого человека нет лица! Нет лица в истинном значении этого слова. То, что можно было разглядеть между полями низко надвинутой шляпы и пышным платком на шее, не имело черт, это пространство было как-то стерто и размазано. На нем только пылали глубоко посаженные глаза. В этот момент много бы дал Хэтфилд за один луч солнечного света!
Человек без лица заговорил вновь громким звенящим голосом.
— Нужно десять человек, — сказал он, — десять мужчин для работы за хорошую плату. Хозяин приказал.
Старый алькальд наклонил свою седую голову, затем резко вскинул ее.
— Сеньор, — возразил он, — негоже нашим парням ездить туда, на север. Тот, кто оттуда вернулся, уже не живет…
Предводитель всадников ничего не сказал. Поднял руку — раздался щелчок, и длинная плеть рассекла лицо старика, которое обагрилось кровью. И тогда вперед вышел Джим Хэтфилд. Он отодвинул плечом ошеломленного мэра и повернулся к всадникам. Раздался его голос, в котором тяжело зазвенел металл:
— Слазьте с лошадей и становитесь здесь, вы все! Именем штата Техас вы арестованы!
Всадники не могли разглядеть его лица, но в слабом свете луны на груди у него сияла серебряная звезда рейнджера, а голос звучал властно. В течение минуты не было слышно ни звука. А затем Хэтфилд заметил отблеск металла в чьих-то руках, и реакция его была молниеносной.
Он пристрелил того, кто выхватил оружие, прежде, чем тот успел нажать на спусковой крючок.
Убитый рухнул на землю, и в тот же миг раздался грохот множества выстрелов. Длинные «Кольты» Хэтфилда изрыгали пламя. В темной массе всадников ответные выстрелы сверкали, как молнии по краям грозовой тучи.
Пеоны в ужасе бросились врассыпную. Только старый Мануэль Карданас вытащил из-под полы своего плаща допотопный седельный пистолет, и тот грохотал до тех пор, пока вдруг затвор не звякнул по пробитому капсюлю — осечка! От страшного толчка в грудь Хэтфилд откинулся назад, но устоял на ногах.
Прошли три долгих мгновения — и бой был окончен. Всадники, нахлестывая обезумевших лошадей, спешно покидали поле ночного сражения. Шестеро из них неподвижно лежали в пыли. Седьмой откинулся навзничь в своем седле, когда вдогонку бегущим просвистела последняя пуля, выпущенная Одиноким Волком.
Лицо Хэтфилда стало пепельно-серым и застыло, как каменное, кровь текла изо рта и пульсирующей струйкой била из маленькой синеватой ранки на груди, слева. Негнущимися ногами он сделал несколько шагов и остановился возле неподвижного тела, вглядываясь в искаженное лицо одного из убитых.
Невидящий взгляд широко раскрытых глаз бандита был устремлен в небо, залитое лунным светом. Было в этом мертвом лице нечто такое, чего менее наблюдательный человек мог бы и не заметить, если к тому же внимание его притуплено болью. Но от Хэтфилда это нечто не ускользнуло, и глаза его сузились. Какую-то минуту он вглядывался, не веря своим глазам и неспеша убирая свои разряженные «Кольты» в кобуры. Потом его крупная фигура покачнулась и рухнула в пыль рядом с убитым.
Мануэль оставил попытки перезарядить свое неуклюжее оружие и, спотыкаясь, бросился к Хэтфилду.
Стремглав примчалась Роза, за ней подошли другие. Мануэль торопливо осмотрел раненого. Через минуту появился доктор. Над обнаженным торсом рейнджера взгляды доктора и Мануэля встретились. Старик печально покачал головой.
— Не выживет.
Доктор кивнул, нехотя соглашаясь. Красивые губы Розы сжались, черные глаза вспыхнули гневом.
— Он будет жить! — воскликнула она. — Помогите же мне, растяпы! Вы то же самое говорили и раньше, — о других, а они и по сей день живы-здоровы!
Хэтфилда отнесли в дом и уложили на кушетку. Настоем трав, известных только индейским женщинам, юная мексиканка омыла его рану, умело перевязала его — и сильнейшее кровотечение прекратилось. В предрассветных сумерках рейнджер лежал неподвижный и белый, как мел, но все-таки дышал, хотя так слабо, что было почти невозможно заметить как поднимается и опускается его широкая грудь. Роза и отец вопросительно смотрели друг на друга. Наконец девушка заговорила:
— Есть только одна надежда, падре, — сказала она.
Старый Мануэль понимающе кивнул.
— Да. Это сеньор Пейдж.
На лице девушки с запавшими от волнения и усталости глазами отразилось сомнение.
— Ты думаешь, он согласится помочь? Этот человек — не нашей крови.
— Я попытаюсь его уговорить — ничего лучшего не придумаешь, — ответил Мануэль. — Приготовь поесть, а я оседлаю лошадь…
Двигаясь на северо-восток, старый Мануэль направлялся в сторону большого ранчо под названием «Плюс П», владельцем которого был человек с Востока по имени Нельсон Пейдж. Он купил эту землю и поселился тут всего года два назад.
Пейдж был затворником, из дому почти не показывался. Соседи его уважали, хоть он был не слишком разговорчив и они мало что знали о нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Нескончаемую минуту длилась тишина, не нарушаемая ничем кроме тихого позвякивания сбруи да хрипения загнанных лошадей. Зловещие фигуры всадников были неподвижны, их сомбреро надвинуты низко на глаза, а подбородки прикрыты полами черных плащей.
Над толпой трепещущих пеонов вознесся вздох, как будто все они выдохнули по сигналу, а затем можно было слышать только нервное шарканье множества ног.
А всадники все молчали, как каменные. Хэтфилду их замысел был предельно ясен: жуткий свет луны внушающий суеверный страх, дрожащие тени испуганных людей, группа всадников — зловещая, неподвижная — все это должно было вселять ужас в души пеонов и парализовать их рассудок, ибо несмотря на примесь испанской крови, они, по сути, оставались индейцами, со всеми присущими индейцам суевериями и безотчетным страхом перед неведомым. Смуглолицые жители прибрежных поселков не страдали недостатком физического мужества, они умели со стоическим безразличием смотреть в глаза смерти, без слова жалобы переносить ужасную боль. Но сейчас они столкнулись с чем-то таким, чего не могли понять, а потому — боялись. Сила их духа была подорвана, как и способность сопротивляться…
Раздался голос, резкий, властный, говоривший по-испански.
— Алькальд! Пусть выйдет алькальд!
Дрожащий мэр вышел вперед, шаркая ногами и с опаской поглядывал в сторону говорящего. Взгляд Хэтфилда тоже был обращен на всадника, который восседал на своем коне впереди остальных. Одинокий Волк всмотрелся — и глаза его расширились, челюсти сжались. а на скулах заиграли желваки. Он не мог поверить своим глазам: казалось, у этого человека нет лица! Нет лица в истинном значении этого слова. То, что можно было разглядеть между полями низко надвинутой шляпы и пышным платком на шее, не имело черт, это пространство было как-то стерто и размазано. На нем только пылали глубоко посаженные глаза. В этот момент много бы дал Хэтфилд за один луч солнечного света!
Человек без лица заговорил вновь громким звенящим голосом.
— Нужно десять человек, — сказал он, — десять мужчин для работы за хорошую плату. Хозяин приказал.
Старый алькальд наклонил свою седую голову, затем резко вскинул ее.
— Сеньор, — возразил он, — негоже нашим парням ездить туда, на север. Тот, кто оттуда вернулся, уже не живет…
Предводитель всадников ничего не сказал. Поднял руку — раздался щелчок, и длинная плеть рассекла лицо старика, которое обагрилось кровью. И тогда вперед вышел Джим Хэтфилд. Он отодвинул плечом ошеломленного мэра и повернулся к всадникам. Раздался его голос, в котором тяжело зазвенел металл:
— Слазьте с лошадей и становитесь здесь, вы все! Именем штата Техас вы арестованы!
Всадники не могли разглядеть его лица, но в слабом свете луны на груди у него сияла серебряная звезда рейнджера, а голос звучал властно. В течение минуты не было слышно ни звука. А затем Хэтфилд заметил отблеск металла в чьих-то руках, и реакция его была молниеносной.
Он пристрелил того, кто выхватил оружие, прежде, чем тот успел нажать на спусковой крючок.
Убитый рухнул на землю, и в тот же миг раздался грохот множества выстрелов. Длинные «Кольты» Хэтфилда изрыгали пламя. В темной массе всадников ответные выстрелы сверкали, как молнии по краям грозовой тучи.
Пеоны в ужасе бросились врассыпную. Только старый Мануэль Карданас вытащил из-под полы своего плаща допотопный седельный пистолет, и тот грохотал до тех пор, пока вдруг затвор не звякнул по пробитому капсюлю — осечка! От страшного толчка в грудь Хэтфилд откинулся назад, но устоял на ногах.
Прошли три долгих мгновения — и бой был окончен. Всадники, нахлестывая обезумевших лошадей, спешно покидали поле ночного сражения. Шестеро из них неподвижно лежали в пыли. Седьмой откинулся навзничь в своем седле, когда вдогонку бегущим просвистела последняя пуля, выпущенная Одиноким Волком.
Лицо Хэтфилда стало пепельно-серым и застыло, как каменное, кровь текла изо рта и пульсирующей струйкой била из маленькой синеватой ранки на груди, слева. Негнущимися ногами он сделал несколько шагов и остановился возле неподвижного тела, вглядываясь в искаженное лицо одного из убитых.
Невидящий взгляд широко раскрытых глаз бандита был устремлен в небо, залитое лунным светом. Было в этом мертвом лице нечто такое, чего менее наблюдательный человек мог бы и не заметить, если к тому же внимание его притуплено болью. Но от Хэтфилда это нечто не ускользнуло, и глаза его сузились. Какую-то минуту он вглядывался, не веря своим глазам и неспеша убирая свои разряженные «Кольты» в кобуры. Потом его крупная фигура покачнулась и рухнула в пыль рядом с убитым.
Мануэль оставил попытки перезарядить свое неуклюжее оружие и, спотыкаясь, бросился к Хэтфилду.
Стремглав примчалась Роза, за ней подошли другие. Мануэль торопливо осмотрел раненого. Через минуту появился доктор. Над обнаженным торсом рейнджера взгляды доктора и Мануэля встретились. Старик печально покачал головой.
— Не выживет.
Доктор кивнул, нехотя соглашаясь. Красивые губы Розы сжались, черные глаза вспыхнули гневом.
— Он будет жить! — воскликнула она. — Помогите же мне, растяпы! Вы то же самое говорили и раньше, — о других, а они и по сей день живы-здоровы!
Хэтфилда отнесли в дом и уложили на кушетку. Настоем трав, известных только индейским женщинам, юная мексиканка омыла его рану, умело перевязала его — и сильнейшее кровотечение прекратилось. В предрассветных сумерках рейнджер лежал неподвижный и белый, как мел, но все-таки дышал, хотя так слабо, что было почти невозможно заметить как поднимается и опускается его широкая грудь. Роза и отец вопросительно смотрели друг на друга. Наконец девушка заговорила:
— Есть только одна надежда, падре, — сказала она.
Старый Мануэль понимающе кивнул.
— Да. Это сеньор Пейдж.
На лице девушки с запавшими от волнения и усталости глазами отразилось сомнение.
— Ты думаешь, он согласится помочь? Этот человек — не нашей крови.
— Я попытаюсь его уговорить — ничего лучшего не придумаешь, — ответил Мануэль. — Приготовь поесть, а я оседлаю лошадь…
Двигаясь на северо-восток, старый Мануэль направлялся в сторону большого ранчо под названием «Плюс П», владельцем которого был человек с Востока по имени Нельсон Пейдж. Он купил эту землю и поселился тут всего года два назад.
Пейдж был затворником, из дому почти не показывался. Соседи его уважали, хоть он был не слишком разговорчив и они мало что знали о нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37